Мужчина снял легкую шляпу и смотрел на Йосипа. Его тонкие губы дрожали.

— Jako mi je žao, — вымолвил он.

«Мне очень жаль». Наверное, нашли эту фразу в разговорнике.

Йосип не отвечал еще и потому, что сливовица ударила ему в голову.

Со слезами в голубых глазах немец объяснял что-то непонятное. Он бросил замутненный, но строгий взгляд на женщину, которая хотя бы говорила четко. Ситуация стала проясняться, когда мужчина протянул конверт. Открытый конверт, а внутри толстая пачка купюр.

— Bitte nehmen Sie es an, — попросила женщина. — Es würde uns sehr viel bedeuten.[19]

Опершись на дверной косяк, Йосип замешкался, с трудом справляясь с противоречивыми эмоциями.

— Erich hat eine gute Rente, — настаивала женщина. — Bitte.[20]

Он взял конверт, кивнул и сказал по-хорватски: «Разве что на этот раз». Странный ответ, но он и не надеялся, что они поймут.

Йосип взял под козырек, хотя фуражка осталась на столе, и быстро закрыл дверь киоска, не дослушав слова благодарности.

В конце концов «мерседес» уехал, плавно нырнув в пятнистую тень платанов, словно леопард.

Только тогда Йосип извлек из конверта купюры. Пенсия у Эриха и правда оказалась солидная — внутри оказалось больше десяти тысяч динаров.

Андрей красовался со своей левреткой. Он купил нарядный узкий ошейник из красной кожи, чтобы тот выделялся на белой шерсти. Лайка спала в бельевой корзине на подстилке. А спала она почти всегда, но стоило только Андрею шевельнуться или заговорить, как собака открывала глаза. У нее были круглые печальные глаза, она смотрела на хозяина взглядом терминальной пациентки, удивленной, что кто-то о ней заботится. Скоро стало ясно, что Лайка в полном порядке. В первый раз Андрей спустил ее с поводка на узком пляже под бульварной стеной, но она стояла рядом и дрожала. Если Лайка не спала, она дрожала. Часто даже во сне. Андрей подбадривал ее жестами и звуками, но псина продолжала семенить у его ног, выгнув спину. Они были странной парочкой — мужчина ростом более двух метров и маленький уиппет. Андрей наклонился и поднял с земли первое, что попалось под руку, — полоску высохших морских водорослей. Лайка так быстро сорвалась с места, что промчалась под летящей в воздухе травой еще до того, как та приземлилась. Дети на бульваре захлопали и за кричали от восторга.

— Мяч есть? — крикнул он.

Маленькая девочка подняла вверх оранжевый мяч.

Андрей засунул палец за ошейник и объяснил, что делать; дети побежали вдоль пальм и через сто с лишним метров остановились.

— Давай! — взревел Андрей, махнув рукой.

Дети бросили оранжевый мяч на пляж, и в тот же самый момент он спустил Лайку. Та белой стрелой бросилась к мячу. Андрей неспешно потрусил за ней.

— Вот это да! — ликовал мальчишка. — Какая быстрая! А это настоящая гончая, господин?

— Конечно, — запыхавшись, ответил Андрей и погладил Лайку по узкой морде. — Настоящая английская гончая. Я ее в Лондоне купил.

— А лошадь она обгонит? — поинтересовалась девочка.

— Да, легко.

— А машину?

— Сама подумай — самая быстрая собака в мире.

— И поезд?

Андрей не ответил. Он взял собаку за уши и повернул мордой в сторону пеликанов, толпившихся вдали у кромки воды.

— Видишь вон тех тварей, девочка? Видишь этих уродливых розовых тварей? — Он двигал ее шелковистыми ушами туда-сюда, будто крыльями. — Разгони их! Фас!

Лайка помчалась по пляжу и набрала максимальную скорость еще до того, как пеликаны заметили ее появление и стали вперевалочку разбегаться, так же неуклюже и вальяжно, как приближающийся Андрей. Пеликаны расправили крылья и поднялись в воздух, пока Лайка, расставив лапы и выгнув спину, лаяла им вслед, что, казалось, стоило ей огромных усилий — каждый раз, когда собака отважно тявкала, ее тело так содрогалось, что она едва не падала.

— Молодец, девочка, — похвалил Андрей, тяжело дыша.

Лайка смотрела на него круглыми глазами, не понимая, почему было сразу не сказать, что от нее требуется всего лишь очень быстро бегать.

Словно массивные летающие корабли, пеликаны сделали круг и всей стаей приземлились на пляж на достаточно безопасном расстоянии, откуда продолжали следить за чудаковатым прохожим и его собакой.

По дороге домой Лайка бегала широкими кругами и вилась восьмерками. Он купил ей банку лосося.

Йосип положил три тысячи динаров под бетонный блок и оставил записку, что этот раз точно последний и что ему нужны негативы. Остальные деньги Эриха ушли исключительно на приятные покупки. Он пригласил Яну прогуляться и подарил ей золотой браслет. Купил новый пазл для дочки с собором Святого Петра в Риме. Себе он хотел купить электронные часы, но в итоге раздумал и решил сделать подарок жене.

Уже много лет они не дарили друг другу подарков, поэтому Катарина считала, что она единственная в семье, у кого бывают дни рождения.

Йосип купил жене цветной телевизор, и она схватила его прямо вместе с коробкой и отнесла к себе в спальню.

— Может, подключить? — предложил Йосип. — Там комнатная антенна.

Она пробуравила его взглядом монгольской царицы, только что раскрывшей заговор против себя, и захлопнула дверь.

Катарина, пуская слюни, вывалила тысячу деталей пазла с собором Святого Петра на ковер и позвала:

— Скорее, папа!

Андрей проигрался за пару часов, и все из-за одной опрометчивой ставки — в какой-то момент перед ним лежало фишек на целых десять тысяч динаров. Еще немного, и он станет очень хорошим игроком, а значит, заслуживает второй попытки. Подождать месяц-другой, и опять за деньгами к Тудману. А потом оставить его в покое. Андрей даже подумывал, не поделиться ли выигрышем, если получится сорвать в казино крупный куш. Тогда вместе с негативами и последними снимками он вручит своей жертве сумму, которая все загладит. «Ваш неизвестный друг» — подпишется он. Но сперва нужно раздобыть еще пару тысяч динаров.

Андрей ощущал прилив сил, потому что ему везло. Профсоюз работников почты предложил ему неоплачиваемую, но все же почетную должность. К тому же удавалось неплохо навариться, вскрывая конверты. Вел он себя, конечно, осмотрительно: письма от соотечественников, уехавших на заработки в Германию, не трогал, заказные письма и вовсе были табу, но если какой-то заграничной бабушке по глупости и жадности приходило в голову положить в конверт деньги на вожделенный именинный подарок внучке, а сам конверт отправить без уведомления, то это законная добыча. Никто не докажет, что исчезнувшее письмо когда-то прошло через его руки.

Лайка лежала в своей корзинке, а ее хозяин за кухонным столом сортировал почту, воображая себя вождем, мимо которого проносят дань покоренных народов. Именно он, Андрей, решал, кто получит причитающееся, а кто нет. Наиболее беспощаден он был с письмами для постояльцев гостиницы «Эспланада». Их он часто выбрасывал, особенно если не понимал язык. Ему казалось, что это даже патриотично.

Наступил ноябрь, пеликаны улетели. Очень уж они разборчивые — мест потеплее хоть отбавляй, но более красивое и приятное пристанище, чем их городок, отыскать сложно. Дни не такие жаркие, как летом, по ночам свежо, но еще не слишком холодно. Городок грациозно лежал в бухте, наслаждаясь собственной неувядающей красотой и наблюдая за прибывающими и уходящими в синее море рыбацкими лодками и моторными яхтами, будто старая дама, некогда вальсировавшая с юным кайзером Францем Иосифом, а теперь сидевшая на обочине танцплощадки, где кружились молодые парочки. Иностранные туристы в это время года почти не приезжали, что было даже приятно — не приходилось делить родные места с чужаками. Теперь в Старый город по вечерам стягивалась молодежь из бетонных новостроек. Они приезжали на трескучих мопедах в поисках развлечений, недоступных в их районе: только здесь были кафе, гриль-бар и даже павильон с игровыми автоматами. В Белграде недавно открылся первый в коммунистической стране «Макдоналдс», но до столицы слишком далеко.