На въезде стояли белые колонны с орлами, зажавшими в когтях пустые гербовые щиты.

Марио водил большую «Шевроле-Импала» — флагман фирмы «Авис», но на кольце перед домом ее не оказалось.

Рукавом своей лучшей рубашки Андрей стер пот с верхней губы и направился к входу с подарком для Марио. Он решил подарить шесть мини-бутылочек односолодового виски из магазина «Такс-фри», которые хранил уже много лет, так как сам не пил. Такой презент показался ему довольно элегантным. Он позвонил в дверь, внутри раздалась электронная версия песни «Счастливые дни снова настали», но никто не открыл.

По белому гравию к дому подъехал на велосипеде почтальон в форме. Он был высокий и сидел очень ровно — у Андрея даже на секунду возникла странная иллюзия, что он видит самого себя. И велосипед такой же высокий и тяжелый, как у него до аварии.

Почтальон, плавно объехал маленький круговой перекресток, слез с велосипеда и поставил его на подножку. Это был совсем молодой парень в очках и при ближайшем рассмотрении — на голову ниже Андрея.

— Они в отпуске, — сообщил юноша.

Он поднял крышку почтового ящика указательным пальцем, а письмо, которое держал большим, средним и безымянным, бросил внутрь с тем ловким поворотом, какой всегда делал сам Андрей. Квалифицированный коллега.

Увидев повязку на голове Андрея, он сказал:

— Но… я же вас знаю! Вы господин Рубинич! Андрей пожал вытянутую руку и спросил с недоверием:

— Вы что, теперь работаете вместо меня?

— Нет, что вы, господин Рубинич, я только замещаю вас, пока вы не поправитесь. Большая честь. Я даже вам домой письмо доставил!

В письме печатными буквами на тонком листе бумаги значилось:

АНДРЕЙ РУБИНИЧ, ТВОИ МАХИНАЦИИ ВСКРЫЛИСЬ. ДАБЫ ИЗБЕЖАТЬ ОБВИНЕНИЯ, ПУБЛИЧНОГО ПОЗОРА И УВОЛЬНЕНИЯ С ГОСУДАРСТВЕННОЙ СЛУЖБЫ, ТЕБЕ СЛЕДУЕТ ВПРЕДЬ 15-ГО ЧИСЛА КАЖДОГО МЕСЯЦА И ДО СПЕЦИАЛЬНОГО УКАЗАНИЯ ПРИНОСИТЬ СУММУ В 3000 ДИНАРОВ В ОБОЗНАЧЕННОЕ ЗДЕСЬ МЕСТО. СЛЕДУЙ ИНСТРУКЦИИ, ТОГДА ОСТАНЕШЬСЯ ПОЧТАЛЬОНОМ, ПРИ УСЛОВИИ, ЧТО ТЫ НИКОГДА БОЛЬШЕ НЕ ЗАПУСТИШЬ РУКУ В ЧУЖОЕ ИМУЩЕСТВО. ДАЮ ТЕБЕ ШАНС. НЕ УПУСТИ ЕГО, ИНАЧЕ ПОСЛЕДСТВИЯ ЦЕЛИКОМ НА ТВОЕЙ СОВЕСТИ. ДРУГ

Внизу оказался примитивный набросок с описанием маршрута. Речь шла, очевидно, о высоковольтной мачте на нежилых холмах над городом.

Андрей почувствовал приступ тошноты и лег на кровать. Судьба играет с ним злую шутку. Кто это? Марио? Не может быть — он с семьей в отпуске, а письмо проштамповано вчера в их городке.

Найти три тысячи в месяц возможно; выбора у него, очевидно, и нет. Придется немного закрутить гайки Тудману.

Андрей ощутил приступ удушающего гнева от собственного бессилия, он злился на того, кто с ним это делал. Для таких, как он, должен быть закон, защищающий тех, кто желает Югославии только самого лучшего, хранит добрые традиции и заботится о беззащитных замученных собаках.

Если когда-нибудь он доберется до этого типа, то покажет ему, каково это — чувствовать себя беззащитным.

Андрей спал, пока солнце не встало из-за горной гряды и как будто излилось на город со спины. Он с трудом поднялся, поставил чайник и открыл окно. Цепь, которой он всегда пристегивал служебный велосипед, теперь без толку висела на решетке. Долетел запах кухонных помоев из соседнего «Портобелло-гриль» — бездомные коты разодрали мешки с мусором.

Незыблемые скалистые острова вдали уже осветились первыми солнечными лучами, а город и бухта все еще дремали под покровом ночи.

Днем он отправился за Лайкой. В обед, когда Тудман был еще на службе. Андрей побаивался встречи с человеком, которого шантажировал и который после несчастного случая проявил такое участие. Узкий переулок, где жил Йосип, Андрей знал, конечно же, досконально. Узкую полоску голубого неба над головой пересекало хитросплетение проводов и бельевых веревок. Другие электрические кабели, отчасти скрученные в мотки шириной с кулак, были хорошо закреплены на стенах.

Ни звука, все ставни закрыты. На одной из самых высоких веревок болтаются темные брюки, подвешенные за штанины; Андрею вспомнился дуче, которого после войны тоже повесили головой вниз. Он симпатизировал диктаторам и считал, что великих людей нельзя унижать, а после смерти тем более.

Открыла жена Тудмана — такая маленькая, что Андрей даже невольно присел и наклонился, чтобы казаться не таким огромным.

— Чего тебе? — спросила она решительно, широко расставив на плитке ноги в резиновых сапогах.

Андрей поймал себя на странной фантазии: она мамаша в борделе, а ему нужно озвучить свои предпочтения и сумму, на которую он готов раскошелиться. Хотя в борделе он ни разу не бывал, а госпожа Тудман на даму легкого поведения определенно не смахивала.

— Мою собаку, — сказал он.

— Собаку? Какую еще собаку?

Жена Тудмана смотрела на него тревожными ярко-голубыми глазами, и Андрей подумал, что она, может, и не шлюха, но точно опасна.

— Лайку, — уточнил он и в качестве доказательства поднял тонкий кожаный поводок, который принес с собой.

— Ты не из полиции нравов?

«Неужели она все же…» — растерянно подумал Андрей.

— За моим мужем. Он животное. Не пропустит ни одной юбки.

— Да нет же, — отмахнулся Андрей.

Она стала раскачиваться и, загадочно улыбаясь, смотрела на гостя.

— Я знаю, кто ты. Ты большой гренадер.

— Я почтальон, — возразил он.

— В форме — нет. Тогда ты красивый солдат, о котором мечтают все девчонки.

Топая резиновыми сапогами по плитке и резко повернувшись на девяносто градусов, она неожиданно освободила проход и приняла солдатскую стойку.

— Можете пройти! — отрапортовала она.

Совсем чокнутая, подумал Андрей и вошел.

У него было мало времени, чтобы запомнить обстановку, хотя личная жизнь мужчины, которого он шантажирует, его интересовала. Но тем не менее он понимал, что эта безобразная люстра из оленьих рогов, этот деревенский комод, эта блеклая картинка Эйфелевой башни — имущество человека, который, возможно, спас ему жизнь.

— Там. Там внутри, — сказала жена Тудмана, отодвигая ногой пластмассовую бельевую корзину и берясь за дверную ручку. — Знаешь, как меня зовут?

— Нет, госпожа Тудман.

— Все забыли мое имя. Никто не называет меня по имени. А меня зовут Любица. Просто хотела, чтобы ты знал.

Собака сидела не так, как должны сидеть собаки, а на крупе, широко расставив лапы и выставив напоказ лысые розовые ляжки. Андрей сразу заметил, что она сильно растолстела. Живот с маленькими сосками чудовищно раздулся.

— Лайка! — позвал он в надежде, радуясь предстоящей встрече.

Она посмотрела на него взглядом, полным паники, но не шевельнулась.

Спустя полчаса Андрей сидел в позе лотоса на ковре в спальне Тудмана и собирал пазл с Катариной. Он, конечно, слышал, что ребенок умственно отсталый, но все оказалось не так уж и плохо. Девочка находила нужные элементы пазла проворнее, чем он. Когда он вошел, она протянула ему руку и спросила, как его называть.

— Называй меня дядя Андрей, — предложил он.

Во время игры Андрей то и дело смотрел по сторонам, отметив стальной архивный шкаф и маленький письменный стол, но заглянуть в ящики было сложно, пока с ним ребенок. Через полчаса он собрался уходить — не хотел столкнуться с Тудманом.

— Лайка, ко мне! — приказал он, подняв поводок.

— Нет, нет! — воскликнула Катарина. — Жеребенка! Жеребенок должен вернуться!

— Ладно, — согласился он и на этот раз старался, поэтому жеребенок пони с желтым цветком в губах возник довольно быстро.

Когда Андрей снова взялся за поводок, Катарина обняла Лайку тоненькими ручками и спросила тихим голосом, нельзя ли песику остаться и подождать его здесь.

— А кто сказал, что я опять приду? — удивился он.

— Я, я! — воскликнула она. — У меня есть еще один огромный пазл. С Римом!

Когда он встал, мотая головой, она прижала к себе Лайку, а та принялась жалобно скулить; сложно сказать, кого она боялась больше — девочку или его.