Глава 3.
Полный, розовощёкий, похожий на колобка, человек, с трудом забрался на наблюдательную вышку. Тяжело дыша, подошёл к князю Ланину. Представился. Поздоровался. Задал вопрос.
- Ваше сиятельство, неужели правда, о чём я слышал?
Главнокомандующий редута перестал осматривать стройку. Повернулся в сторону прибывшего. Почтительно склонил голову. - Милейший Кравцов Потап Григорьевич, откуда я знаю, что вы слышали. И уж тем более не знаю правда это или нет.
- Как же? Дорогой Кирилл Васильевич, говорят сегодня вечером собираетесь расстрелять из пушек мою деревеньку – Шевардино? Мешает, видите ли, она вам. Захотелось потешиться - разметать крестьянские домишки по брёвнышкам.
- Что за бред? Кто сказал такое?
- Сосед мой, Иван Петрович Ладышкин. А ему, по дружбе, поведал Задворкин Сергей Михайлович. А тому передал Горин Антон Иванович. А уже ему сказал князь Волконский Пётр Дмитриевич. Который слышал от вас на балу у графини Барановской. Когда вы изволили показывать летающий в небе шар.
Вселенец повёл плечами. Сморщился. - Потап Григорьевич, услышали непонятно, что. Неизвестно от кого. Через пятые-десятые уши. И сразу наводите панику. Уверяю вас. Никто не собирался расстреливать вашу деревню из пушек. Знаете сколько сейчас стоит порох, картузы, запалы? Про ядра - вообще молчу. Они на вес золота.
Помещик достал платок. Вытер вспотевший от волнения лоб. - Слава богу и всем святым! А то я ужо испугался. Значит, не будете расстреливать Шевардино из пушек?
- Нет, конечно. Что я дурной, что ли? Я её, дорогой Потап Григорьевич, просто... - сожгу.
Собеседник от такой новости закашлялся. Подавился воздухом. - Как сожжете? Почему? Зачем?
Князь дёрнул щекой. - А чего, она!!! Стоит! На пути моего редута. Свет божий загораживает.
- Кк-ка-ка-кой свет? - помещик начал заикаться.
- Тот, – махнули рукой в неопределённом направлении. – Я редут строил-строил. Деньги вкладывал–вкладывал. Людишек мастеровых гонял-гонял. А сейчас оказывается, какие-то деревенские землянки портят вид на mon architectural ensemble! (Мой архитектурный ансамбль. Франц.).
Обиженный землевладелец замахал руками. - Постойте, милейший Кирилл Васильевич, я не понимаю. Вы так шутите или говорите серьезно?
- Дорогой Аркадий Семенович. Абсолютно серьёзно. Мешает мне ваша деревня. – Резко постучали ладонью по горлу. – Вот она, у меня, где!
- Чего вдруг она начала мешать? Раньше не мешала?
Князь выставил ногу вперёд. Махнул подзорной трубой в сторону леса. - Сейчас объясню... Смотрите. Видите, густые заросли кустарника. Рядом идёт дорога к деревне.
- Вижу...
- А теперь, представьте… Из леса, в сторону редута, пойдет десять тысяч французской пехоты. Представили?
- Пока не особо.
Вселенец скривился. Нервно побарабанил пальцами по перилам ограждения. Глубоко вздохнул. Набрал воздуха. Выдохнул. – Хорошо пусть будет больше - двадцать тысяч пехоты! – Он посмотрел на собеседника. Оценив, что не воодушевился цифрами. Решили добавить. – Пятьдесят тысяч пехоты и десять тысяч конницы! А ещё сто пушек. И вот! Вся огромная волна французов движется на мой маленький, скромненький, новенький редут. Видите? Как их много? Всё заполнили. Места свободного нет. Дыхнуть нечем. А они всё идут и идут...
Помещик, ничего не видел и не понимал. Он снова достал платок и вытер лицо. - Кирилл Васильевич, голубчик! Дорогой мой человек! Да, пущай будет хоть сто тысяч пехоты и двести конницы. Вы мне лучше ответьте, накой ляд, вам помешала моя деревенька. Зачем вы собрались её сжигать?
- Как зачем? Я же рассказываю… - у меня пушки. А они идут. Я начинаю стрелять. Неприятель в ужасе разбегается и прячется в вашей деревне. А потом начинают стрелять в ответ по моему редуту! Трах бах – пули, ядра и картечь – всё полетело в мою сторону. И тут, может случиться ужасное – кого-нибудь ранит или не дай бог убьёт. И что мне делать тогда? Придётся стрелять в ответ ядрами. Разносить по щепкам вашу деревню. А заряды знаете какие дорогие? Так, что я подумал и принял решение заранее сжечь деревню. И мне дешевле и врагам больнее.
Кравцов с силой зажмурил глаза. Начал тереть руками. - Но, это же произвол? Спалить деревню по такому предполагаемому пустяку. Вдруг французы не придут. Или придут и пройдут мимо. Может быть они вообще не будут прятаться в деревне?
- Будут, будут. Ещё как будут. У них другого выхода нет.
Расстроившийся гость снова замахал руками. - И всё же! Это безобразие. Я буду жаловаться.
- Кому? Наполеону, который притащит сюда сто шестьдесят тысяч солдат и почти шестьсот орудий? Или Кутузову, который приказал уничтожить пушки, которые будут стрелять из-за домов вашей деревни?
- Я, я не знаю… - Кравцов весь скукожился. Сделал печальное лицо. - Милостивый Кирилл Васильевич, а что делать?
- Что делать? Что делать? - вселенец пожевал воздух. - Продать её надо. Быстренько... Скажем, тысяч за пять. И мне хорошо и вам не обидно.
- Кому я продам? Кто её сейчас купит? Народ весь поубежал.
- Я куплю.
- Вы? За пять тысяч?
- Да.
- Кирилл Васильевич, я сено продаю с полей почти за семь.
- Тогда за три.
Лицо помещика налилось алым цветом. - Какие, три? Там, новый дом с парком, конюшня, амбар, беседки резные. Ручеёк бежит выложенный камешками. Прудик с рыбками… А знаете, что? Берите, за двадцать пять тысяч?
Ланин ухмыльнулся. Дёрнул головой. – Не, милостивый государь. Жечь? Своё имущество. За двадцать пять тысяч - не интересно. Либо бесплатно, либо за две. Определяйтесь. У вас половина часа.
***
Первые штабные офицеры отступающего русского войска начали пребывать в окрестности Шевардино. Хмурые, не выспавшиеся, уставшими глазами, они рассматривали место будущего сражения.
Двое из них повернули коней в сторону странного сооружения похожего на половину большой раковины. Ремесленники деловито убирали леса. Заканчивали покраску стен в приятный голубой цвет.
Военный, который был чуть потрезвее, встряхнул головой. Не поверил в увиденное. Удивлённо переспросил у друга. - Господин майор, вы только посмотрите на это безобразие? Чтоб я сдох! Если это не сцена летнего театра. У моей матушки, под Петербургом. В имении. Один в один такая же.
Напарник медленно объехал непонятный объект. Собрал свои мысли воедино. После чего выдохнул. - Ха, ротмистр. Sept mille diables! (Семь тысяч чертей. Франц.). Вы правы. Действительно, сцена. - Он остановил лошадь. Приподнялся в седле и недовольно осмотрел округу. - Нет, вы, поглядите на этих "Putain de brиleurs de vie"! (Чертовых прожигателей жизни. Франц). Мы, значит, истекаем потом, отступаем, купаемся по рыло в грязи и крови... А они, развлекаются. Смотрят спектакли. – On a mis en place, ici, vous savez, un spectacle de Variеtеs-Montansier! (Устроили, тут, понимаешь, Варьете-Монтансье! Франц.).
............
Миловидная барышня остановила карету возле мосточка через небольшую речку. Вышла наружу. С интересом начала рассматривать странное приспособление, похожее на колодезного журавля. Оно сняло с телеги большого деревянного ежа, повернулось, начало медленного топить в воде. Утяжелённое камнями из заострённых брёвен и сучков оно быстро погрузилось на дно. К нему подплыли два мужика, отцепили верёвки. Механизм развернулся к следующей повозке, которая заняла место первой. Очередного шипастого ежика снова быстро подцепили. Механизм повернулся. И снова начал опускать груз в реку.
Поручик Сосновский, как положено главному покорителю женских сердец 22 бригады, первым заметил и оценил незнакомку. Он в пол-оборота обернулся к ближайшему от него рядовому. Позвал его. - Торопкин, рысью ко мне.
- Кто, я?
- Кадило от ерша...
Солдат мгновенно всё понял и стреканул в сторону офицера. Вытянулся. Начал преданно поедать глазами начальство. - Слушаю, ваше благородие.
