Ну, с богом. В оригинальном рецепте участвовало бы миллилитров пятьдесят полупроцентного новокаина. У меня вдвое меньше местного аналога. Если что, потом еще немного добавлю. Тут лучше не торопиться.

После того как больному полегчало и он порозовел, я настоял, чтобы вызвали экипаж и фехтовальщика, который оказался Гансом Хоффманом, банкиром из Кельна, отправили в местную больницу. Но тот вцепился как клещ, умоляя сопроводить. Даже лопатник достал, а оттуда целую пачку денег. От такого напора я опешил, согласился, вернув деньги обратно в карман Хоффмана. Взял только визитную карточку. Так, на всякий случай.

В приемном покое больницы святой Терезы было пусто. За окном капал дождь, я все ждал дежурного доктора. А его все не было и не было. Слегка «захмелевший» от кокса Ганс рассказывал историю своей жизни, я слушал вполуха. По всему выходило, что сначала шли Ротшильды, потом Рокфеллеры и сразу после них, с бронзовыми медалями третьего места, шли Хоффманы из Кельна. Владельцы банка «Варбург унд Кельн». Всякие Фуггеры и Вельзеры даже рядом не стояли. Наверное, анестетик всё-таки ударил по голове.

Внимал всему этому я вполуха, потому что за стойкой регистрации, краснея и поглядывая на настенные часы, стояла невысокая рыжеволосая девушка с необычными зелеными глазами. Которыми она постреливала в мою сторону. Ее звали Агнесс, и она была приемной медсестрой, на которую я сразу вывалил все свои медицинские манипуляции с «номером три» мирового банковского рейтинга. Чем вызвал если не шок, то уважительные взгляды. Которые продолжились, пока мы ждали дежурного врача. А его все не было и не было, действие наркотика начало проходить, Хоффман опять побледнел, начал постанывать. И что делать? Опять колоть? А если сердечко сбойнет? Меня тут полиция прямо и примет. Хотя бы за то, что занимаюсь медицинскими манипуляциями без лицензии. Похоже, конкремент сдвинулся. Может, от тряски или просто так.

Агнесс вышла из-за своей конторки, принесла Хоффману успокаивающие капли на основе валерианы. И я сумел оценить стати девушки. Крутые бедра, талия, высокая грудь в медсестринском переднике.

– Доктора Ляйфера ищут уже трое посыльных, он тут рядом живет. Может быть, вам пока чаю предложить?

– Не откажусь, – покивал я, отводя глаза.

Ну нельзя вот так вот… сразу после Лизы, да еще фоном стонущий Ганс… Нашелся фехтовальщик на мою голову!

– У вас какой-то странный акцент. Вы славянин?

Агнесс быстро вычислила меня. Сразу после того как вторая, пожилая медсестра с высокой прической принесла чай, начала выпытывать подробности. Вроде как про пациента, блокаду, о которой тут слыхом не слыхивали, а по факту – про меня лично. В медицинском саквояже был журнал «Deutsches Ärzteblatt» с моей статьей – показал, чтобы подтвердить квалификацию. Ну и пошло-поехало: вопрос за вопросом, ахи и расширенные зрачки. Думаю, не только у Агнесс, но и у меня тоже. Заливался соловьем. До тех пор пока не показался грузный доктор Ляйфер с тростью в руках. Под шумиху с выносом Хоффмана на носилках я сбежал из больницы очень быстро, коротко протараторив коллеге отчет о лечении и свои догадки относительно дальнейшего развития событий. Даже не попрощался с девушкой. Вот такой нехороший человек.

Закончив дела в больнице, я помылся и решил позавтракать в кафе напротив. Из головы все никак не шла эта Агнесс, особенно ее зеленые глаза. Поэтому надумал развеяться, изучить окрестности, благо дождь закончился, выглянуло солнышко. Дошел до моста и посмотрел на крепость на другом берегу. Обозревать ее поближе не решился, для этого пришлось бы карабкаться вверх, а мне после завтрака было откровенно лень. Зато нашелся добровольный экскурсовод в виде старичка, рисующего пейзажи на берегу реки. Он и рассказал, что река – Майн, мост – Старый, а крепость – Мариенберг.

Воспользовавшись моей врожденной вежливостью, старый хрыч решил изложить мне историю родного города от времен основания до сегодняшнего дня. Краевед-экстремист, короче. На меня сыпались имена герцогов, императоров, святых, военачальников и прочий исторический мусор. Уже через минуту я перестал вслушиваться, потому что мне совершенно по барабану, что двигало матерью какого-то герцога, когда она решила послать подлых убийц к знаменитому попу. Естественно, кивал, говорил «я, я», демонстрировал участие в разговоре. Я готов был даже заплатить пару марок за пейзажик, выглядящий как первая проба кисти, но, как ни странно, шедевр мне предложен не был. Хоть тут повезло. И в отплату за подробный отчет о строительстве епископской резиденции, а заняло это лет сорок местной истории, я спросил о герре Рёнтгене, ректоре университета. А вдруг он поклонник Гёте или Гейне, сбегаю в библиотеку, заучу пару цитат для беседы.

Оказалось, Вильгельм Конрад… не уважает русского царя, и вообще, либерал и вольнодумец. Шутить не любит, интересов два – наука и семья. Короче, мое письмо могло привести совсем не к тем результатам, на которые надеялся. Но делать нечего, идти надо. Разрулим на месте, если что. Явочным, так сказать, порядком.

Герр ректор встречал меня на ступенях университета. По крайней мере, выглядело это именно так – он стоял, я подходил. Очень похож на канонические портреты: окладистая борода, густые брови, суровый взгляд. Студенты на экзамен без подгузников вряд ли заходят.

Когда я приблизился на минимально возможное расстояние, то оказался в позе смиренного просителя: учитывая три ступеньки, взгляд мой упирался в пупок физика, а потому я должен был задирать голову. А ведь видел, гад, что иду прямо к нему, но даже шага навстречу не сделал. Я снял шляпу и произнес:

– Герр Рёнтген, разрешите представиться: профессор Московского университета Баталов, доктор медицины. Я писал вам с просьбой о встрече.

Даже «здрасьте» не сказал, посмотрел как на таракана и процедил:

– У меня, господин профессор, нет времени на бесполезные встречи. Жаль, что вы потратили своё.

Интересно, если я ему сейчас в глаз дам, это не скажется на предстоящем открытии? Заметит он свечение нужной фигни? Таких напыщенных козлов, преисполненных чувством собственного величия, редко удается встретить.

И что теперь делать?

Как пелось в одной песенке мультфильма про Айболита:

Я решил стать умным кротом и не лезть на рожон. Не хочет Вильгельм Конрад Рёнтген сейчас со мной общаться? Пойдем в обход. Ничего страшного не случилось. Если подумать трезво, я порой нежеланных просителей и попрохладнее встречал. Так что мироздание мне просто вернуло бумерангом собственные поступки.

Потеряю ли я что-то, если так и не получится присутствовать при совершении открытия? Да ни грамма, поездка, можно сказать, туристическая. К декабрю уже сделают первую рентгенограмму, потерпеть чуть больше месяца. Но я хочу побыстрее. Что бы ни думал об этом Рёнтген, а сразу сделаю. Вот даже выпячивать свое первенство не буду, когда притащу аппарат в Россию. Мне просто надо присутствовать при этом. Это как если бы у поклонника живописи появилась возможность посмотреть, как Рембрандт «Ночной дозор» заканчивает.

Я вернулся в гостиницу, наконец позанимался ушу и пообедал. После чего прилег вздремнуть. А тут приносят записочку. Так, мол, и так, господин Рёнтген готов встретиться со мной в шесть часов.

Разумеется, я сидел в приемной ученого уже в пять сорок пять. И ровно в шесть меня запустили в кабинет, который был очень скромно отделан. Никаких дубовых панелей, кадок с пальмами, как сейчас принято. Много книжных полок, стол, два стула для посетителей.