Я ведь как думал: заеду в Москву, одним днем быстренько решу накипевшие вопросы – и мухой в Питер, смотреть на место грядущей концентрации серы в окрестностях столицы. Но планы мои порушились буквально сразу. То есть от вокзала до Большой Молчановки я доехал, как и собирался. А только порог переступил – нате, получите.

Вот для начала – никто на крыльцо не выскочил, хлеб-соль не вручил. Варвары. Если не земной поклон, то хотя бы доложить обстановку могли бы? Хорошо, что вещи таскать не надо, на то Кузьма есть. И я прошел прямо в приемную. Хоть Должиков на месте. Секретарь встал, поприветствовал. Поинтересовался степенью отдохнутия. Или отдохнувшести? Но без огонька, так, для порядку. Вот ведь люди, а? Это я всех собрал, работу им дал, зарплату положил такую, чтобы ни одна зараза добровольно уйти не захотела. А любви нет. Надо было ввести еженедельную порку на конюшне, тогда бы точно снискал признание.

– Моровский где? – спросил я недовольно. Ничего, что причины еще нет, я найду.

– Вацлав Адамович проводит операцию. Четыре часа двадцать семь минут назад вызвали. Проникающее ранение живота с возможным повреждением полых органов, – доложил Должиков, посмотрев на часы. Диагноз он с бумажки читал, конечно, так ему-то понимать не обязательно, другие обязанности у человека.

– Есть что-то, требующее моей подписи? Несите. Передайте, пусть подготовят ванную и накрывают обед.

Знаю, что Кузьма и так всё сделает. Пусть чувствует контроль постоянно, чтобы не было соблазна расслабиться.

Поработал с почтой. С полдюжины статей в зарубежных медицинских журналах про стрептоцид, реанимацию, скорую помощь. Хвалят и восторгаются. Еще два мешка писем – от пациентов и разных врачей. Десяток приглашений на конференции и симпозиумы. Тут надо отдать должное секретарю – все отсортировал. И даже что-то перекинул Моровскому.

Пора делать Вацлава главврачом, а то я с ума сойду с этими бумажками. Хватит, у меня впереди Питер. А так – буду осуществлять общее руководство путем периодической раздачи звездюлей. Отец-основатель я или так, погулять вышел? Пора уже по конгрессам поездить, умным лицом с трибуны торговать, в кулуарах молодых ассистенток за ягодицы щипать. Или последнее только в будущем разрешат светилам?

Нет, надо сходить поесть. А то у меня, наверное, уровень глюкозы после поездки понизился, в голову дичь всякая лезет. Но тут примчался Моровский после операции. Не устает человек, только что почти пять часов у операционного стола простоял, а энергия так и брызжет.

– Здравствуйте, Евгений Александрович! С приездом! А мы тут! Представляете, студентик от несчастной любви решил покончить с собой по способу японских воинов – вспорол себе брюхо. Взял для этого дедовскую саблю, так еще попутно и пальцы себе ампутировал. Повредил сигму, тонкий кишечник, до поперечной ободочной дошел! Ну и сальник, куда без этого! Но жив! Представляете? Уж сколько тонкого кишечника в таз отправилось, не знаю, но сам итог!

– Рад за пациента. Хотя жизнь его, конечно, будет трудной. Пальцев нет, из еды только протертый супчик и кашка-размазня, всё мелкими порциями. Кстати, вы обедали? Пойдемте ко мне, я как раз собирался. Там и расскажете, что тут без меня творилось.

– Так я после операции…

Ну да, граф – не я, за него протоколы писать никто не будет, штраф за это я назначил нешуточный.

– Оформляйте бумаги и подходите. Я как раз успею ванну принять.

Обедали без алкоголя, как выразился поляк, на сухую – доктору еще работать, да и мне тоже. Совсем Моровский обрусел, даже вник в отечественные поговорки и присказки про спиртное.

– Приняли на работу сестру милосердия. Молоденькая, только после курсов. Отличница, все процедуры знает, – рассказывал Моровский за салатами. – Послали ее в первый день ставить очистительную клизму. Пациент вредный, майор Столяров. Только завела его в клизменную, через минуту вылетает, кричит: «Кишечник пробила». Оказалось, старик решил над ней пошутить, набрал в рот воды, и только она начала со своей стороны вливать, он струйку изо рта и пустил. Девица чуть в обморок не упала.

– В следующую субботу этой шутке двести лет исполняется. Неужели есть еще столь наивные медики, которые о ней не слышали? – спросил я, переходя к бифштексу.

За обедом – только байки. О серьезных делах после поговорим. Так что развлекаем друг друга. Я в ответ скормил заместителю историю про ремонт пятигорского Провала. Моровский вежливо посмеялся, но было видно, что его что-то гнетет.

Выпили по чашке кофе и спустились в кабинет.

– У нас серьезное происшествие, – начал Вацлав.

Не удивительно. У него всё, что выходит за рамки правил, либо чрезвычайно, либо серьезно.

– Только одно? – удивился я. – Уже хорошо. Но излагайте. Как зовут виновника катастрофы?

– Урхо Пеккала, – вздохнул Моровский. – Запил вчера на смене.

Я пожал плечами. Не такая уж и трагедия, обычное дело для подстанций. Работа тяжелая, смерти каждый день – многие по синьке ударяют. Но и смеяться тут не над чем.

– Дело и вправду серьезное. Смог объяснить?

– Сам он не в состоянии, но сказали, что получил письмо из дома. Может, случилось что. Впрочем, у него есть смягчающее обстоятельство.

– Это как? Пока пил, прославлял первую станцию скорой помощи? Пел «Боже, царя храни»?

Моровский слегка поморщился от моей фронды.

– Нет. Малышев доложил, что фельдшер работать не в состоянии, а его на вызов сразу послали. Там гипертонический криз, – подхалимски ввернул термин моего авторства граф. – Решили колоть раствор магнезии внутривенно. А попасть не могут. Родственники уже по стенам бегают, но в больницу не соглашаются, кровопускание отвергают. Доктор и говорит: есть специалист, уколет, только он немного выпивший. Те уже в крик: давайте хоть кого. Послали свою же карету, притащили Пеккалу…

– Уколол? – спросил я, не сомневаясь в ответе.

Урхо – гениальный внутривенный укольщик. С первого раза в любую вену. Наверное, если придется, и на бегу произведет манипуляцию. Такого специалиста с работы гнать нельзя. Моровский это знает, вот поэтому и спрашивает совета. Правда, сложным образом.

– Говорят, подвели, усадили на стул. Он только спросил, кого колоть и сколько по времени вводить. Малышев сказал, что пять минут. Чухонец за столько и ввел, а потом упал на пол и захрапел.

– Давление снизили?

– Да, потом телеграфировали, благодарили.

Вдруг в кабинет без предупреждения забежал Малышев.

– Евгений Александрович, не выгоняйте Урхо! У него сестра от дифтерии умерла!

– Здравствуйте, Андрей Германович. Рад, что вы принимаете мой кабинет за проходной двор. Не подскажете, сколько у нас штраф за нарушение дисциплины?

– Три рубля. Я заплачу, не жалко… – пробормотал доктор. – Случайно услышал. Я за сотрудника… Он же там…

– Вацлав Адамович, штраф за пьянку десять рублей?

– Именно так, – жизнерадостно воскликнул старший врач. Понял, гад, что ответственность за решение спихнуть получилось.

– С Пеккалы – пять. Половину спишем за помощь на вызове. Довольны, Андрей Германович?

Только вышли от меня Моровский с Малышевым, сразу Чириков зашел. Вот он дисциплину не нарушает, всегда аккуратно стучит, хотя я и предоставил ему право входить без доклада в любое время.

– Здравствуйте, Евгений Александрович. Рад видеть вас в добром здравии.

– Здравствуйте, Федор Ильич. Проходите. Что у вас?

– Текущие вопросы, ничего срочного. Я только хотел узнать, что делать с квартирой, которую занимала Виктория Августовна? Вы оставите ее за собой, или мы будем сдавать ее?

Газета «Новое время».

«Юморъ.

Врачебные совѣты.

1. Не слѣдуетъ спать на лѣвомъ боку: это стѣсняетъ сердце.

2. Нельзя спать на правомъ боку: это тяжело для печени.

3. Вредно спать на животѣ: это сдавливаетъ грудную клетку и мѣшаетъ правильному дыханiю легкихъ.