– Куда?

– К нам, я же писал!

– Не хочу стеснять. Твои же приехали?

– Да.

– Ну вот, представь: малолетние баламуты и так по стенам бегают, а тут еще и я мешаться начну. Давай лучше в гостиницу. Чтобы с телефоном, и попристойнее.

– Даже не знаю… – Дмитрий Леонидович задумался. – Слышал, в «Англии» очень хорошо, но и просят там… Или, может, не такую дорогую?

– Нет уж, желаю нежиться в роскоши, – улыбнулся я.

Кузьма с Тубиным ехали в пролетке попроще за нами, а я просто занимался тем же, что и все туристы – глазел по сторонам. Вот приживусь немного, начну взирать на окрестности с равнодушием, не замечая красот вокруг нас. Разговоров никаких не вели – так, про погоду и поездку на воды, сравнивая наши впечатления.

Поначалу я на название и внимания никакого не обратил: у нас любой клоповник если не «Париж», то «Берлин», на худой конец – «Варшавская». И только когда извозчик повернул на Исаакиевскую площадь и остановился у входа, я внутренне ахнул. Это же «Англетер»! Вот так символ!

Роскошь сразу же бросилась в глаза. И швейцар здесь выглядел не меньше чем вице-адмирал флота, и мундир у хлопчика, который моментально выскочил за моими чемоданами, явно не в лавке готового платья приобретен был, а подогнан по фигуре. За стойкой восседал молодой человек, который на парикмахера, наверное, больше тратил, чем я. И на лице не дешевая услужливость, а достойное джентльмена желание помочь.

Сразу начали интересоваться, какой вид из окна предпочитаю, да надолго ли. Короче, прием оказали в стиле хорошей пятизвездной гостиницы. Приветственный бокал разве что не принесли.

– А номер пятый свободен? – вдруг брякнул я совершенно спонтанно.

– Очень хорошее расположение. Извольте, во второй этаж, – показал на лестницу портье. – Вас проводят.

На английский манер – белл-бой. А по-русски как? Носильщик? Или багажист? Короче, вот этот парень на пару с Кузьмой притащил чемоданы к двери и распахнул ее передо мной.

– Добро пожаловать!

И начал процедуру ожидания копеечки – распахивать и закрывать двери, шкафы, демонстрировать наличие воды в нужных трубах и прочее. Я прервал экскурсию полтинником и сел в кресло напротив Дмитрия Леонидовича.

– Не против, если я тоже сюда на время перееду? – улыбнулся он. – Всю жизнь мечтал пожить во дворце.

– Это сколько ж уборки тут? – подал голос с другой стороны баррикады Кузьма. – Пыль протирать замучаешься с этих финтифлюшек.

Впрочем, в комнате для прислуги, куда заселялся мой слуга, обстановка была существенно скромнее. Да и безопасника поселили не в люкс.

– Это ненадолго, – успокоил я компаньона. – Надо искать место для постоянного жилища.

– Можно занять один из флигелей в нашем здании.

– Посмотрим, что там. В конце концов, мы еще сделку не завершили. Давай так: пообедаем, потом займемся делами.

– Обед у нас! – сообщил Романовский. – Лида там затеяла что-то грандиозное!

– Тогда дела, возможно, придется сдвинуть на завтра, – улыбнулся я.

Я подошел к окну, вгляделся в непривычную синь питерского неба. Никакого тебе дождя, привычных серых облаков…

Листья уже начали желтеть, на улице извозчики подбирали за лошадками конские яблоки. А ведь в этом самом номере Есенин умер! На автомате произнес:

И тут же само собой из меня полилось:

Оглянулся. Увидел ошалевшие глаза Романовского, да и Кузьма рот открыл.

– Это ваши стихи?! – спросил Дмитрий Леонидович, вытаскивая записную книжку, карандаш. Ой, ой… опять на бабочку наступил. И ведь не схватишь Романовского за руку – тот очень быстро записывал стихотворение.

– В молодости баловался.

– Как пронзительно! Про Родину, про крестьянский быт… Вы же из Тамбовской губернии?

– Оттуда.

– Можно, я зачитаю стих гостям на ужине? Это же как сказано! «Не надо рая…».

В этом месте я как раз «пронзительно» и понял. Нет, не уеду, не сбегу. Буду с моей Родиной вместе во всех ее бедах.

– Почему бы и нет? – пожал плечами я. – Только не надо меня вызывать на поклоны, хорошо? Анонимно.

Романовский в сомнениях покивал.

Хороший обед. Не потому что обильный и с кучей перемен блюд, а потому что домашний. Атмосфера добрая. Вот это ценно, а не разносолы. Повезло моему компаньону с женой. Лидия Михайловна просто будто создана быть рядом со своим мужем.

Присутствовал и начальник Романовского, директор Императорского клинического института Великой княгини Елены Павловны. Заодно и мой старый знакомый – Николай Васильевич Склифосовский. А еще парочка врачей, которых явно позвали на меня поглазеть – никакой другой причины их появления я не уловил. Я и фамилии их не стал запоминать, чтобы память всяким мусором не грузить. Поулыбался, произнес стандартное «Рад знакомству» – вот и всё общение.

– Большое дело вы затеяли, – начал Николай Васильевич тост как старший по возрасту и званию. – Хочу пожелать вам только удачи. Но если вы, Евгений Александрович, надумаете сманить у меня лучшего микробиолога, то не посмотрю на ваши заслуги!

– Рекомендую запомнить эти слова и процитировать, когда пойдешь к Николаю Васильевичу просить прибавки к жалованью, – сказал я своему компаньону.

Потом уже, во время перерыва, я спросил Склифосовского про Манассеина. Время уже подошло, можно и ко второму этапу приступить. Вернее, нужно.

– Я осматривал Николая Авксентьевича недавно. Чувствует он себя… неплохо, с учетом его положения. Поправился немного. Когда вы будете готовы?

– Ну завтра точно нет, сами понимаете, хлопот много будет. Давайте проведем консилиум… через три дня. Вам удобно?

– Найдем время. Я возлагаю большие надежды на операцию, – тихо втолковывал мне Николай Васильевич. – Хоть Манассеин вроде и вышел в отставку, но связи никуда не делись. Для вашей же пользы будет хорошо проведенное вмешательство. Потому что завистников у вас сейчас появится…

Когда мы перебрались после обеда в курительную комнату, Романовский зачитал стих. Разумеется, он вызвал фурор, слушатели слова переписали, даже Склифосовский. Все хотели знать имя автора, но Дмитрий Леонидович держался. А после того как его начальник попрощался и отбыл, я понял смысл присутствия двух оставшихся врачей. Их Романовский сватал нам в клинику. Но брать на себя ответственность за раскрытие секрета лечения сифилиса не хотел – предоставил эту честь мне. И правильно.