— Да. Жуть.

Убедившись, что сестра ушла, я прошмыгнул через переднюю дверь, проявив невиданную для человека с вросшим ногтем прыть.

Видимо, стояла уже глубокая ночь, потому что на улице не было ни единой машины. Я рванул вперед и прислонился к столбу ворот на улице Рододендронов. Надежда, что свежий воздух взбодрит меня, не оправдалась. Напротив, я почувствовал головокружение и тошноту. «Не нужно торопиться, — предостерег я себя. — Это непрофессионально».

Ворота дома Мэй оказались открыты. Я прокрался во двор, держась травянистых участков, чтобы не хрустеть гравием. Учитывая отупение после наркоза, такая предусмотрительность была с моей стороны просто подвигом.

По голове забарабанили брызги воды из фонтана; это было приятно. Надо думать, его починили. Чувствовалось, что вода свежая, и я открыл рот, ловя капли.

И тут заметил в окне верхнего этажа темный силуэт. Даже в своем одурманенном состоянии я не сомневался, что это не Мэй и не ее отец — если только со времени нашей последней встречи кто-то из них не успел отрастить бороду.

Я разволновался. А вдруг это тот же человек, что напал на меня? Может, теперь он подкарауливает следующую жертву? Сердце мое бешено заколотилось.

Кто этот таинственный бородач и что он делает в доме Деверо? Прятаться в кустах было слишком поздно. Я стоял в озере лунного света, посреди площадки из светлого гравия. Оставался единственный подход: лобовая атака.

— Кто вы? — закричал я, чувствуя, как каждое слово отдается колокольным звоном в моей многострадальной голове. — Что вы здесь делаете?

Темная фигура прижалась к стеклу, расплющив по нему бороду.

— Если с головы Мэй упадет хоть волос, знайте, я найду вас! — пригрозил я.

Окно со скрипом распахнулось, и дребезжащий голос произнес:

— Если ты ищешь Мэй Деверо, то она живет рядом.

Оказывается, я ошибся домом.

Я робко ретировался, втянув голову в плечи, как будто это могло помочь укрыться от любопытных взглядов. Увы, моя маленькая прогулка перестала быть секретом. Я не сомневался, что, стоит мне выйти за ворота, человек в окне бросится к телефону и примется названивать в полицию. Пройдет всего несколько минут, и парни в синей форме отволокут меня обратно в больницу. Надо торопиться.

Я бросился к соседним воротам, стараясь двигаться как можно плавнее. Головокружение усилилось, и больше всего на свете мне хотелось улечься прямо под розовым кустом и немного вздремнуть. Мне даже чудилось, что, заснув здесь, и каким-то чудом проснулся бы в собственной постели.

Ладно, еще несколько минут, и можно будет отдохнуть. Зафиксирую улику — и баиньки. Две минуты, не больше.

Наверное, мне и впрямь хватило бы двух минут, если бы кое-что не привлекло мое внимание. На стене дома Мэй плясали оранжевые отсветы. Где-то поблизости горел огонь. Охваченный недоумением, я свернул за угол.

Я услышал треск пламени раньше, чем увидел его. Черный дым заволакивал сад, поднимаясь густыми клубами от костра рядом с домом Венди. Шатаясь, я подошел поближе, пытаясь разглядеть, что горит. Но увидел лишь кусок рукава, в котором отсвечивали золотистые нити.

Внезапно вспыхнувшее воспоминание заставило меня в ужасе открыть рот. В ирландском танцевальном костюме Мэй тоже поблескивали золотистые нити! Неужели же там, в огне…

— Пожар! — завопил я. От крика моя голова чуть не лопнула, и боль заставила меня рухнуть на колени прямо посреди роз, однако я крикнул снова: — Пожар!

На этот раз противоестественное сочетание боли с наркозом заставило меня вырубиться в считанные мгновения.

Очнувшись, я обнаружил, что каким-то образом оказался ближе к костру. Я был живой, но, судя по ощущениям в многострадальном черепе, едва-едва. Пошатываясь, я поднялся и заковылял к боковой двери дома Деверо, моля бога, чтобы на мой стук вышла Мэй, а не ее отец.

Решив проверить, на месте ли носовая шина, я обнаружил, что держу в руке какой-то почерневший стержень.

«Представляю, что у меня за вид», — мелькнула мысль.

И тут садовая изгородь обрушилась на меня, похоронив под собой.

Когда я очнулся в своей больничной палате, старший инспектор Фрэнсис Куинн листал журнал «Путь женщины», который явно взял со стойки в приемном покое.

— Экая крепенькая, розовенькая… — бормотал он.

Внешне инспектор был вылитый бульдог, разве что был начисто лишен обаяния, свойственного этим собакам. Взгляд его черных, глубоко посаженных глаз был цепким, как бульдожья хватка, а когда инспектор говорил, его толстые щеки и двойной подбородок сильно колыхались. Умом я понимаю, что это вряд ли возможно, но мне всегда казалось, что между инспектором и его женой, директрисой Куинн, есть определенное родственное сходство.

Несмотря на серьезность моего положения, разум мой, похоже, все еще пребывал в мире грез, потому что мне вдруг начало мерещиться всякое. Так, в руке Куинна откуда-то взялся трезубец. Это грозное оружие очень подходило к его внешности.

— Ты грешник, Мун! — взревел инспектор. — Теперь ты мой, и я буду поджаривать твою душу на адском вертеле до скончания времен!

Под моей больничной койкой разверзлась огромная огненная яма.

— Воображаешь себя несгибаемым? — продолжал Куинн. — У нас тут найдется пара парней, которые скатают тебя в мяч и сыграют тобой в хёрлинг. А когда им надоест, я сотру твою душу в порошок и швырну ее собакам.

И мы стали проваливаться вниз, вниз, вниз, и в ушах моих грохотал демонический хохот старшего инспектора Фрэнсиса Люцифера Куинна.

Ну да, да. Готов признать, что не все из этого произошло на самом деле.

— Флетчер! — закричал инспектор, возвращая меня к реальности, куда я определенно не стремился. — Ты меня слышишь?

Я приподнялся на локтях.

— Да… О боже, с Мэй все в порядке?

Куинн сосредоточенно нахмурился.

— Конечно. Правда, она лишилась костюма, но папа запросто купит ей новый.

Костюм! У меня отлегло от сердца. Так это был всего лишь костюм!

— Хорошо. Это прекрасная новость. Вы схватили поджигателя?

Куинн повертелся в кресле, широко расставив ноги.

— Полагаю… да. Мы схватили его.

— И кто же он?

Двое маячивших у двери полицейских недоуменно переглянулись. В конце концов инспектор ответил:

— Я вижу его перед собой.

Вроде бы ничего сложного, но до меня не дошло.

— Что?

— Поджигатель. Я вижу его перед собой. Мы все видим, кроме тебя.

Значит, все в палате видят поджигателя, кроме меня… Следовательно, поджигатель в палате… И этот поджигатель…

— Ох, секундочку!

Куинн уперся подбородком в сложенные руки.

— Смотрите внимательно, парни. Отрицание века, вот что сейчас будет происходить.

Я замер в постели.

— Поджигатель? Я?

— О! Признание. Слишком просто.

Куинн раскурил толстую сигару, с шумом втягивая дым.

— Я невиновен, — заявил я.

— Может быть, — согласился Куинн, — Но я не могу игнорировать факты. На месте поджога был обнаружен известный любитель лезть не в свое дело, с дымящимся факелом в руке. Очевидно, в твоем замутненном сознании возникла мысль, что Мэй ответственна за вчерашнее нападение на тебя. Вот ты и решил отомстить. Тебе сильно повезло, парень, что никто не пострадал.

Моя жизнь. Что с ней будет?

Я позволил себе произнести всего четыре слова:

— Я требую своего адвоката.

На самом деле у меня нет адвоката. Откуда ему взяться, мне же всего двенадцать! Но я подумал, что, может, Куинн малость сбавит обороты, узнав, что вот-вот сюда явятся мои законные представители. Конечно, он не должен был разговаривать со мной в отсутствие родителей.

Они появились пять минут спустя и выглядели не очень-то жизнерадостно. Если быть более точным, они выглядели ужасно расстроенными и взбешенными одновременно. Мама уверяла, что все будет в порядке, при этом нежно сжимая носок моей ноги — единственную часть тела, которая не болела после «ареста». Папа метался по палате, грозя разнести на части все вокруг, включая меня и мебель.