Вот и я наконец-то нормально посолил салат.

Что дальше? Научусь кипятить воду в пластиковом пакете?

На «Евроньюс» бегущая строка: «Григорий Явлинский написал статью о том, что демократическая Россия и Навальный несовместимы». Вот ведь издеваются в Кремле над этим старым трусом. Заставляют писать такое именно сейчас. Публичное унижение как плата за регистрацию партии и деньги на неё. Ужасно превратиться в такого.

Дочитал «Госпожу Бовари». Очень разочарован. Хотел написать, что это «Анна Каренина» на минималках, но это даже сравнивать нельзя.

Дочитав дурацкого Флобера, продолжаю второй том собрания сочинений Мопассана. Он — «типа» ученик Флобера, но превосходит его в бразиллион раз. Настоящий писатель. Рассказы по большей части дрянные, но большие произведения хороши. И у него постоянно встречаю очень меткие фразы. Вот сейчас я встал со шконки, чтобы записать фразу: «У него была счастливая внешность, о которой грезят женщины, но которая противна любому мужчине». Ну не круто ли?

Постоянно думаю о том, что надо в оригинале прочитать. В библиотеке есть пара книг на французском. Есть и «Милый друг» вроде бы. Но, боюсь, не потяну.

8 февраля 2021

Холодно. −16. Но прогулял весь час, не сдался. Хорошо, Юля шерстяные носки передала.

Решил убраться в камере, хотя и так, конечно, чисто. Подмёл, начал мыть пол — тряпка новая, козырная, заказанная из ларька. Говорю: «Дайте швабру».

— Швабру не положено.

— И чем же, руками мыть? Неудобно же.

— Только руками.

Какая тупость.

— Собирайтесь без документов к врачу.

— На улицу собираться?

— Нет, в здании.

Наверное, неделю назад написал, что мне нужно обследоваться у офтальмолога, чтобы мне могли заказать очки.

Отвели на четвёртый этаж, там я пока не был — это больничное крыло. Такие же камеры и железные двери, только надписи вроде «Процедурная» и всё выкрашено в голубой цвет.

В кабинете сидят двое: медсестру я знаю, она меня принимала, и молодой, приятного вида интеллигентный кавказец — врач. Медсестра мрачная, кавказец явно чувствует себя не в своей тарелке. Из этого сразу ясно, кто работает здесь, а кого привезли с воли.

— Я офтальмолог.

— Здорово. Как вас зовут?

— Ильмар Халилович.

Ну, раз представился, а не попросил называть себя «товарищ офтальмолог», значит, точно не местный.

Внутри кабинета есть клетка. Настоящая такая клетка. Тебя туда заводят и закрывают. Врач снаружи сидит за столом и записывает. Потом через ячейки клетки просовывает тебе, свернув в трубочку, ламинированный лист с образцами текстов разным шрифтом. Потом таким же образом — очки со сменными линзами и меняет мне эти линзы уже сам, засунув руки ко мне в клетку. Врачу явно неудобно, и он бормочет: «Первый раз принимаю в таких условиях».

— А вы с воли или здесь работаете?

— С воли.

Так смешно — «с воли», как будто мы не в Сокольниках, почти в середине десятимиллионного города, а в дальнем сибирском лагере.

У меня будут очки!

Понедельник, банный день. Сегодня меня в душ конвоировал нормальный чувак. Он сказал: «У вас 15 минут, за 5 минут я вас предупрежу».

Блин, ну так гораздо лучше. Без часов невозможно понять, сколько прошло времени, и сначала торопишься — не хочется, чтобы потом гнали и пришлось надевать чистую одежду на мокрое тело, а потом стоишь одетый, ждёшь и думаешь: «На хрена я торопился, мог бы мыться до сих пор».

А так я спокойненько вымылся. Мочалкой! Последний раз тёр себя мочалкой типа «губка», наверное, в школе. Потом несколько минут просто стоял под восхитительным горячим душем. Потом спокойно вытерся и оделся.

Жизнь обрастает ритуалами. У меня есть лимон и маленькая баночка мёда — её Юля положила в самую первую передачу. И я берегу и то, и другое, чтобы после душа попить чай с мёдом и лимоном. И церемония приготовления напитка у меня такая долгая и тщательная, что японцы застрелились бы от зависти. Причём делать этот чай не менее приятно, чем его пить.

Тут, в тюрьме, конечно, раздолье для психолога. Можно сто диссертаций защитить по удивительной способности человека адаптироваться и извлекать удовольствие из любой фигни.

Михайлова приходила, рассказывала всякие новости. Прочитала, зная, что мне будет любопытно, ту самую статью Явлинского, где он говорит, что «демократическая Россия и Навальный несовместимы». Я думал, что там, как обычно у него, куча демагогии, пустых слов, пара критических фраз, ради которых всё и писалось. А там прямо огромная программная статья, посвящённая мне. Какой я ужасный популист, участник «Русских маршей», агент Кремля. Все мои расследования и видео бесполезны и т. д. Прямо почти с переходом на личности, что для Григория Алексеевича нехарактерно.

Бедолага. Представляю, как он страдал, когда это писал. Мало того, что в Кремле его заставили писать про МЕНЯ, так ещё он понимал, что его разорвут. И разорвали, понятное дело. Не из-за меня конкретно, а просто — ну на хрена писать такие статьи о том, кого только что посадили. Как говорится, упустил прекрасную возможность промолчать.

Уж не знаю, за что его ухватила кремлёвская рука, но держит крепко. Про него и не скажешь: «Похоронил свои перспективы». Их и не было. Скорее, потерял последних сторонников и уничтожил шансы на избрание многих своих однопартийцев. Вот уж кто больше всего в шоке, так это товарищи по партии. Вот же она, долгожданная политическая волна, прямо накануне выборов — садись да едь.

Но нет. Прыгнули против неё, наглотались песка и воды, плавки унесло волной. Теперь выходят на берег, прикрывшись руками, а все смеются.

Снова повели. Оказалось, к начальнику. Я давно записывался и даже список вопросов составил, но они в основном разрешились сами по себе.

Начальника видел второй раз, он приходил в первый день вместе с ОНКшниками. Был угрюмый и молчал, как все здесь. Может, дело в маске? В масках все кажутся более мрачными.

В этот раз он был вполне жизнерадостный и даже шутил. Я даже удивился. Правда, всё равно всё под видеорегистратор, который он установил на столе. Нормально поговорили, он весьма подробно ответил на все вопросы. Даже на дурацкие — типа, как хранить мороженое, которое есть в ассортименте ларька. Оказывается, верхняя полка моего холодильника — это морозильник. Просто не закрывается на дверцу, как в нормальных холодильниках. Кто бы мог подумать.

Книжки обсудили. ОНК обсудили. Обучение обсудили. Даже более длинную кровать обсудили. Я даже отвык, что кто-то отвечает на вопросы, а не молчит, глядя на тебя с ужасом или повторяя, как робот: «Заявление пишите».

К сожалению, он мне так и не раскрыл главный секрет, который мучает меня месяц: как люди в соседних прогулочных дворах понимают, что я гуляю? Вернее, это было один раз, но они точно знали, а не кричали наугад. Не думаю, что им мог сказать чувак, который ходит сверху и глядит на всех. Должен быть какой-то простой ответ.

Только что было смешно. Открывается с лязгом «кормушка» в двери. Ну, думаю, надо снова что-то подписать. Беру ручку и подхожу. А в «кормушке» появляется голова кота с открытой радостно пастью. С большим трудом в окошко пропихивают ОГРОМНУЮ пачку писем, на вид — не меньше двух тысяч страниц, а сверху пачки лежат фотки из чьего-то письма — распечатанный на всю страницу кот, который открывает пасть и тянет к тебе лапы, и подпись: «Иди обниму».