Опять же, человеческое сознание компенсирует всё это. Невозможно жить всё время с мыслью: «Меня посадят». Она вытесняется из головы, но тем не менее я отдаю себе отчёт во всём. Я могу сказать, что я не жалею ни об одном своём действии. Я буду продолжать призывать людей участвовать в коллективных действиях, в том числе реализовывать своё право на свободу собраний.

У людей есть законное право на восстание против этой несправедливой, коррумпированной власти. Этой хунты, которая украла всё, всё захапала. Которая триллионы долларов выкачала из нашей страны в виде нефти и газа — и что мы получили с этого?

Я в этой части повторяю своё последнее слово по «Кировлесу» — пока ничего не изменилось. Мы позволили им, глядя в стол, нас ограбить. Мы позволили эти деньги ворованные инвестировать куда-то в Европу. Мы позволили им превратить нас в скотов. Что мы приобрели, чем они с нами расплатились, чем они расплатились с вами — глядящими в стол? Да ничем. Здравоохранение у вас есть? Нет у вас здравоохранения. Образование у вас есть? Нет у вас образования. Дороги вам дали хорошие? Не дали вам хороших дорог. [Что дали] судебным приставам? Давайте спросим, какая зарплата у секретаря суда. Восемь тысяч. Со всеми наценками — может быть, пятнадцать тысяч. Я сильно удивлюсь, если судебные приставы получают больше, чем тридцать пять — сорок тысяч.

Парадоксальная ситуация, когда десяток жуликов всех нас, вас грабит каждый день, а мы всё это терпим. Я этого терпеть не буду. Повторюсь: сколько нужно будет стоять — в метре от этой клетки, в метре внутри этой клетки — я постою. Есть вещи более важные.

Хотел бы ещё раз сказать: трюк удался. С моей семьёй, с моими близкими. Тем не менее нужно помнить, что они меня поддерживают во всём. Но никто из них не собирался становиться политическими активистами. Поэтому нет никакой нужды сажать моего брата на восемь лет или вообще сажать. Он не собирался заниматься политической деятельностью. Уже принесено нашей семье достаточное количество боли и страданий в связи с этим. Нет никакой нужды усугублять это всё. Как я уже сказал, взятие заложников меня не остановит. Но тем не менее я не вижу, зачем власти этих заложников нужно убивать сейчас.

Я призываю всех абсолютно (может быть, это наивно звучит и над этими словами принято смеяться и иронически ухмыляться) жить не по лжи. Ничего другого не остаётся. В нашей стране сейчас другого рецепта не существует.

Я хочу поблагодарить всех за поддержку. Я хочу призвать всех жить не по лжи. Я хочу сказать, что я уверен абсолютно, что изолируют меня, посадят — на моё место придёт другой. Ничего уникального или сложного я не делал. Всё, что я делаю, может делать любой человек. Я уверен, что и в Фонде борьбы с коррупцией, и где-то ещё найдутся люди, которые будут продолжать делать то же самое вне зависимости от решений этих судов, единственная цель которых — это придание вида законности. Спасибо.

Пока я сидел под домашним арестом, в моей жизни произошло важное и очень неприятное событие. В марте 2014-го мой блог в «Живом Журнале» заблокировали по требованию Роскомнадзора и прокуратуры. Я просто в один прекрасный день из новостей узнал: «Блог Навального заблокирован». Удалили и сам блог, и даже его перепечатки на других сайтах. Мои подписчики, зайдя на мою страницу, вместо текста видели огромную картинку удивлённого козла и надпись: «Ошибка 451, на территории вашей страны просмотр этой страницы запрещён органами власти».

Для меня это было большой проблемой. За последний год в мой ЖЖ зашло около двадцати миллионов уникальных пользователей. Многие из них делали это ежедневно. Это было особенно важно в тот момент, за три дня до путинского референдума в Крыму и грядущей аннексии. Собственно, Путин тогда решил воспользоваться моментом и устранить многие свои проблемы, в том числе и с независимыми СМИ. За несколько месяцев было уничтожено ещё много ресурсов, блогов и сайтов, включая главное новостное СМИ страны — «Ленту. ру».

С существующими платформами для блогов я решил больше не связываться: всё равно по запросу прокуратуры они моментально ограничат доступ к моему аккаунту. Мы создали отдельный независимый сайт, и мой блог переехал туда.

Тем не менее в результате блокировки и переезда я потерял больше половины своих читателей. Ведь даже отдельный сайт не решал моей проблемы полностью. Со временем и его могли заблокировать, и сколько бы я ни призывал пользоваться VPN, сколько бы зеркал и обходов блокировок ни придумывал, люди будут лениться. Одно дело — читать мои посты в ленте, другое — прорываться к заблокированному сайту с помощью сложных и неудобных технологий. Надо было как-то исправлять ситуацию: мне важно было снова стать доступным для миллионов россиян. После домашнего ареста я решил попробовать это сделать с помощью видео. Однако тут была проблема: необходимость сниматься в них меня ужасала.

Я люблю писать. Сколько я себя помню, я был человеком текста. А тут всё совсем другое! Ладно ещё набросать сценарий, но ведь его потом надо прочитать на камеру. Плюс видео гораздо сложнее в производстве, чем текст. Нужна целая инфраструктура, специальные люди — операторы, звукорежиссёры, монтажёры, куча техники, света. Студия, в конце концов.

А потом же надо всё отснятое смонтировать — это самая душераздирающая часть. Поначалу для меня не было большей пытки, чем смотреть на самого себя в записи. Особенно на те отрывки, где я пытаюсь что-то изобразить, сыграть, пошутить, — мне это причиняло прямо физическую боль. Если честно, это до сих пор полностью не прошло.

Тем не менее я понимал: видео стало моей единственной возможностью выйти на широкую аудиторию. Если я хочу привлекать новых людей (а я хочу), я должен делать свои ролики, пускай они и заставляют меня страдать. Потому что правда в том, что россияне пришли в интернет, чтобы найти там другое телевидение. А ещё выяснилось, что подавляющее большинство людей (умных людей) вообще не хотят читать. Когда я это понял, я испытал большое разочарование, но такова реальность: люди не любят читать, они любят смотреть.

Вы можете сделать отличное расследование. Написать о нём прекрасный, даже великолепный пост. Он будет очень смешным и остроумным, в нём будет много фактов, фотографий, схем, банковских выписок и прочих доказательств, но прочитает его в лучшем случае миллион человек. А вот если вы снимете видео — обычное видео, где вы сидите за столом на фоне чёрной стены, а рядом с вами появляются те же самые фотографии, схемы и выписки, — вас посмотрит два миллиона человек. Ну а уж если пролететь на дроне над дачей чиновника, написать классный сценарий, сделать прикольную графику — шесть миллионов.

Наше полноценное освоение ютуба началось с расследования про генерального прокурора России Юрия Чайку. Это была история не просто о коррупции, а о союзе прокуратуры и организованного криминала — настоящих бандитов и убийц.

Сначала мы, как обычно, обнаружили, что старший сын генерального прокурора живёт, мягко говоря, не по средствам. Мы нашли у него огромную шикарную гостиницу в Греции, несколько вилл там же, дом в Швейцарии и иностранные счета. А дальше мы поняли, что существует целая прокурорская мафия. Артём Чайка владел гостиницей вместе с женой заместителя своего отца, а та, в свою очередь, вела бизнес с жёнами двух самых главных бандитов Краснодарского края из так называемой банды Цапков. Эти Цапки несколько десятилетий держали в ужасе целый город: грабежи, рэкет, изнасилования, убийства. Последнее, массовое, обсуждала вся страна. В новостях рассказывали, как банда Цапков ворвалась в дом к местному предпринимателю, убила четырнадцать человек, которые там были, включая младенцев, а потом сожгла трупы. Прокуратура годами прикрывала банду Цапков и отказывалась возбуждать против них уголовные дела.

Когда мы это поняли, мы были совершенно шокированы, но дальше оказалось, что сын генпрокурора сам мог быть замешан в убийстве. Он хотел захватить и присвоить себе речное пароходство в Сибири. Директор пароходства рассказал в интервью, что Артём Чайка шантажирует его и запугивает, а через два дня директора нашли повешенным в собственном гараже. Уголовное дело возбуждать не стали — списали на самоубийство, но протоколы осмотра тела свидетельствовали, что руки у него были связаны, а такие следы на шее могли остаться только при насильственной смерти.