Последнее слово по делу «Ив Роше», 19 декабря 2014 года

Сколько раз в своей жизни человек, который не занимается ничем криминальным и противозаконным, может произнести последнее слово? Нисколько, ноль раз. Ну, если ему не повезёт, — один раз. Я же за последние полтора года, два года с учётом апелляций… Это, наверное, моё шестое-седьмое, может быть, десятое последнее слово. Вот эту фразу — «Подсудимый Навальный, вам предоставляется последнее слово» — я уже слышал много раз. Такое впечатление, что с последним словом — для меня, для кого-то, для всех — наступают последние дни. Постоянно от тебя требуют сказать последнее слово. Я говорю это, но, в общем-то, вижу, что последние дни — они не наступают.

И самое главное, что меня в этом убеждает. Если бы я вас здесь сфотографировал втроём, а лучше всех вместе, с представителями так называемых потерпевших… Это те люди, с которыми я общаюсь в последнее время: люди, глядящие в стол. Понимаете, вы все постоянно смотрите в стол. Я с вами всеми разговариваю — вы смотрите в стол, постоянно, все. Вам нечего сказать… [Судья] Елена Сергеевна [Коробченко], какая самая популярная ваша фраза — вы её точно знаете, — обращённая ко мне? Следователи, прокуроры, сотрудники ФСИН, судьи по гражданским делам, по уголовным… Вы все говорите мне одну и ту же фразу: «Алексей Анатольевич, ну вы же понимаете…» Я всё понимаю, но не понимаю одного: почему вы без конца смотрите в стол?

У меня нет никаких иллюзий. Я понимаю отлично, что никто из вас не вскочит, не перевернёт этот стол, не скажет: «Да надоело всё!» Не встанут представители «Ив Роше» и не скажут: «Убедил нас Навальный своими красноречивыми словами». Человек устроен по-другому. Человеческое сознание компенсирует чувство вины, иначе люди постоянно выбрасывались бы [на сушу], как дельфины. Невозможно просто прийти домой и сказать своим детям, мужу: «Вы знаете, сегодня я участвовала в том, что сажали заведомо невиновного. Я теперь страдаю и буду страдать постоянно». Люди так не делают, они устроены по-другому. Они либо скажут: «Алексей Анатольевич, вы же всё понимаете…», либо они скажут: «Нет дыма без огня». Либо они скажут: «А не надо было на Путина лезть» — так недавно процитировали слова представителя Следственного комитета. «Если бы он не привлекал к себе внимания, не размахивал руками, не мешал бы проходу граждан, наверное, всё бы обошлось».

Но тем не менее для меня очень важно обращаться в эту часть зала, а не только к тем, кто посмотрит или прочитает моё последнее слово. Хотя это может показаться достаточно бесполезным. Люди, смотрящие в стол, — это же, по большому счёту, такое поле битвы между теми жуликами, которые захватили власть, и теми людьми, которые хотят что-то изменить. Мы же бьёмся за людей, которые смотрят в стол, пожимают плечами — и в условиях, когда можно просто не делать какую-то подлость, они её делают.

Есть известная цитата (сегодня все любят кого-то цитировать) из пьесы Евгения Шварца «Дракон»:

— Но позвольте! Если глубоко рассмотреть, то я лично ни в чём не виноват. Меня так учили.

— Всех учили. Но зачем ты оказался первым учеником, скотина такая?

Это не обращено конкретно к суду. Огромное количество людей либо вынуждены делать какую-то подлость, либо (и даже чаще всего) [делают эту подлость], когда их никто не заставляет и даже не просит, — они просто смотрят в стол, они пытаются игнорировать всё происходящее. И наша битва за людей, смотрящих в стол, [состоит в том,] чтобы объяснить вам ещё раз, чтобы вы не смотрели, а сами себе признались, что, к сожалению, в нашей прекрасной стране вся власть, всё, что происходит, основано на бесконечном вранье.

Я здесь стою и готов постоять сколько угодно раз для того, чтобы вам всем доказать, что я не хочу терпеть это враньё, я не буду его терпеть. В буквальном смысле враньё обо всём, от первого до последнего слова, понимаете? Мне говорят, что интересов русских в Туркмении — их не существует, зато за интересы русских в Украине нужно начать войну. Мне говорят, что русских в Чечне никто не обижает. Мне говорят, что в «Газпроме» не воруют. Я приношу документы, [которые показывают,] что у этих конкретных чиновников есть незарегистрированное имущество, есть компании. Они говорят: «Ничего этого нет». Я говорю, что мы готовы прийти на выборы и победить вас на выборах: мы зарегистрировали партию, мы делаем многие вещи. Мне говорят: «Это всё ерунда. Мы на выборах побеждаем, а вы в них не участвуете не потому, что мы вас не пускаем, а потому, что вы неправильно оформили документы».

Всё построено на вранье, на ежечасном вранье, понимаете? И чем более убедительные доказательства чего-либо приносит любой из нас, с тем большим враньём мы сталкиваемся. Это враньё стало не механизмом, который использует государство, — оно стало сутью государства. Мы смотрим выступления первых лиц — там же враньё от первого до последнего слова, в крупных вещах и в мелочах. Вчера выступает Путин и говорит: «У нас нет дворцов». Да мы фотографируем эти дворцы в месяц по три штуки! Выкладываем, показываем. «Нет у нас дворцов…» Нет у нас олигархов, которые кормятся за счёт государства. Да вот же, пожалуйста, документы посмотрите, как руководитель РЖД на кипрские и панамские офшоры уже половину госкорпораций оформил.

Зачем терпеть это враньё? Зачем смотреть в стол? Извините, что я вас в философию уже утягиваю, но жизнь слишком коротка, чтобы в стол смотреть. Я не успел оглянуться — мне уже почти сорок. Не успею оглянуться — внуки. А потом мы все не успеем оглянуться, и мы уже все лежим в постели, а вокруг стоят родственники, которые только и думают: «Скорее бы он уже отдал концы и освободил жилплощадь». И в какой-то момент мы будем понимать, что не имело смысла вообще ничего из того, что мы делали, для чего мы смотрели в стол и молчали. Смысл имеют в нашей жизни только те моменты, когда мы делаем что-то правильное. Когда нам не нужно смотреть в стол, а мы можем честно посмотреть друг другу в глаза, просто поднять эти глаза. А всё остальное смысла не имеет.

Именно поэтому для меня это достаточно болезненная ситуация… И хитрый болезненный формат, который выбрал Кремль в борьбе со мной. Когда не просто меня пытаются посадить, а ещё притянуть каких-то невиновных людей. Офицеров с пятью детьми — я должен смотреть в глаза его жене. Я уверен, что многих людей по «болотному делу» посадили ни за что, просто для того, чтобы устрашить меня и таких, как я, лидеров оппозиции. Сейчас — брата моего. У него тоже жена, двое детей. Сейчас — с родителями. И я должен как-то… Все всё понимают, они меня поддерживают. Я очень благодарен своей семье, но вот эта вещь…

Я признаю, передайте там всем: да, они меня этим, конечно, цепляют — тем, что они вместе со мной ещё невиновных людей паровозом тащат. Может быть, плохую вещь сейчас скажу, но даже взятие заложников меня не остановит. Потому что всё в жизни не имеет смысла, если терпеть бесконечное враньё, если быть согласным со всем, причём без причины. Просто быть согласным, потому что «мы согласны».

Я никогда не соглашусь с той системой, которая выстроена сейчас в стране, потому что эта система направлена на то, чтобы грабить всех, кто находится в этом зале. Ведь у нас всё выстроено таким образом, что существует на самом деле хунта: двадцать человек, которые стали миллиардерами, захватив всё — от госзакупок до продажи нефти. Есть тысяча человек, которые находятся на кормёжке у этой хунты. Не больше тысячи человек, на самом деле: депутаты, жулики. Есть несколько процентов активного населения, которым это не нравится. И есть миллионы глядящих в стол. Я не остановлю свою борьбу вот с этой хунтой. Я буду продолжать, агитировать, баламутить как угодно тех самых людей, которые глядят в стол. Вас в том числе. Я не остановлю этого никогда.

Я не жалею, что тогда позвал людей на несанкционированную акцию. Вот та акция на Лубянке, из-за которой, в принципе, всё началось, — она, прямо скажем, не удалась. Но я не жалею ни секунды, что я её сделал. Я не жалею ни секунды о своих действиях, которые я направил на борьбу с коррупцией, расследования и так далее. Адвокат Кобзев несколько лет назад сказал вещь, которая мне запомнилась. Он сказал: «Алексей, а ведь тебя точно посадят. Ты к ним лезешь таким образом, что они этого не стерпят. Рано или поздно тебя посадят».