Главный «радикальный демократ» — Борис Ельцин. В 1976 году, когда я родился, Ельцин уже был первым секретарём Свердловского обкома КПСС. То есть губернатором крупнейшего промышленного региона на Урале. С полномочиями, кстати, куда большими, чем у современных губернаторов. Вёл себя он там как типичный советский начальник-самодур. И как сел он в середине семидесятых в чёрный персональный автомобиль, вселился в служебную квартиру, обзавёлся элитной служебной дачей, так до самой смерти и пользовался всем этим вместе со своей семьёй. Плоть от плоти советской номенклатуры, узнающей о жизни «простого народа» от шофёров и домработниц.
— А как же «период опалы»?
А вот это отличный вопрос. До сих пор огромное количество людей убеждено, что Ельцин выступил с резкой критикой партийных боссов, опубликовал некие доклады, за что его репрессировали и он, бедолага, чуть ли не на нелегальное положение перешёл. В реальности ничего этого не было. Ни докладов, ни особой критики, ни тем более опалы. Сначала советские партийные боссы в рамках своих интриг назначили его главой Московского обкома КПСС, то есть мэром Москвы, а потом, когда начали с ним конфликтовать, пересадили его в кресло главы Госстроя. То есть министра строительства. Да уж, опала так опала! Даже на чёрную «Волгу» классом ниже пересаживаться не пришлось. И всё окружение у него было соответствующее — лживая советская номенклатура. И семья такая же, с такими же ценностями, вернее — с их полным отсутствием и одной только тягой к личной роскоши и деньгам. Это будет иметь ключевое значение, когда семья трансформируется в «Семью».
Никаких реальных идеологических мотивов у Ельцина, увы, не было, только жажда власти. Это был, бесспорно, человек крайне талантливый. Настоящий интуитивный политик, чувствовавший настроения людей и знавший, как их использовать. Человек, готовый время от времени действовать решительно и смело — но всегда для себя и своей власти, а не для людей и не ради интересов страны.
Пишу эту неожиданно страстную отповедь Ельцину, который, увы, ответить уже не может, и понимаю, почему мне это так важно. Во-первых, я сожалею о том, что был слепым фанатом Ельцина и принадлежал к той части общества, которая своей готовностью поддерживать его во всём открыла дорогу тому беззаконию, что творится сейчас. Можете надо мной смеяться, но мне это важно.
Во-вторых, мало что меня так злит, как популярное сравнение меня с Ельциным. Такие параллели любят проводить в Кремле, и лидер российских коммунистов, который, несмотря на то что я уже много лет помогаю его партии в борьбе за выживание, должен критиковать меня по должности, любые заявления обо мне начинает с фразы: «Навальный — это молодой Ельцин».
Это прямо, как говорится, ранит меня в самое сердце. Я понимаю, что для того и сравнивают, чтобы позлить, но это кто-то очень грамотно придумал. Действительно злит.
Говорят, что от любви до ненависти один шаг. Я шагов сделал гораздо больше, но любовь совершенно точно была.
В начале и в середине девяностых я был не просто сторонником Ельцина, а из таких, что, не раздумывая, поддержат лидера во всех его начинаниях. Интересно, что в моём случае дело было не в том, что мне так уж нравился сам Ельцин или члены его команды. Я просто терпеть не мог альтернативу. Чёрно-белый политический мир, существовавший тогда, определил: либо ты с Ельциным, за движение вперёд — с ошибками, трудностями, непопулярными решениями. Либо за этих трухлявых безмозглых пней из СССР, у которых вообще нет никакой повестки, кроме: «Возвращаемся назад, там было хорошо».
А мне не было там хорошо. И попытки доказать обратное выводили из себя. И до сих пор, кстати, выводят. В девяностые какие-то идиоты пытались мне доказать, что моя мать, оказывается, не должна была вставать в пять утра, чтобы купить мяса. А я не стоял каждый день в часовой очереди за молоком. А сейчас какие-то малолетние олухи, не помнящие СССР или не жившие в нём ни дня, устраивают холивары в интернете, доказывая, что Советский Союз был чем-то вроде Атлантиды, где все люди жили в справедливом обществе, преступности почти не было, а лучшую в мире науку боготворили все слои населения. Они постят пропагандистские картинки тех времён в качестве аргумента: вот, мол, смотрите, это обычный советский сельский магазин. Зумим на витрины и видим, что в продаже есть и бразильский кофе, и индийский чай. А вот целая пирамида из консервов — крабового мяса! Можно даже ценник разглядеть: сорок копеек. А трудящийся тогда получал в среднем — вот вам ссылочка на данные Госплана СССР — двести восемьдесят рублей.
Такого рода рассуждения заставляли мою память бунтовать и толкали меня прямо-таки на передовую священной борьбы президента Ельцина за демократию и рыночную экономику.
Добавьте сюда интерес к политике, появившийся у меня в тринадцать лет, и родителей, ведущих разговоры о политике, и получится кто-то вроде помешанного.
Я просто не мог спокойно слушать, когда кто-то критиковал Ельцина, а заодно Гайдара и Чубайса, главных его реформаторов. Сколько сотен часов я провёл в яростных спорах, защищая Чубайса — его чековую приватизацию и, позднее, залоговые аукционы!
— Это же формирование класса эффективных собственников!
— Это же изъятие собственности у отвратительных «красных директоров», которые мешают замечательным реформам!
У меня ведь был диплом по теме «Правовые особенности приватизации в России». Я там доказывал, как всё хорошо, правильно и основано на законе.
Как сейчас помню: очень приятный пожилой профессор с кафедры гражданского права — один из немногих действительно толковых преподавателей — спросил меня, стоящего на подиуме: «Ну, с правовыми основами всё ясно, а вы-то сами как считаете, был ли правовой механизм использован на благо людей и общества? Ведь крупнейшие, самые прибыльные сырьевые предприятия страны были просто буквально отданы бывшим главным чиновникам бесплатно. По схемам, неотличимым от обычного мошенничества».
Я тогда с досадой подумал: «Надо же, какой классный дед, а тоже недобитый коммунист, выступает против демократов, демократии и движения вперёд». И очень вежливо и немного снисходительно объяснил ему и всей комиссии, что взгляды на политические решения о приватизации могут быть разными, хотя лично я приветствую усилия реформаторов по передаче предприятий эффективным собственникам (я сделал ударение на слове «эффективным»), но в рамках своей работы я рассматриваю юридические аспекты, а они безукоризненны. Нареканий нет.
Профессор продолжал вежливо улыбаться, покивал головой. Я получил пятёрку.
Помню и другой случай. Я почти наорал на малознакомую однокурсницу, сказавшую даже не мне, а своей подруге что-то вроде: «Голосовать надо за Явлинского, это единственный нормальный вариант».
Что?! Кто-то настолько глуп, что не понимает: только полная и безоговорочная консолидация вокруг Ельцина позволит ему победить коммунистов, желающих затащить нас обратно в какой-то мрак, где люди мечтают о возможности купить югославские ботинки?!
Уровень тревоги красный! Хороший человек обязан сейчас же влезть в чужой разговор и либо доказать этой дуре, что она ничего не понимает, либо, если аргументы не подействуют, просто обозвать её дурой вслух.
Видимо, этот мелкий эпизод врезался мне в память потому, что, во-первых, девушка была симпатичная, мне нравилась и страшно разочаровала меня своей, как мне казалось тогда, непроходимой тупостью. А во-вторых, спустя немного лет я вступил в партию этого самого Явлинского и, ожидая голосования партийной ячейки по своей кандидатуре, смеялся, представляя себя тогдашнего, если бы эта девушка оказалась путешественницей во времени и на моё «дура!» показала мне моё сегодняшнее фото.
Я гордо отстаивал право Ельцина, его правительства и администрации расстрелять парламент из танков. Ну конечно, расстрелять, а как иначе-то? Они же против реформ, они идиоты, что с ними разговаривать. Мы, образованные люди, знаем, как надо делать. Вон вся московская интеллигенция за нас и против них. Это какие-то бомжи собрались там, они просто не в состоянии даже понять, как правильно всё то, что делает команда Ельцина, Гайдара и Чубайса. Пусть расходятся по домам в смиренном послушании. А если нет, то они заслужили этот снаряд из танка.
