А вот у преподающих право и экономику мир рухнул, причём несколько раз. Законы и сама экономическая формация страны менялись постоянно. А они — вчерашние преподаватели марксизма-ленинизма. Праведники научного атеизма. Даже максимально удалённые от текущей политики, вроде преподавателей римского права, всю жизнь врали и лицемерили, ведь любое явление было положено объяснять классовой борьбой и положениями диалектического материализма. Даже те, кто пытался заниматься серьёзной наукой, обязаны были включать в свои диссертации десятки страниц идеологической чуши.
В середине девяностых все эти люди — приятные, милейшие и образованные — оказались совершенно профнепригодны. Они ничего не знали сами и ничему не могли научить других. Я довольно быстро понял одно из главных правил права: хороший юрист — не тот, кто знает всё, а тот, кто понимает, что и где почитать, чтобы разобраться. Это точно работает применительно к романо-германской системе права (в англосаксонской, основанной на прецедентах, всё сложнее) и уж тем более работает в странах, только начинающих строить новую правовую систему, вроде тогдашней России.
Мне нравится и нравилось быть юристом, я не ленился читать первоисточники, и меня страшно бесило чувство, что я разбираюсь во многих вопросах лучше преподавателей. Это просто выгоняло меня из аудитории, как могучая центробежная сила. Снаружи был преображающийся мир — пусть далеко не всегда прекрасный, но многообещающий. А ты, как дурак, должен сидеть в аудитории, где преподаватель с явным затруднением рассказывает тебе о только что принятом законе, который он прочитал позже и в котором понял меньше, чем ты сам. А уж когда приходилось выслушивать какие-то экономические воззрения этих недавних певцов марксизма-ленинизма или тем более их взгляды на «геополитику» (я ещё тогда решил для себя, что постоянное употребление слова «геополитика» — маркер дурака, и этот признак меня ни разу не подвёл), это было просто невыносимо.
Конечно, мне хотелось сбежать и начать работать. Гибкая система посещения это позволяла. А главное, мне нужна была машина: автобус № 26 меня измучил. Мне хотелось мобильный телефон. Они только появились, и в глазах любого именно «мобила» была первым и базовым знаком, что ты не какой-то лох, а стоящий человек. Ну и вообще, состояния рождались на глазах. Как-то же все эти люди зарабатывают на свои прекрасные блестящие чёрные «мерседесы»! Значит, и любой может, я — уж точно. Правильно говорят: сейчас Россия — страна возможностей. Как когда-то Америка. Только лучше.
Есть в России такая рок-группа — «Бахыт-Компот». Так вот, в девяностые у них была песня — ужасная с музыкальной точки зрения, но очень важная как философское размышление панка. Я тоже об этом постоянно думал. Припев у песни такой:
«Нам хрен в дышло, а у чехов вышло.
Нам хрен в дышло, а у венгров вышло.
Нам хрен в дышло, а у немцев вышло».
Ну и так далее. У всех стран советского блока вышло. У прибалтийских республик СССР (теперь — стран Балтии) вышло. А у нас нет. Нефть есть, газ есть, металлы и лес есть, какая-то инфраструктура и промышленность есть. Высокообразованное население — есть, и много.
А ничего не вышло. Не просто «как в Америке» не получилось, но даже как в Польше. Я пишу это в 2021 году, когда в России официально тринадцать процентов людей живут за чертой бедности. А по уровню средней заработной платы нас обогнали и Китай, и Ливан, и Панама. Не вышло.
Когда-нибудь, конечно, получится и всё будет хорошо. Но надо признать правду: тридцатилетний период жизни страны с ранних 1990-х по 2020-е — это бездарно потерянное время деградации и отставания. А поколение моих сверстников и людей на пять-десять лет старше не зря называют потерянным и проклятым. Именно эти люди должны были стать главными выгодоприобретателями свободы — рыночной и политической. Они могли легко адаптироваться к новому миру (большинство представителей старшего поколения такой возможности было лишено). Пятнадцать процентов из них должны были стать предпринимателями, как в США. Но ничего не вышло ни у них — самых перспективных, ни у остальных. Спору нет, в 2021 году люди живут лучше, чем в 1990-м, — но, извините, тридцать лет прошло. И в Северной Корее люди живут сейчас лучше, чем тридцать лет назад, и в любой другой стране. Причины — научно-технический прогресс, целые новые отрасли экономики: связь, интернет, банкоматы, компьютеры. Люди, которые объясняют рост уровня жизни по сравнению с девяностыми успехами и усилиями путинской власти, действительно похожи на героев анекдота, говорящих: «Спасибо Путину, при нём скорость работы компьютеров выросла в миллион раз».
Сравнивать надо не нас в 1990-м и нас сегодняшних, а нас сегодняшних и нас — таких, какими мы могли бы быть. Не в области фантастики и сказок — если бы мы росли среднемировыми темпами, спокойно добивались того, что на наших глазах сделали Чехия, Восточная Германия, Китай и Южная Корея. Такое сравнение навевает грусть. Это не абстрактное математическое упражнение, это тридцать лет нашей жизни. И бог знает, сколько ещё таких потерянных и украденных лет впереди. Пока Путин у власти, мы так и будем считать упущенные возможности, замечать: о, вот ещё одна страна обогнала нас по ВВП на душу населения. А вот эти — смотрите-ка, мы всегда относились к ним как к нищим — обогнали нас по уровню средней зарплаты.
Так почему не вышло-то? Чем мы оказались хуже Польши и Чехии?
У меня есть простой ответ. И хотя технически это ответ вопросом на вопрос, всё становится ясно:
— Скажите, а архитектор польских реформ Бальцерович стал долларовым мультимиллионером, как наш Чубайс?
— Скажите, а семья чешского посткоммунистического лидера Вацлава Гавела купила себе дом за пятнадцать миллионов долларов на Сен-Бартелеми[6], «острове миллионеров», и обладает другими активами на сотни миллионов?
— Скажите, а как так вышло, что именно в России почти все без исключения «молодые демократы-реформаторы-рыночники» девяностых стали сказочно богаты и сейчас перекрасились в «консерваторов-государственников»? Ведь ни в Эстонии, ни в Венгрии, ни в Словакии, ни в ГДР — нигде этого не произошло.
Сейчас, когда у нас есть и тонны автобиографических свидетельств, и интервью, и архивные документы, и, главное, наглядные результаты тех дел и реформ, когда мы своими глазами видим «реформаторов девяностых», а ныне — путинских холуёв, пропагандистов, олигархов, чиновников, людей сплошь очень богатых, нам стоит уже честно, отбросив лицемерие и попытки оправдать самих себя за бесцельно прожитые годы, признать: не было в России у власти никаких демократов. В смысле — людей с подлинно либеральными и демократическими взглядами.
И главной истории нашего недавнего прошлого, о противостоянии «демократов» и советских консерваторов, тоже, в общем, не было.
«Как же не было, если я в ней участвовал!» — это даже мне хочется воскликнуть в ответ на такое то ли радикальное, то ли наивное, то ли чуждое суждение. Но сейчас, в 21-м году, ясно видится, что противостояния не было, по крайней мере в том виде, в каком пытаются представить его участники тех событий.
Был объективный исторический процесс. Был СССР, обанкротившийся идеологически, экономически и нравственно. Конфликт элит, часть которых ради отстранения устаревших маразматиков примеряла на себя более популярный окрас: в тот момент — «демократов и сторонников рыночной экономики». И под этим лозунгом захватила власть. Так и что же здесь такого? Оно ж ровно так и должно работать. Вам шашечки или ехать? Вам надо, чтобы часть элиты провозгласила новые лозунги и победила под ними, или вы тут собираетесь ходить с прибором определения идеологической чистоты — либералометром — и выяснять, кто больше верил в то, что говорил, а кто меньше?
На самом-то деле, такой прибор не помешал бы. А то ведь ровно поэтому и не вышло. Ни как в Америке, ни как в Чехии.
Если борьбу с консерваторами-социалистами-маразматиками-дураками-вредителями в странах советского блока возглавляли (или, в некоторых странах, как минимум играли в ней ключевую роль) люди формата Леха Валенсы и Вацлава Гавела, прошедшие давление и репрессии, многолетней работой подтвердившие реальную приверженность словам, которые они говорили с трибун, то у нас всё было совсем не так.
