– Ты решил, что я настолько голодная? – обвожу все это великолепие. Слюна скапливается во рту. На тарелке нарезанный ананас. Обожаю!

– Это я себе, – улыбается широко. Я безмолвно смотрю на него и думаю: «Ну что за черт, Тая!»

Сердце предает меня в эту секунду, тело перемещается в пространстве словно нет ног. Чувство опьянения возвращается во сто крат сильнее.

– Ладно, Та-я, просто не знал, что любишь, – подмигивает. Я оступаюсь и чуть не падаю.

Не хочу заканчивать этот вечер, эту ночь. Единственное желание закрыться в номере и уничтожить весь мир за пределами этих метров.

– Спасибо, – скромно произношу.

Мы едим молча. Но то и дело переглядываемся.

Рыба шикарная, на десерт мой любимый медовик. А от фруктов такой аромат, что уже пропиталась их соками и вкусом.

– Шампанское? – указывает на ведерко.

Отрицательно машу головой. На сегодня алкоголя достаточно.

Игнат откладывает приборы первым. Под его тяжелым взглядом кусок в горло уже не лезет. Что-то вытягивает своими глазами из меня. До тошноты стягивает.

– Расскажешь мне, кто ты?

– Тебе правда это интересно?

Бегаем по лицам друг друга. Уже знаю, что у него над левой бровью маленькая родинка. А на верхней губе тоненький шрамик. Хочу нарисовать этого мужчину. Он идеальный в своей не идеальности.

– Ну, я бы не спрашивал, если бы не было интересно, – говорит так, что закручиваешься узелком.

Откидываюсь на спинку стула. Театрально делаю паузу и смотрю, как Игнат от нетерпения чуть елозит на стуле. Вот блин, он и правда ждет моих слов.

– Я художница. Год назад закончила Суриковское.

Его брови летят вверх. Ну да, это не совсем современно. Но что он ожидал?

– И ты рисуешь? Ну, реально рисуешь?..

– Да. Неделю назад отдала свой последний заказ. Игорь, – немного торможу. Ком в горле все еще не дает полноценно о нем говорить, – часто рекомендовал меня своим знакомым. Им нужно было то в доме стену оформить, то картину нарисовать. Я бралась за эти заказы. И мне нравилось.

Не юлю душой. Мне и правда нравится это. Дедушка тоже был художником. В его квартирке старой до сих пор хранятся картины, на которые смотреть без сбившегося ритма в сердце невозможно. Там такая душа в мазки вшита – дрожь прокатывается по спине.

Игнат подходит к столу, где обычно лежат буклеты. Ищет что-то в ящиках. Находит чистый лист и карандаш.

Закатываю глаза. Удовольствие маленькими шажками окружает меня.

– Нарисуй, – просит. И смотрит, как будто в первый раз видит.

– Тебя?

Думал, а потом отрицательно машет головой. А я и не дышала вовсе. Игнат указательным пальцем трет верхнюю губу и странно ухмыляется. Почему мои мыли прочитать он может, а я его нет? Как-то даже обидно.

– Себя, Тая. Себя нарисуй.

– Автопортрет?

– Да как хочешь называй. Хочу видеть тебя на рисунке. И твои глаза.

И я рисую. Полностью погружаюсь в свой рисунок. Жизнь вокруг сжимается только до меня, карандаша, листа бумаги и моих штрихов. Так было всегда. Я погружаюсь в свой рисунок полностью, без остатка. И правда, часть себя вкладываю.

– Вот, – передаю его Игнату. Жду каких-то слов. Внутренности сшиваются плотными нитями от этого ожидания. В горле сухо, голос будет глухим и хриплым. И я молчу.

Игнат долго смотрит на мой рисунок. Он мне кажется недоработанным и сырым. А его нисколько не смущает. На лице ноль эмоций. Просто долгий взгляд в мои нарисованные глаза. В сердце какое-то костровище. Тишина в комнате как разряды тока щиплет нервы.

– Не нравится? – чуть смелею.

Он складывает лист вчетверо и убирает в карман брюк. Так и не сказав ни слова. Обида рвет на кусочки.

– Давай спать, Та-я? Наизнанку выворачиваешь ведь …

Просыпаюсь первым. Тая, прижавшись ко мне всем телом, мило сопит. Даже шевелиться не хочу. Внутри что-то цепляет это картинка, ворочает и заставляет запомнить ее образ.

Наклоняю голову и втягиваю ее запах. Какой-то чертовски вкусный, хочется дышать им и дышать не прекращая. В кровь вливается дикая доза сладкого сиропа, сгущает ее.

Касаюсь ее персиковой кожи, и легкое покалывание ощущаю на губах.

Тая медленно открывает глаза. Еще не проснулась, не поняла обстановку: номер, незнакомый мужчина, охрененный секс прошлой ночью… А то, что смутится и застесняется, уверен. В такой момент она покрывается очаровательным румянцем. В паху сразу тяжелеет от ее смущения и уязвимости.

– С добрый утром, – говорю.

– С добрым.., – осекается.

Обводит номер туманным взглядом. Хмурится. Мне в сердце нежность вкалывают маленькими дозами. Хочется ее к себе притянуть и еще разочек показать, какой же козел ее этот Игорь. Тянусь, чтобы коротко поцеловать тонкую шею. Тая уворачивается. Зараза такая…

– … утром, – заканчивает.

Ну и где смущение? Где мой румянец? Я как бы лежу, жду тут…

– Я первая в душ.

Соскакивает с кровати и, щеголяя охрененным голым задом, с идеальной осанкой ныряет в ванную. Мне осталось только прикрыть рот и тупо гипнотизировать белую дверь. Стучаться и проситься на совместный душ вроде уже невежливо.

Заказываю завтрак в номер. Снова перечисляю все, что есть в меню. И постоянно кошусь на часы. Отчего-то отсчитываю время, сколько Тая отсутствует.

Дверь открывается с громким щелчком. Как дурак уставился на нее и жду. Ритм сердца становится частым, показывая острые углы на кардиограмме. Воздух удушливой волной стягивает легкие, даже перед глазами все мутнеет и тускнеет. Это начинает выводить из себя. Какая-то странная и неадекватная реакция.

Тая выходит полностью одетая. Та же блузка, юбка, что и вчера. И длинный каскад русых волос. Они приятно пахнут какими-то цветами. Уверен, вызывают зависимость. Потому что мне до чесотки хочется подойти, взять прядь волос и сделать этот губительный вдох.

Стискиваю ладони в кулаки, напрягаюсь весь.

– Привет, – улыбается. Мне к груди горячие камни прикладывают, – еще раз.

Сглатываю. Слова застревают в горле.

Мне не хочется ее отпускать. Вот совсем. В голове жужжат мысли, что такого придумать, чтобы мы не покидали этот номер. Готов стать подлым и мерзким, но закрыл бы номер на ключ и выкинул на хрен ключ в окно.

Машу головой, выгоняю эти мысли. Только Таю напугают.

– Я завтрак заказал, – хрипло говорю.

Она стреляет в меня своими глазами, которые похожи на морские камни. Еще вчера заметил, что они необычные. Могут тяжестью своей убить, а взгляда отвести не сможешь. В память врезаются дротиками.

– Не люблю завтраки, – ведет плечами.

Ну твою ж мать. Язык жжет, как ругаться хочется.

– А что любишь?

Отхожу к креслу и сажусь. Тая медленно шагает и идет к кровати. Неловкости между нами вроде нет, но напряжение простреливает воздух. Какая-то сизая дымка образуется и парит вокруг нас. Душит.

– Игнат… не надо этого, – вроде и строго говорит, но блядь, вижу, что не играет, ей хочется видеть от меня какие-то шаги, какие-то действия.

– Чего этого? – ухмыляюсь. А сам, как провод оголенный, опасно искрю, когда обидой в меня своей брызжет.

Тая делает глубокий вдох и отворачивается от меня. Хочется подойти, тряхнуть ее за плечи хорошенько и выбить ответы. Только с ней так нельзя.

– Играть в хорошего парня, которому есть до меня дела, – говорит быстро, на выдохе. Спорю, отвернулась, чтобы глаза зажмурить?

– Так, может, я и есть хороший парень, м?

Все-таки подхожу и просто касаюсь ее плеча. Запах втягиваю со всей силы. Мышцы напрягаются, а сознание как картофельное пюре.

– Тогда я люблю ужины, хороший парень, – не оборачиваясь, но уже улыбаясь, говорит.

За завтраком мне постоянно кто-то звонит, отвлекает. Тая только косится в мою сторону. Сейчас все кажется немного странным. Вроде и были вместе этой ночью, а близости как таковой нет. Только секс и интерес. И меня царапает это. Неприятно так. Почему-то вину ощущаю тонкой пленкой, но содрать не получается.