– И да, и нет, – приближается ко мне и складывает руки на стол. Я слышу его шумный вдох и горячий выдох, который касается моей кожи, как ветер в пустыне, – опаляет.

У него красивые руки с выпуклыми венами, он широк в плечах, и крест даю, ниже сложен тоже великолепно. Его губы, что искривляются в подобие улыбки, заставляют сжаться и свести колени вместе.

– Я его владелец, – заканчивает свою мысль.

– Значит, я разбила телефон владельцу ресторана?

Он неоднозначно ведет плечами. Закрадывается мысль, что телефон оказался на краю стола намеренно, но это же глупо, да? Такой мужчина не стал бы так знакомиться?

Вот только так лестно стало. Получается, за какую-то минуту он обратил на меня внимания, и я, выходит, зацепила его? Чем, интересно.

Выпитый бокал вина чуть плавит мозги. Расслабление ощутимо проходится по телу. Ресницы медленно опускаются, веки наливаются свинцом.

– Ты не сказал, как тебя зовут. – Смелею. Совсем немного. Это все вино. – Кому я обязана спасением за свой кошелек? Или все-таки не обязана?

Твою мать, мне кажется, я флиртую с ним. По венам начинает струиться жар, что разносит в каждый уголок моего тела жидкое наслаждение.

– Игнат.

Начинаю смеяться. Да быть такого не может.

Он смотрит на меня. Его брови свелись к переносице, а сам перестал улыбаться.

– Моего первого парня так звали. Редкостный козел. Мы с ним встречались полгода. Поцелуи, романтические свидания, цветы, первый секс. А он параллельно еще с одной девчонкой был. Типа кто первый даст. А я его любила, между прочим.

– Да, этот тот случай, когда любовь зла, полюбишь и …

Он вроде не обижен. До меня только сейчас начинает доходить, что я сболтнула лишнего. Кто в первую минуту знакомства рассказывает про первого парня? Жуть, Тая. Игорь в чем-то оказался прав. Не умею я вести себя с мужчиной, на меня такую никто и не посмотрит.

– А тебя как зовут?

Взгляд сжирает меня без остатка. Ему все равно, что я сморозила глупость. Он проникает внутрь и сводит с ума все клеточки моего тела.

– Как тебе нравится?

Опять какую-то ерунду говорю. Я же не Красотка из фильма. Игнат же сейчас встанет и уйдет. Но он только откидывается на спинку стула и начинает смеяться. А потом резко морщится, будто висок прострелила острая боль. Знаю эти ощущения.

– Ты «Красотку» пересмотрела? – сцежено говорит он. А сердце кто-то кусает. Он что, без спроса залез ко мне в голову?

Глаза прикрывает и голову отводит в сторону. Я чувствую его боль, она оседает на поверхности как пыль. Хочется ее сдуть.

Достаю красную капсулу. Она всегда имеется, какой бы маленькой ни была сумочка. После аварии голова болит часто.

– А где синяя? – ему еще тяжело говорить.

Боль ведь накатывает волнами. Сначала осторожно стягивает голову, потом начинает расщеплять ее на молекулу и с резким взрывом трескает напополам. И отступает до следующего приступа.

– Синяя? – не понимаю.

– «Матрица».

Он крутит капсулу в руке и не спешит ее пить.

– Это обезболивающее.

– Точно?

Пытается шутить. Тут уж закусывать внутреннюю сторону щеки бесполезно. Улыбка такая мощная идет изнутри. Теперь неизвестно, что расслабило больше: вино или сам Игнат.

Огонь разгорается внутри и так греет приятно. Его аромат, который окутал, что я больше никакие запахи не ощущаю, улыбка, смех, сам он. Чистый грех сидит передо мной, а я как дура ведусь на него вместо того, чтобы прийти домой, хорошо прореветься в последний раз и начать собирать вещи в новую жизнь.

Игнат кладет на язык красную таблетку и тянется к моему бокалу вина. Там еще несколько глотков плещутся на дне. И смотрит на меня так пристально, под кожу проникает, мысли по буквам и слогам раскладывает.

Подносит к губам в том месте, где пила я. Даже вижу след помады. Он же не собирается?..

– Стой!

– Все-таки не обезболивающее?

Шутник, блин.

Интимность момента просто зашкаливает. Сложно теперь говорить, во рту стало сухо, хоть выхватывай из его рук бокал и опрокидывай в себя. А не могу. Глаза кофейные держат, на допинг подсаживают.

– Таблетку нельзя алкоголем запивать, – голос стал низким и хриплым. Это не остается незамеченным.

Господи, что я в самом деле творю? Я его не знаю, а готова сидеть напротив него, нести всякую чушь и плавиться от его взгляда. Он же косточки мои практически обгладывает. Настоящий охотник.

– Хм… Никогда не верил в этот бред, – и делает последние глотки из моего бокала.

– Если таблетка не подействует, я не буду в этом виновата. Или если что-то заболит… Или… Я тебя предупреждала!

Он что, улыбку прячет за рукой? Опускает, только когда я прекращаю болтать очередную фигню.

Взгляд постоянно опускается на его губы. Шальная картинка проносится в голове: он целует меня ими, ведет вдоль шеи, задевает мочку уха…

Ежусь так, что стряхиваю эти непрошенные мысли. А они не бьются, как пластиковый шарик отскакивает от кафеля и с глухим звуком отпрыгивает.

Игнат будто и правда проник в мои мысли. Горячим взглядом обводит линию моих губ, спускается к шее. Задерживается на ней, печь нестерпимо начинает. «Касается» груди, в ложбинку «ныряет». И возвращается к колечку в носу.

Отворачиваюсь, смахиваю с себя этот омут, в который меня затягивает.

Колотит, как в чан с родниковой водой с головой опустили.

Какой-то бред творится. Либо я вконец опьянела, либо между нами и правда какие-то взрывы постоянно искрят.

А Игорь… я о нем и не вспоминаю.

– Тая. Меня зовут Тая, – сипло говорю. Нервы трескаются.

Он двигается ближе. Сердце трудится в бешеной скачке. Удары объемные, глухие, отражаются эхом в голове. Никогда прежде я такого не испытывала. Пугает. Но я делаю шаг навстречу, открываюсь.

Я не такая, как сказала сегодня Игорь. Я могу нравиться мужчинам. Меня могут желать.

– Охуенное имя, Тая, – почти шепчет.

Сама тянусь на его голос. Только он и слышен у меня в голове. «Тая… охуенное имя, Тая…»

Моргаю часто, смахиваю этот мираж. Потому что верить в его симпатию хочется, очень хочется, но противное и скользкое чувство по капле травит: а если мне все только кажется, его симпатия лишь придуманная мною иллюзия?

– Ты хочешь меня? – спрашиваю быстрее, чем в мозг поступает эта ядовитая мысль. Черными всполохами накрывает сознание. А я жду. Черт возьми, я правда жду его ответа.

Он подозрительно сощурил глаза. Всматривается в меня так, что дыхание рвется. Он рвет его как старую половую тряпку, я слышу треск ткани и вижу трухлявые нити. И дрожу.

Хочу. – Без тени улыбки. Просто «хочу». Как будто топором по дереву. Раз, и я щепки. – И что будем делать?

Взглядами бродим по лицам друг друга. Моя смелость плещется в крови, подстрекаемая остатками алкоголя. Протягиваю руку к нему и касаюсь губ, щек, они уже покрыты щетиной. Кончики пальцев покалывает как сотни маленьких иголочек. Его кожа горячая, жжется до неприличия.

Игнат отводит мою руку и стискивает ее у себя в кулаке. От ладони исходит напряжение. Оно пульсацией проходится по всем венам, жилам, мышцам и стремительным потоком перебирается вдоль телу.

– Идем!

В такси едем молча. Я стискиваю ладони и тру их друг об друга с каким-то остервенением. Каждый вдох пропитан нервозностью.

Может, к черту все? Что я делаю? В голове не укладывается.

Левую сторону лица печет. Игнат сидит рядом и даже не стесняется нагло меня рассматривать и ухмыляться. Меня прошибает озноб, а следом разливается по коже тепло. Тело не знает, как справиться с такими чувствами. Это все в новинку. Дико, но интересно.

– У меня голова прошла, – говорит между делом.

Точнее, между моей шеей и грудью. Я сплошь покрыта мурашками. Коснись он их сейчас, уколется.

– Можно сказать, мы в расчете…

– Хм… – его колено касается моего. Неслучайно, разумеется.

Меня сверху донизу простреливает разрядом.