Ибрагимов перевёл разговор на тему, бывшую для неё весьма болезненной. Поспелова вздрогнула, посмотрела с опаской на него и отрицательно замотала головой:

– Понимаешь, Сэро, не все торгаши и таксисты заслуживают, чтобы их обчистили. Тот мужик, что переживал за меня, думая, будто задел бампером, – единственный из таксистов, кто матом не покрыл и с кулаками не кинулся, когда я под колёса прыгнула! Зачем с ним так поступать?.. Или та женщина на Вишняках: простая и совсем не хамка… Можешь указывать, кому мозги пудрить, но всем подряд, без разбору, я делать это не буду.

– Не будешь, понял. А ещё нельзя тебя к молодым мужикам в палатки на дело отправлять.

– Он нагрубил и чуть не послал! – покраснела до корней волос Люба.

– Не отмазывайся! Ты затормозила, увидев смазливую моложавую рожу, и начала нести ахинею. Он напрягся и попёр!

– Его уродливым прикидом на жалость было не взять!

– Не парься. Не попёрло – и ладно! Ему не зашла, другому зайдёшь. Подумаешь, рожу скривил! А ты сразу плакать. Видела его пять минут, а грузилась почти пять часов.

– Расстроилась немного, – оправдалась Люба, помня, как едва не сорвала рабочий день.

– У тебя есть в твоей драгоценной жизни куча лишних часов, чтобы их на каждую неудачу тратить? Нет? Вот и не страдай хернёй, которая того не стоит!

«Не страдаю и страдать не буду, как скажешь, – посуровела тихоня, покосившись на громко хохотавшую Исакову. – Мог бы сознаться, что написал записку, вредина! Всё на тебя указывает. Хотя, может, всё-таки не ты. Обидно. Надо ненароком залезть в твои тетради и посмотреть почерк. И почему я в твоей комнате не додумалась до этого? Зато успела дураками выставить».

Люба от удовольствия плотоядно улыбнулась. Выставить дураками Ибрагимова и Оглы вышло случайно. Два дня назад, орудуя в Краснодаре у одного из рынков, мальчишки наткнулись на ментов, которые к местной крыше никакого отношения не имели. Сэро да Илья с бригадой неизвестным представителям закона не отстёгивали на лапы, а те, увидев новые подозрительные лица, подошли к компании и потребовали документы.

– Какие документы, дядя?.. Мы ещё школьники!

– Школьники, говоришь?.. А чего средь бела дня возле рынка болтаемся, а не учимся? Особенно вы двое, с кавказскими рожами! Пойдём-ка в отделение!

Люба, стоявшая поодаль в укрытии, перепугалась. Она раньше видела, как Сэро ловко выкручивался перед милицией, где-то юля, а где-то изображая наипорядочнейшего добряка. Но в этот раз слуги закона вцепились крепко, чувствуя, что перед ними те, с кого можно содрать капусты или, наоборот, пришить дело. Ибрагимов запрещал ей вмешиваться в свои заботы, требуя, чтобы она делала лишь то, что велено. Девочка уже не боялась остаться одна в городе, знала, как добраться до автовокзала, но ситуация, что происходила на глазах, обещала стать большой проблемой.

Старшеклассница вытащила из кармана огромные уродливые очки в широкой роговой оправе, в которых Илья уже сменил линзы на обычное стекло, напялила их, изменив до неузнаваемости миловидное лицо, проверила, хорошо ли спрятаны под бесформенным беретом волосы, и широким быстрым шагом подскочила к ровесникам.

– Вот вы где, придурки! – рявкнула девочка на цыган так, что у тех от удивления глаза вылезли на лоб, а затем развернулась к милиционерам с честнейшим лицом: – Здравствуйте! Простите, пожалуйста, а что братики натворили? Умудрились на прилавок с пирожками собачью какаху подкинуть? Эти черти могут!

– А вы им сестра будете? – Любу смерили оценивающим недоверчивым взглядом.

– Да, как видите! – развела руками подросток. – И очень об этом жалею!

Мужчины, не удержавшись, улыбнулись.

– С чего так?

– У дебилов справки из дурки! Они в классе ЗПР учатся. А я умная, но учусь там же, чтобы за ними приглядывать. Мой папаня женился на их мамане. А их маманя, моя мачеха, нагуляла этих двоих непонятно от кого. Вот я теперь хожу да краснею от родства перед приличными людьми!

Топор и Сёма отошли на пару шагов подальше, чтобы подавить смех. Ибрагимов и Оглы, переглянувшись, решили молча проследить за дальнейшим развитием событий.

– Значит, вы всё-таки школу прогуливаете?

– Прогуливаем, милый товарищ милиционер, прогуливаем! В школе, конечно, рады: эти два полоумных болвана всё равно только штаны пачкают, об учителей козюли втихаря вытирают да другим учиться мешают своей непроходимой тупостью!

– В каком вы классе?

– В восьмом, дяденька!

– Ого! Такие лбы – и в восьмом!

– Так они три раза на второй год оставались! Говорю же, тупые!.. А вы тут время своё бесценное на них тратите! – подбоченясь, сетовала Поспелова. – А я здесь болтаюсь, потому что за ними приглядывать надо: безмозглые бараны то колокольчик на двери магазина сорвут, то в урну возле остановки у приличных людей на глазах нассут, то штаны снимут и жопами голыми перед депутатскими окнами потрусят! А папаня потом такой: чего за ними не пошла?! Ты же сестра, как-никак! Следи давай! Мне штраф выпишут, я себе на бухло и сигарки найду, а ты вали давай с братьями по помойкам в кварталах богачей хавку ищи!.. А чё, я недавно на Гаврилова в мусорке банку с красной икрой нашла: плесень сверху сняла и наелась от пуза!

Девочка закатила от наслаждения глаза и довольно погладила себя по животу. Милиция, не скрывая презрения, поморщилась, глядя на всю троицу.

– Хотите, я в мусорках с часок пороюсь и вам тоже что-нибудь найду, дяди-милиционеры? Там много чего ценного, бывает, валяется. А?!.. Баш на баш: вы братиков моих убогих отпустите, а я вам вкусняшку отрою?

– Да нет уж, спасибо! Топайте с Богом, юродивые! – усмехнулся старший из служивых, поняв, что с ребят взятки гладки.

– Ну как хотите, – пожав плечами, насупилась Люба. – Спасибо Вам большое и не хворать!

Едва троица зашла за поворот, исчезнув с глаз представителей власти, как Поспеловой сзади на плечи опустились две тяжёлые пацанские руки.

– Это кто тут придурки-второгодники, ссущие в мусорки?!.. Люба, ты берега потеряла?!

– Это где моё «спасибо»?! – парировала школьница, поворачиваясь то к Сэро, то к Илье. – Нечего злиться! Я старалась, как могла. Будете должны!

Парни, хмыкнув, ничего не ответили и «спасибо» не сказали, но Илья стал обращаться к тихоне по имени, хотя раньше всячески избегал этого. А вечером Любу ждал сюрприз: Сэро задержался в городе по своим делам, а доставить приятельницу домой в целости и сохранности доверил Оглы.

«Нашёл Сэро, с кем оставить! – усмехнулась она, спрятав валентинку в сгибе обложки. – Не прошло и пяти минут, как мы сцепились! Начал, конечно, Илья. Его хлебом не корми: ты такая-сякая, страшная и блевотная!»

К болтовне одноклассниц присоединились Сысоев и Жваник. Потом подпёрся Степанченко. Люба пересеклась с Тимоном взглядом, отвернулась и снова погрузилась в воспоминания прошедшего вторника.

– Помню, Илья, что меня никто нянькать не будет и что я бельмо на глазу вашей достойной компании! Зачем повторяешь? Боишься, что не верю на слово? Да, верю, Илюша, верю! – язвила сверстница, когда они ловили попутку на выезде. – Ты-то чего паришься? Всё воспитываешь, уши мне лечишь! Чего хочешь? Чтобы больше глаза не мозолила? Так парь всё то же самое в уши Сэро, и дело пойдёт быстрее! Сам, правда, потом будешь в бабку рядиться и по рынкам разгуливать.

– Не надейся, подруга! Замена тебе быстро найдётся. Это я тебя в бригаду привёл и дал возможность заработать! – заносчиво произнёс Оглы.

– Ой-ой, помню! Но ты, Илья, сейчас сам себе противоречишь: стараешься оскорбить побольнее и тут же со мной работаешь. Замена мне легко найдётся? О’кей! Больше ни ногой!

– Личное и работа не пересекаются! – бросил сквозь зубы он.

– А чего у тебя ко мне личного? Я не Руслана! Не можешь её заинтересовать – нечего на мне отрываться!

– Ты просишь по роже, Поспелова! – побагровел от бешенства Оглы.

– Ну и врежь уже! Нашёл, кого пугать! Знаешь, сколько раз меня одноклассники били?! Много! Твоя оплеуха погоды не сделает!