– Господи боже, – возмутилась Карла, изучив сине-оранжевое меню. – А что, сосисок тут больше нету?

– Тебе наверняка добудут, – утешил я.

– Это баскетбол. Должны быть сосиски, – заупрямилась она. – Это же не против правил?

Вот такой она мне нравилась. Не так стервозна, как естественна. Через фуфло к звездам. Как и я, реалистка. По крайней мере, таким я в глубине души себя ощущал. Я наизнанку вывернусь, чтобы раздобыть нам достойную реалистов еду.

Как выяснилось, получить в «Гардене» сосиску или кныш не проще, чем перейти из Основной Сети в Народную. Мы допросили официантов – обнаружилось, что один только менеджер вправе принять заказ не из нашего меню. А менеджер не торопился принимать заказ, поскольку наши соседи щедро заплатили за привилегию не обонять ароматы сосисок и кнышей. Да еще проблема подачи: сосиски не смотрятся на специальном фарфоре[187] «Никсов», а наши места нередко оказываются в поле зрения телеоператоров.

– Мы, по-вашему, кто? – осведомился я. Присутствие Карлы распаляло мой начальственный гнев. – Бесплатный гарнир к телетрансляции НБА?

Я вытащил визитку и объяснил, что представляю компанию «Морхаус и Линней», крупнокалиберного держателя сезонных билетов. И все же я был недостаточно важной шишкой, чтобы добиться еды, которую на верхних балконах с наслаждением пожирали шишки помельче. Проще верблюду пролезть в игольное ушко, чем богачу нарыть в «Гардене» сосиску. В итоге Карла закатила такую сцену, что сам Спайк Ли развернулся и заорал на менеджера:

– Да блядь, принеси ребятам сосисок, босяк!

От Спайковой вспышки расхохоталось столько состоятельных завсегдатаев, что менеджер с легким сердцем уступил. Через несколько минут мы жевали кныши и сосиски, завернутые в вощеную бумагу. Вместе с нами «навестить трущобы» пожелали еще полдюжины со вкусом одетых мужчин и женщин.

– Мы, кажется, запустили новую моду, – смеялась Карла.

Дебаты из-за провианта забылись с появлением человека в цилиндре и фраке, в сопровождении двух девушек, одетых в одни боа. Зрители повскакали и зааплодировали; учтивый джентльмен подкрутил залихватские усы, и трио уселось во втором ряду.

– Ты на него посмотри, – фыркнула Карла.

– Это кто? – спросил я.

– Хью Тэпскотт. Расследование Комиссии по ценным бумагам. Только что выкрутился.

– А что он натворил?

– За неделю сделал лимонов тридцать, вот что.

– На рынке?

– Да нет, он за всю жизнь ни разу в торгах не участвовал. В «Уолл-Стрит Джорнал» писали. Ты как с луны свалился. Он был каким-то спортивным букмекером, что ли, а пару месяцев назад затащился по электронной почте. В прошлый понедельник разослал письма двум миллионам случайных людей. Половине сказал, что акции CIRI в понедельник поднимутся, половине – что упадут. Акции поднялись, и во вторник он разослал письма тому миллиону, который получил верную информацию. Пятистам тысячам сказал, что CIRI поднимется, пятистам – что упадет. По-моему, в тот день CIRI на пару пунктов упал. В среду он разослал письма полумиллиону человек, которым оба раза подсказал правильно.

– Половине сказал, что акции поднимутся, половине – что упадут, – продолжил я схему.

– Точно. У него осталось сто двадцать пять тысяч человек, получивших от него подряд три письма с верным прогнозом.

– Ну тю – естественно, он в половине случаев должен быть прав.

– Но они-то не знали. Они знали, что парень три раза подряд сообщил им верную информацию. И поздно вечером в четверг он написал последнее письмо: пообещал сказать, как себя поведут акции, если адресат переведет ему с «Визы» 500 долларов.

– И они перевели?

– Около шестидесяти тысяч заплатили. Все равно многие из них на трех бесплатных письмах сделали больше.

– А в последний раз он им что сказал? Тоже пятьдесят на пятьдесят?

– Нет. Это самое замечательное. Он всем написал: CIRI поднимется, – что он, понятно, и сделал, поскольку шестьдесят тысяч человек тратили сбережения на крошечные акции. Поэтому Комиссия его не прищучила. Тот единственный раз, когда он взял деньги, его информация базировалась на реальной логике. Кроме того, он сам акций не продавал и не покупал. Все деньги сделал на пятисотдолларовых взносах.

– Гвалт. – Я слизал с ладони каплю горчицы. – Подумать неудобно, что мы со стариком Эзрой творим.

– А?

– Да нет, ничего. – Я сменил тему: – Ничего себе кныш был.

– Бирнбаум, говорят, все равно псих какой-то, – сказала Карла. – Его свалить не вредно.

– Хм-м.

Звезда мыльных опер исполнила затянутую госпел-версию национального гимна[188]; игра все-таки началась. Снова в форме, после долгожданного ухода Патрика Юинга полная решимости победить, энергичная нью-йоркская команда сразу вырвалась вперед. Во время «официального» таймаута (объявленного, чтобы вместилось больше телерекламы) на поле высыпали «Городские плясуны „Никсов“».[189]

В последние годы, стараясь отбиться от обвинений в формализации сексизма, НБА внедрила в труппу мужчин. Однако аудитория дружно осмеивала этот реверанс в адрес политкорректности. Надеясь подкупом добиться признания, танцоры выходили на поле с коробками бейсболок и футболок и кидались ими в зрителей, пока сексуальные красотки по своему обыкновению кувыркались.

Зрители вскочили на ноги и заулюлюкали – предсказуемый всплеск возмущения. Но сегодня толпа действовала четко. Кто-то раздал болельщикам крошечные дротики, и едва школьнички со своими дарами приблизились к ограждению, их тут же засыпало аэродинамическими снарядами. Взрослые мужики в костюмах вскакивали и метали дротики в молодежь, не имевшую в виду ничего дурного. Летающие иголки мельтешили вокруг, и те, что не достигали поля, приземлялись на боссов из первых рядов. Я поспешно стащил с себя пиджак и загородил Карлу.

Я правильно сделал или опять какое феминистское правило нарушаю? Я потянул пиджак на себя, чтобы мою голову тоже слегка прикрывало. Меня спасать не требовалось – но так я получаюсь меньше сексист. Вот не было печали. Это все из-за артобстрела, решил я.

– Эй! – завопила Карла, отбиваясь. – Что еще за выдумки?

– Я просто…

– А что, девочек развлечься не пускают?

Она подобрала упавший поблизости дротик и метнула на поле.

– Давай, Джейми! – завизжала она, перекрывая общий гам. – Борись за свои права!

Мои права на что? Я вяло улыбался, а она, не уступая мужчинам, обстреливала генитально озадаченных заводил.

На поле перепуганный латинос в трениках «Никсов» панически зарылся лицом в свою коробку. Он все раскидывал бесплатные сувениры, свои мирные дары, дергаясь от боли всякий раз, когда дротик попадал в руку или спину. Наконец сдался, поднял коробку и метнул содержимое в толпу. Затем нацепил коробку на голову и ретировался. Юноши припустили к выходу, и весь стадион разразился восторженным гиканьем, а потом завозился, собирая раскиданные трофеи.

– Какая чума! – Карла поправила бюстгальтер. Вела она себя устрашающе, но все равно я не мог не заметить, как роскошна ее бледная грудь над черной тканью. – Да что с тобой такое?

– Что со мной? Я думал, ты, типа, феминистка.

– Ну я же в парней кидалась, правда?

– Ты меня поняла.

– Господи боже мой, это ведь шутка! Ну Джейми же. А если б тут вместо меня Алек был? Я же не дура. Не притворяйся, что ты лучше всех. На Бычьи Бега ездил?

– Эй, полегче, – защищался я. – Бычьи Бега – конференция масонов на «МИГах». Я просто сбежать вовремя не успел.

– Лучше признайся, Джейми, чем себе врать. Ничего хуже нет, чем…

– Чем что?

– Ничего. Забудь.

В перерыве третьей четверти одного зрителя вызвали покидать штрафные. Если попадет пять из десяти, а потом один раз с трех метров, получит внедорожник, а завтра вся аудитория сможет обменять корешки билетов на бесплатную пиццу любого размера в городских пиццериях.