1. Засветиться в гардеробе и сдать плащ[24]. 2. Что-нибудь выпить. 3. Найти Алека.
Алек – мой лучший друг в Нью-Йорке и ходячий «Ролодекс»[25] Кремниевой аллеи.
Длинная очередь – в основном женщины с плащами – вилась по лестнице в подвал. Только я туда встал, кто-то сцапал меня за локоть.
– Плюнь. Пошли.
Я спасен! Алек. Светлые волосы расчесаны на прямой пробор и так зализаны, что я кореша еле узнал. Правда, я и вникнуть не успел. Мой тощий юный конвоир – костюм «в елочку»[26] – без единого «простите» погнал меня в обход рассерженной очереди прямо в подвал, мимо конторки, к двери за гардеробом. Одним плавным жестом избавил меня от плаща, вручил его козлобородому гардеробщику и сунул квитанцию мне в нагрудный карман.
– Никогда не стой в очередях, Джейми, – наставлял меня Алек, волоча вверх по лестнице. – Очереди не для тебя.
– Кто тут есть? – спросил я, вновь очутившись в пандемониуме.
– А кого нет? – ухмыльнулся он. – Что пьешь?
Толпа у бара – неудовлетворенная человеческая масса, еще плотнее лестничной. Все отчаянно пытались дозваться двух барменов и притом не показать своего отчаяния друг другу.
– Да ладно. Я вообще-то не хочу.
– Что будешь? – не отступал он.
– Просто пиво[27] сойдет. Любое.
Алек вручил пятьдесят баксов долговязой манекенщице, тащившей серебряный поднос суси.
– Два джина с тоником, будьте любезны.
Она глянула в сторону бара и закатила глаза. Я протянул было руку – забрать деньги и отпустить бедняжку с миром, но Алек помешал:
– Спасибо, чудесно, правда, – и отослал ее в гущу толпы. – Она зайдет с той стороны и приготовит сама. Ну хватит, Джейми, отвянь[28] – ей за это платят.
– Да я просто…
– Я ей дам побольше на чай, о'кей? – Мой новый коллега положил руки мне на плечи. – Это важная тусовка. Ты уж, пожалуйста, веселись.
Мой мозг пытался примирить «важную» и «веселись», Алек же тем временем отволок мое тело к стайке диванчиков.
– Подожди. Как она искать нас будет? – спросил я.
Алек преувеличенно вздохнул (читай: «очнись») и обозрел окрестности, ища удачной точки для аудиенции.
В отличие от меня, Алек знал, как замутить тусовку, это да. Вся моя учеба в Принстоне[29] вполне делится на две фазы: «до Алека» и «после Алека». Я поступил в колледж со стипендией по программированию и общался в основном с корешами-хакерами. Незаслуженная дурная слава автора вируса DeltaWave сделала меня как бы легендарным среди нёрдов – главным образом, выпускников средних школ с выдающимися результатами академического теста на способности[30]. Но ко второму курсу я осознал, что принадлежу к высшему эшелону принстонского эквивалента низших слоев. Почти бессознательным, но весьма привычным маневром мы – вместе с большинством афроамериканцев – низвели себя до крошечной группки обитателей современных, но непрестижных дортуаров на далеком юге кампуса. Принстонское гетто.
В знаменитых квазиготических зданиях на севере водились персонажи иного сорта. Отпрыски успешных выпускников, южных джентльменов, нью-йоркских инвестиционных брокеров и уцелевших богатых американских бездельников как-то опознавали друг друга до начала занятий и забивали четырехместные номера с видом на брусчатые дворы и каменные арки, что каждый семестр появлялись на обложке учебной программы[31].
Эти люди ходили в соперничающие школы, однако здесь попали в общий клуб и принимали друг друга как братьев.
Полный решимости прорваться наверх, я бросил питаться в кошерной[32] столовой. Мое проникновение в высшее общество целиком базировалось на действующей меритократии, а потому я отправился на отборочные по гребле и добыл себе место во второй лодке. Мы гребли как один человек, но тем иллюзия солидарности и ограничивалась. Выиграли, проиграли – после матча узкий кружок выпускников Андовера, Экзетера и Чоута разбегался по машинам и уезжал в неизвестное, разумеется, место, победно вопя в потолочные люки.
Однако я упорно считал, что завоюю благосклонность элиты, едва стану незаменимым гребцом первой лодки. Три вечера в неделю я до кровавых мозолей на ладонях работал в эллинге на гребном тренажере[33].
В итоге я добился места получше, хотя из второй лодки так и не выбрался. Однако мои старания в нужный момент привели меня в нужное место.
Как-то к ночи ближе я боролся с противовесом, а полдюжины малолетних пижонов из частных школ водили на причале пивной хоровод[34]. Они болтали про девчонок, которых собирались окучить, и еще про то, у кого герпес и у кого богатые папаши. Они пьянели и буянили, и тут одного посетила светлая мысль затащить кег в «восьмерку» и отгрести на середину озера Карнеги.
Когда лодка наконец опрокинулась, парни так офонарели, что еле до берега добрались. Эти неандертальцы ржали, выволакивая свои мокрые туши на причал. Поразительно, как я мог домогаться принятия в их слабоумное племя.
А потом я увидел, как что-то скачет вверх-вниз в темноте над водой – не весло, не «восьмерка», не кег. Человек.
Я заорал и ткнул туда пальцем. Но вымокшие парни шатались и вяло щурились на озеро – не могли или не желали и мысли допустить, что происходит катастрофа. Поэтому я стащил с себя фуфайку и нырнул с пирса. В темноте я обнаружил маленького перепуганного блондина. То был второкурсник Алек, рулевой первой лодки – не гребец, а тот, кто сидит впереди с мегафоном и подгоняет. Алек тонул.
Когда я подплыл, он запаниковал, схватил меня за голову и запихнул под воду. В летнем лагере на курсах по спасению утопающих инструктор предупреждал, что так оно и будет, но я не верил. Прав был инструктор, и я применил метод, которому он учил: чуть жертва сопротивляется, окунай с головой. Насильственная модификация поведения тонущего посредством мгновенного отпора сработала на удивление хорошо. Успешно Алека подавив, я зажал ему голову локтем и отбуксировал к берегу.
На причале с корешами Алек вел себя так, будто все это розыгрыш; мол, он так пошутил – заманил меня в воду. Алек хитростью спасал лицо, а я не возражал. Все равно с греблей покончено. Но мы оба знали, что на самом деле произошло, и Алек Морхаус не собирался оставлять без награды парня, который спас ему жизнь, а тем более – репутацию.
Он стал приглашать меня на тусовки и приемы на кампусе – прежде я о них и понятия не имел. Банкеты для приглашенных лекторов, коктейли в доме декана в честь щедрых спонсоров, гулянки выпускников в Принстонском клубе на Манхэттене. В такой обстановке Алек проявлял благородство, отличавшее его от позеров и карьеристов. Он с интересом выслушивал, как бизнесмены хвастаются последним вложением, и так прочувствованно хвалил, что они прямо пожирали каждый его кивок. Алеков отец был важным тузом – что наверняка помогало Алеку расслабляться, – но фишка не только в этом. Алек искренне радовался чужому успеху. Он тащился, подбадривая людей, что бы те ни делали. Он их окрылял.
А я – ну, я тащился от всеобщего невежества, в технологиях особенно. Я просто кайфовал, видя, как мало все эти шишки знают о собственных индустриях. Я был молод, терять нечего, можно повыступать. Меня представили исполнительному директору сети розничной[35] продажи канцтоваров, который при выходе в онлайн потерял миллионы, и я на салфетке набросал веб-телефонную архитектуру, исключавшую четыре этапа из его устаревшей системы электронных заказов. На сборе средств в пользу политического кандидата я подбросил будущему сенатору фразочку насчет того, что «новая медийная грамотность означает обучение детей компьютерам, а не программам» – тезис стал рефреном сенаторской образовательной платформы.
