– За жизнь цепляешься? Добрый знак.

– Послушайте. – Надо разгребать этот бардак. – Я пришел увольняться, а не умирать. Я хочу выйти.

– Откуда выйти, Коэн? Куда ты собрался? – И в самом деле – куда?

– Не знаю. Плевать. Я хочу назад.

– Как знаешь, пацан. – Тобиас открыл стеклянный колпак. Я содрогнулся на холодном ветру. Снежный пик приближался.

– Вы что делаете? – Анус у меня спазмодически сокращался. Я был в ужасе.

– Джейми, я переписал на тебя комиссию за Тесланет. Бумаги у тебя на столе. Два миллиона в кармане. Вам, ребята, хватит что-нибудь начать.

– Спасибо, – сказал я. – Но я правда ухожу.

– Я знаю, мальчик. Я знаю. Колени только у земли согни.

И с этими словами Морхаус протянул руку и дернул рычаг под моим сиденьем. Ничего не произошло. На секунду он смутился, потом обрушил кулак мне на плечо. Помогло.

Кресло отцепилось, и меня выкинуло назад. По плоской дуге я, прицепленный к сиденью, взлетел над штурмовиком. Достиг экстремума. Вообще довольно красиво наверху. А потом я начал падать – лицом к земле. Ох ты ж блядь. Ну вот. Я дико брыкался, пытаясь выровняться.

Парашют. На этой фиговине должен быть парашют. Я нащупывал на спине подушку, отчаянно ища вытяжной трос. Ничего.

Это просто сон, решил я, закрыл глаза и стал ждать такой легкости в голове, какая всегда бывает перед тем, как выныриваешь из подобных потусторонних осложнений. Как я ни старался, иллюзия не стряхивалась. Ибо это была не иллюзия. Да мне бы в голову не пришло выдумать столь болезненные детали – например, как ветер леденяще трется о голую шею или как жжет в носу.

Осложнение реально. Я умру. Я сдался. Как ни странно, из головы не шли презеры и пивные бутылки в парке. Что за люди ими пользовались? В этот самый момент они еблись исключительно для удовольствия. Вот кто настоящие мастера игры.

И тут сиденье само по себе неспешно выплюнуло громадный ком материи на четырех пожелтевших стропах. Я взмолился, чтобы конструкция не расползлась, когда стропы натянутся. Мое земное существование зависело от инженерного гения советских людей, в которых дядя Моррис в начале семидесятых кидался яйцами. Парашют раскрылся и рванул меня вверх, чуть не выдернув руки.

И тишина. Я раскачивался маятником, над головой волновалась на ветру шелковая палатка. Лишь тогда я взглянул на землю, что быстро надвигалась снизу. Фермы, дома, дороги и машины. Человеки заняты рутиной и совершенно не подозревают, что по воздуху к ним лечу я. Приближалось поле с аккуратными грядками зеленых листьев. Латук? Люцерна? Есть время поразмышлять. Но ветер сносил меня вбок, да так резко, что я испугался, как бы не промахнуться мимо ровной площадки и не приземлиться в густом лесу у края поля.

Я вцепился в парусину между спинкой кресла и стропами, надеясь отрулить к безопасному месту высадки. Нулевой эффект. Однако ветер переменился, даже вроде бы дунул на меня снизу. Я возвращался на землю, и силы природы позаботились обо мне, замедлив падение.

Ощутив удар, я послушался Тобиасова совета, но перестарался: одновременно согнул колени и побежал вперед. Секунду держался на ногах, затем рухнул лицом в грязь. Во рту резко заболело. Я разбил о мобильник зуб да еще рассек губу, но был жив, как никогда.

Пара фермеров выпрыгнули из трактора и теперь мчались ко мне, матерясь во всю глотку. Я осмотрел горизонт. Где, интересно, Морхаус? Если упал – где дымный столб? Ничего. Может, Тобиас передумал?[210]

Фермеры вызвали полицейских, те дали мне марли для губы, проглотили мою байку и подкинули на автобусную остановку в Вудстоке. Хипповая[211] пара в тибетских шапочках и крашеных майках сидела на лавке и ела курагу из бурого бумажного пакета. У мужчины на груди висел крошечный младенец[212] в синем мешке.

Над Катскиллами садилось солнце. Трудно разглядеть, есть ли останки или спасатели. Если б Морхаус разбился, полицейские наверняка бы мне сказали.

– Красиво, да? – спросила женщина.

– А?

– Простите, я заметила, вы любуетесь пейзажем.

– А. Ага. Замечательная панорама.

– Это хорошо – вы в город автобусом. Мы всегда так ездим. Защищаем природу.

– Минус лишняя унция нефтехимии – плюс лишняя минута озонового слоя, – прибавил мужчина.

– Так вы местные? – Я быстро перенял пасторальный тон.

– Вообще-то нет, – ответила женщина. – Мы со Стивеном переехали из Трентона, когда забеременели.

– Очень мило с твоей стороны, дорогая, – сказал Стивен, положив руку ей на живот. – Но всю работу сделала ты. – И они поцеловались.

– А переехать сложно было? – Я почти задумался, не сменить ли образ жизни. – Вы же на работу не ездите?

– Конечно, нет, – ответил Стивен. Младенец тянул его за бороду. – Мы открыли веб-сайт. «Жизнь-в-простоте.com». Учим людей менять свою жизнь, как мы поменяли.

– Много всего, – объяснила женщина. – Купить землю, построить дом. Солнечные батареи, запасные генераторы, органическая почва.

– Дорого, наверное. – Я в уме подсчитывал расходы.

– С учетом всего, нам переход на текущий уровень простоты стоил двух миллионов, – кивнул мужчина. – Пришлось заем брать, и не один. Не считая высокоскоростной тарелки, холодильных установок, водоочистного оборудования, плюс обнаружение и удаление радона, машины для экофермы и, разумеется, безопасность и оборона.

– Оборона?

– Мы пацифисты, – сказал Стивен. – Оружие и укрытия – просто на всякий случай. – Он подмигнул.

– Ну конечно. – Я тоже подмигнул этому Добровольцу Натурализма. – А зарабатываете?

– Вашими молитвами, и пусть вселенная сговорится вас опекать, – просияла женщина. – Мы делимся нашим рецептом с другими, приносим радость простоты в их жизнь, а потом они тоже делятся ею с близкими. Цикл добродетели[213].

– Многоуровневый маркетинг?

– Нет, вовсе нет! Мы это называем сетевой маркетинг, потому что никакой иерархии. Чтобы наполнить жизнь благословенной простотой, каждый получает одни и те же инструменты.

– Мы продаем инструментарий, чтобы люди тоже открывали свои сайты «Жизнь-в-простоте», – пояснил Стивен. – Сейчас в сети более тысячи нод. – Младенец в своем мешке начал корчиться. Женщина забрала дитя у Стивена, чтобы тот закончил повествование о модели доходов.

– Всякий раз, когда их клиенты приобретают солнечную батарею или комплект органической тропической древесины для постройки дома, мы получаем десять процентов. Очень по-дзэнски. Чем больше простоты в жизни других, тем больше простоты мы сами сможем себе позволить.

У меня духу не хватило развеять этот фантом устойчивого потребительского рая, и я выбрал место подальше, в заду автобуса. Вонь дезинфицированных человеческих отходов из сортира лучше размышлений об экологической катастрофе, которую из лучших побуждений провоцируют любители простоты. Прав Тобиас. Бежать некуда.

Я умудрился провалиться в забытье; неглубокое, без подзарядки, однако довольно полоумное – я видел сны. В одном коронованная Карла сидела на троне и принимала парад голых мускулистых евнухов. Потом я увидел себя в «Шоу Джерри Спрингера»[214] – как я кладу сестру на лопатки, а зрители скандируют: «Дже-рри! Дже-рри!»

Потом я очутился на товарной бирже. Проталкивался сквозь вопящую толпу. Все собрались у одной ямы и орали, точно ковбои. Я пробрался в первый ряд – глянуть, что творится. Там на коленях, спиной ко мне, стоял Тобиас. Он вязал молодого бычка. Тобиас оглянулся, протянул мне длинный нож. Я взял и тоже опустился на колени. Поднеся нож к бычьей мошонке, я осознал: у быка человечья голова. На меня смотрела моя собственная перепуганная физиономия.