Когда разговор перешел к обсуждению ее книжного безумия, которое было мне не понаслышке знакомо, мы переглянулись и неловкость исчезла сама собой. Обман стал причиной нашей встречи на ринге: я был для нее одним из десятков мальчишек, приехавших отдыхать в летний лагерь. Надежды и мыслей на продолжение знакомства с ней не было, и в тот момент, когда я решил ей представиться, мне показалось логичным скрывать свою личность до конца.
Я назвался именем героя последней дочитанной в самолете книги. Но даже мысли не допускал, что андрогин с планеты Зима подходит в качестве «арендатора» имени для живущего в двух телах парня, в душе которого давно не существует иного времени года.
Приехав в чужой штат, за шесть часовых поясов от Бостона, и рискуя быть разоблаченным сильнее, чем дома, я неосознанно искал свое Лето. Но не сразу понял, что самое теплое время этого года и всей моей жизни заключалось в одном человеке.
Был бы я честен с первых минут, распознай это сразу? Даже если и так? Оценила бы она это?
Я надеялся, что имя выветрится из ее головы вскоре после знакомства. Но она не стала заморачиваться, умудрившись играючи придумать к нему сокращение. Эйс. И почти ни разу – Эстравен. А вот узнать, как зовут саму девушку, мне удалось только к концу встречи. Мы вдоволь наговорились, обсудили Фаулза и Лема, вспомнили пару отбитых придурков из «Долины» и незаметно двинулись в сторону ее лагеря.
Она шла впереди, я медленно плелся в паре футов, разглядывая прозрачную воду озера.
– Кэрри. – Резко обернулась, протягивая мне худенькую ладонь с длинными пальцами.
– Как у Джима?
– Или у Кинга, – улыбнулась она, подмигивая. – На слух они звучат одинаково. А вот в письме я предпочитаю использовать вариант с буквой «K», а не «С».
– Кэролайн?
– Неважно. Друзья зовут меня Кэрри. А тем, что длиннее и серьезнее, пусть пользуются родители, когда я выкидываю очередной фортель.
До лагеря Кэрри оставалось чуть меньше полумили, и мы попрощались. Никто из нас не стал говорить о следующей встрече.
Впрочем, договариваться нам не было необходимости.
Два следующих дня мы осторожно знакомились друг с другом. Я говорил о себе, не упоминая семью, друзей и город, в котором живу. Неудивительно, что девчонка решила, будто я сирота.
Мы держались на расстоянии, умудряясь при этом становиться все ближе. Шаг назад, два вперед. Общались как лучшие друзья, знакомые не первый год, но даже возраста друг друга не знали. Как оказалось, недосказанность в этой странной «дружбе» устраивала только меня.
На четвертый день мы так же, не договариваясь, встретились на привычном месте, но на целый час раньше. Она сидела у берега и со знакомой яростью бросалась в воду камнями. Я словно прошел сквозь волны напряжения, когда опустился на свое привычное место.
– Думаешь, попадешь в него? – спросил, потянувшись рукой к ее пальцам, которые уже приготовились метать следующий снаряд.
– В кого?
– В чудище озера Лох-Несс. Ты же поэтому не плаваешь? Боишься, в воду утащит?
– С чего ты взял, что я боюсь? – Ее возмущение было таким натуральным, что я усомнился в своих догадках.
Может, придурку из лагеря, чье имя я так и не запомнил, досталось совсем не за то, что он едва не утопил Кэрри?
– Тогда докажи, что я не прав.
Я только сильнее распалил ее гнев. О чем жалел, когда спустя два часа она самозабвенно бросилась в воду и чуть не утонула.
Еще одна грань наших насыщенных на эмоции отношений. Что сейчас, что тогда, нам удавалось с одинаковым рвением как «любить», так и «ненавидеть» друг друга.
В тот же день, уже после того как она успела погостить в моем убежище, мы вернулись к озеру, чтобы определить победителя. Бессмысленный спор, в котором проигравшими рисковали остаться оба. Вряд ли я наслаждался бы «победой», если бы мой оппонент, прыгнувший в омут с разбега, оказался бы на дне озера. Но итогом, как ни странно, стала ничья. А в качестве выигрыша мы разделили один на двоих поцелуй. Еще тогда она обладала способностью срывать мою крышу парой слов, взглядов и невинных прикосновений.
– Мне скоро шестнадцать, – выдохнула Кэрри, когда поцелуй закончился.
– Выглядишь младше, – заметил с улыбкой, внимательнее вглядываясь в ее лицо.
С остальным я определился еще в своем домике, где впервые увидел ее в коротких шортах.
Обычно она носила свободные вещи, и сложно было понять, есть ли в ней хоть какие-то намеки на женственность. Но одежда, в которой Кэр появилась сегодня, позволила мне «прозреть» окончательно. Ее худоба затронула все тело, но особенно досталось талии, на фоне которой выделялась и едва округлившаяся грудь, и два небольших, но крепких «орешка», спрятанных под шортами.
– А тебе сколько?
– Боишься, что младше?
– Нет, – мотнула головой, зарывшись пальцами в мои волосы. – Какая разница, если человек мне нравится?
– А я тебе нравлюсь? – продолжил шутить, наблюдая за ее реакцией.
– С чего ты взял? – Она быстро включилась в игру, продолжая держаться в опасной близости. – Я сделала это из благодарности. Так сколько тебе? Шестнадцать? Семнадцать?
– Если, по-твоему, я выгляжу на семнадцать, считай, что угадала.
– Я слышала, что у вас ограничения по возрасту отдыхающих. Группы с двенадцати до пятнадцати и с шестнадцати до семнадцати. На «Брейн ринге» были ребята из старших, я помню. Кстати, откуда такая система?
– Пришлось делить по числу отдыхающих. Малявок в этом году оказалось намного меньше.
Мы принялись увлеченно спорить, относится ли она к категории «малявок», и следующие полтора часа провели, обмениваясь безобидными колкостями.
Следующим вечером в расписании лагерей стояла общая дискотека. Танцы и уйма безалкогольных напитков под надзором вчерашних школьников, вроде меня и Рона. Она все еще думала, что Эстравен – мое настоящее имя, и было бы странно надеяться, что после танцев я смогу скрывать правду и дальше.
Когда Кэр спросила прямо, пойду ли я с ней на вечер, пришлось отказаться. И дело не только в моем настоящем имени. Эта тайна не шла ни в какое сравнение с тем, что я прятал с шести вечера до полуночи.
Взамен я предложил ей устроить танцы в доме на дереве.
Телефон с тремя динамиками, пауэрбэнк и Spotify 3.
– Что будем танцевать? – с улыбкой спросила гостья, встав в позу – отбросила разноцветные пряди за спину и уперла руки в бока.
– А что ты умеешь?
– Всего понемногу, – пожала плечами, ритмично качнув ногой под мелодию, заигравшую в динамиках. – Вальс, хастл, когда-то даже училась бить чечетку.
– А танго?
– Танго? – Она удивленно вскинула брови, неуверенно улыбнулась и качнула головой. – Таких талантов у меня нет.
– А я не умею бить чечетку. Ты говоришь – талант.
– Значит, танго умеешь, – кивнула, не то спрашивая, не то утверждая.
– Научить?
Недоверие, с которым меня разглядывала Кэр, длилось не больше пяти секунд. Лицо расцвело в озорной улыбке, руки потянулись вперед, и только когда я схватился за ее ладонь, следом потянулось остальное тело.
Она была ниже дюймов на десять, но чтобы коснуться ее лица, достаточно было опустить голову и приподнять почти невесомое тело.
– Попробуй…
Я кое-как нашел в себе силы отстраниться и протянул низким голосом, понимая, что учить мне ее хочется совсем не танцам:
– Подождем, пока тебе исполнится шестнадцать.
– Какая связь между танго и возрастом? – невинно уточнила Кэрри, будто в самом деле не догадывалась, что со мной делало одно только слово «попробуй».
– Так ты про танго? – парировал в том же духе.
Слова про возраст были попыткой отвлечься. Меня никогда не волновало, сколько лет девушке, пока все они были моими ровесницами или на пару лет старше. Я слышал, что в каждом штате есть свой возраст согласия, но до сих пор мне и в голову не приходило, что я могу испытывать совсем не платонический интерес к девушке, чьим развлечением, судя по внешности, до сих пор вполне могли быть и куклы. Но, посмотрев ей в лицо, что в доли секунды начисто стерло ту детскую непосредственность, я понял: возраст согласия – это просто юридический термин, который не смог бы меня удержать, знай она, кто я на самом деле.