Дело в том, что три месяца назад в этой психушке на собственных штанах повесился бывший глава Балашихинского УМВД, которого до этого публично обвинили в коррупции. По мнению журналистов, чиновник через своего адвоката договорился с горздравом о том, что его упекут на временное лечение вместо СИЗО, а затем под шумок и освободят по суду. Упечь-то его упекли, да вот только в стационаре полковника напичкали какой-то медикаментозной дрянью, от которой взяточник начал разговаривать с давно усопшими родителями и кричать им, что скоро, совсем скоро они встретятся! Так, во всяком случае, утверждали соседи по палате. А на вторую ночь он возьми да и повесься на казенных портках в туалете, недалеко от палаты. Тогда со скандалом сняли главного врача и куратора из горздрава, чуть было не добравшись и до тестя Краснова.

– Эх, не наиграется папаша. Никак не наиграется… – прошептал Макс, когда машина миновала очередной поворот на оживленном перекрестке.

– Что-что? – с удивлением посмотрел на него сопровождающий санитар.

– Да я говорю, вещи забыл прихватить. Теплые. Мало ли…

– Выдадут тебе вещи – и теплые, и холодные, – отмахнулся медработник и продолжил играть в какую-то головоломку на смартфоне, – ну или супруга привезет.

– Да уж, она привезет… – скептически ответил Макс.

Как и предполагалось, его определили в спецблок психиатрического отделения ГКБ № 2. Добродушная медсестра двадцати пяти лет от роду попросила Макса раздеться догола и внимательно осмотрела его тело на предмет кожных заболеваний. Затем она задумалась и начала что-то записывать в свой блокнот. Улучив момент, Макс попытался подсмотреть диагноз, но остановил взгляд на прекрасной груди третьего размера, неприлично, как ему показалось, выглядывающей из медицинского халата. Он вдруг вспомнил, что в похожем халатике полгода назад в спальню вбежала возбужденная жена, пожелавшая немного разнообразить их семейные отношения… От всех этих воспоминаний у Макса закружилась голова, а в животе запорхали бабочки, мгновенно вызвав эрекцию. Заметив это, медсестра, ничего не сказав, указала взглядом на одежду, разрешив пациенту вновь надеть трусы. Видимо, подобные сцены происходили с ней далеко не впервые.

Его определили в трехместную палату, указав на пустую кровать. Рядом с тесной шконкой размещались еще два спальных места, правда, занято было лишь одно из них – справа. На этой кровати во все горло храпел тщедушный старичок, временами улыбаясь, видимо, витая в приятном сне. «Счастливчик», – подумал Макс, напрочь лишенный подобного блага.

– Побудьте пока здесь, – сказала медсестра, мило улыбнувшись. – А к вечеру мы решим, что с вами делать.

– Звучит как угроза! Кормить хоть будут?

– Да, разумеется, – пролепетала девушка. – Через два часа обед, а еду доставят прямо сюда, в палату.

– А этот дедушка, – Макс указал на старика, – тут за что?

– Это дядя Паша, он здесь уже полгода. У него панический склероз, видимо, от старости и переживаний после смерти жены. Шесть месяцев назад он убил сына в психическом припадке, вот и лечится. Разумеется, принудительно. Но вы не переживайте, дядя Паша практически здоров и вреда вам не причинит. Думаю, через месяц мы его выпишем.

Медсестра оказалась права. Это пу́гало никому и никогда не смогло бы причинить вреда. Видимо, под действием сильных нейролептиков или еще чего посерьезней старик лишь храпел, икал и изредка пукал, а порой издавал обрывистые фразы под стать Шарикову после операции. Впрочем, Максу показалось, что иногда дед все понимает: он даже пару раз что-то пытался спросить у новичка. Только вот что именно, так и осталось загадкой.

Спустя два часа, за которые Макс успел понаблюдать за овощем по имени Паша и поесть наваристого куриного супчика, его пригласили пройти на вызов к заведующему отделением. Ожидая, что, как в фильме «Пролетая над гнездом кукушки», на него сейчас нацепят смирительную рубашку и быстро поставят нужный диагноз, Макс незаметно напрягся. Однако вскоре вновь расслабился – его всего лишь проводили до просторного кабинета, оставив один на один с завотделением.

– Максим Викторович! – бодрым голосом подозвал его мужчина в белом халате и с лысиной на макушке. – Да идите уже сюда, присаживайтесь! Я не кусаюсь! Меня зовут Ян Леонидович, – он добродушно протянул жилистую руку для приветственного рукопожатия. – Я думаю, вы уже успели осознать, что произошло. На вас поступила жалоба… от супруги. Впрочем, как жалоба… Так, скорее констатация проблемы, с которой вы живете уже три года. Подумать только! Но вы не отчаивайтесь, мы вам поможем, определенно поможем, даже не сомневайтесь! Понаблюдаем за вами, сделаем несколько медицинских тестов, и все кошмары улетучатся, словно кошмарный сон! Уж простите меня за тавтологию!

– Любезный Ян… Леонидович! – пошел в лобовую атаку Краснов. – Я советую немедленно выпустить меня отсюда, иначе я заявлю в полицию, прокуратуру и Минздрав о незаконном содержании под стражей и лечении без моего согласия.

– Да послушайте же меня наконец! – поднял руки к потолку завотделением. – Не вы первый и не вы последний, кто так говорит. Уж поверьте, мы все сделаем по закону, да так, что комар носа не подточит. В течение трех суток мы имеем право содержать вас здесь на основании жалобы и полицейского протокола, а позже с соответствующим сопроводительным диагнозом мы любезно попросим суд оставить вас под присмотром на два месяца. Потом – еще на полгодика… Улавливаете, о чем я вам толкую?

– Воронов постарался, да?! – крикнул Макс, заставив врача улыбнуться. – Можете не отвечать, по вашей реакции я понял, что мой вопрос сугубо риторический!

– Вот и прекрасно, раз вы все поняли! Не волнуйтесь, я думаю, за недельку-другую мы без всяких судов разберемся с вашей проблемой. А пока давайте вместе заполним бланк о том, что вы не возражаете пройти первичный курс диагностики и лечения…

Чего-то подобного Макс и ожидал. На основании добровольного согласия его продержат в заточении до скончания веков. Фиг вам – не дождетесь!

– Спасибо, но я не буду ничего подписывать. Дайте мне позвонить моему адвокату! Всего один звонок, и у вашей гребаной больницы, и у тебя лично будут большие проблемы!

– Конечно-конечно, – добродушно ответил доктор Ян и нажал на какую-то кнопку хитроумного устройства, видимо, отвечающего за селекторную связь. – Витя? – заговорил он куда-то в пустоту. – Ты бы не мог отвести пациента в первую смотровую? А там – как обычно.

– Как обычно? Что вы имеете в виду? – робко спросил Макс, отвлекшись на быстро вошедшего в кабинет двухметрового амбала Витю, точно не зря получавшего свою зарплату. По хищным глазам санитара стало понятно, что так просто из этого адского логова Краснову не выбраться…

В следующий час Макс осознал, что доктор Ян взаправду мечтает его вылечить. На пациента собрали серьезное досье, в котором в мельчайших подробностях фигурировали события кошмарного сна. У Макса уточнили всего пару деталей, касающихся ощущений от попадания пули в затылок (зачем им это надо было знать?), а потом отправили на МРТ головного мозга, несмотря на имевшиеся в деле снимки трехмесячной давности. Несомненно, все эти материалы Ольга тайком передала отцу, а уже он, скотина, позаботился, чтобы документы оказались в жилистых лапах Яна Леонидовича.

Макс не сопротивлялся, а лишь тщетно думал о побеге из этого жуткого места. Пока он только догадывался, что территория спецблока особо не охраняется, а значит, скоро он отыщет выход на свободу и направится прямиком в полицию, чтобы подать заявление о похищении, обвинив в этом Воронова. И тогда у сумасшедшего тестя точно не возникнет повторных идей о принудительном лечении Макса.

Уже под вечер, вернувшись в палату, Макс осознал, что силы его окончательно покидают. Ему даже не хотелось спать – он желал лишь забиться в дальний уголок и принять позу эмбриона. Впрочем, даже этого ему не позволили. Макса увели в специальный кабинет, где уложили на кушетку и подключили к многочисленным датчикам. На голову заботливо надели мудреную шапочку, да так, что Краснов теперь напоминал Гагарина в тысяча девятьсот шестьдесят первом году. На его вопросы о происходящем два врача дружно отмахнулись, мол, все потом…