В бане жарко. Мужики пыхтели. Тёрли друг друга мочалками до красноты.

– Эй! Шор! Ты так себя до костей протрёшь! – смеялись все, глядя на жилистого и худого пирата, он был уже почти бордовым.

Наши тела уродливы. Одни сплошные шрамы. У Шора нет глаза, Брик – без ноги, но со стальной палкой, которой, кстати, неплохо орудовал. У кого-то отсутствовал палец или два. Почти у всех спины изрубцованы. Каждый стал пиратом не от хорошей жизни. Это напоминание о том, что мы сражались.

Я раньше, как и все, боялся пиратов. Наслушавшись историй, испытывал перед ними ужас и трепет. Если бы я не узнал их тогда…

Из-за сплетен и интриг после смерти отца, мне пришлось покинуть Тарвелон. Город, где я прожил всю жизнь, город, который меня проклял и заставил бежать.

Я уплыл на торговом судне, но нас перехватили работорговцы. Они страшнее пиратов, как оказалось. Нас уже везли в Шадрокс – крупный город, окружённый горами, в нём много рынков. Там можно найти всё – от друидских девственниц до диковинных артефактов. Никто никогда не говорил, что ездил Шадрокс. Все лица там скрывались за масками и капюшонами. Вот и мы направлялись туда.

Я помню, как мы выпрашивали воду. Бесконечные унижения и побои. Никто не щадил пленных. Больных сразу сбрасывали в море. Особо буйных тоже.

Мне очень хотелось жить, поэтому я сцепил зубы и ждал своей участи. Если бы кто-то узнал о моём происхождении, стало бы ещё хуже. Сначала они бы выяснили, что мой отец был лишён всех должностей и привилегий, а потом тоже выбросили, поскольку белоручка никому не сдался, а господ именно такими и считали. Если от женщин, даже опальных можно иметь хоть какую-то выгоду, то мужчины нужны только для тяжёлой работы.

И я молчал.

Именно тогда на мне появились первые шрамы, и я придумал себе новое имя. Грейв Шторм.

Мы плыли неделю и за это время я узнал, что такое боль, жажда, опустошающий голод, от которого даже невозможно уснуть. Страх. Он сковывал, поглощал, не давал сопротивляться. Казалось, это конец. Лучшей жизни не будет.

Но нас снова перехватили. Теперь уже пираты. В тот день я считал себя самым невезучим человеком на свете. Казалось, что все беды мира свалились разом на мою голову.

На удивление, пираты перебили работорговцев, взяли своё и даже помогли нам добраться до берега. Тогда-то я и попросился к ним. Они мою историю знали, но им было всё равно. У каждого из них за спиной хранилось своё постыдное прошлое.

– Эй! Капитан!

Мне в лицо прилетел ушат ледяной воды. Откуда они её взяли?

Ах, да. Марик научился замораживать.

Мужики стояли и как ненормальные гоготали.

– А ты-то не собираешься себя тереть мочалкой? – громче всех веселился Тео. Как раз он-то меня и выдернул из мыслей: – Могу даже тебе бородку подбрить. Вон какая выросла.

Я схватил первое, что попалось под руку, и бросил в него. Но он ловко увернулся.

Затем я обвёл всех взглядом:

– Да. Забыл вам сказать. Через два дня мы снова отплываем!

Секундная пауза, разочарованный стон и толпа уже вымытых, шумных пиратов повалила к дверям вытираться и одеваться. Скорее всего, они сразу же побегут в бордель. На суше эти мужчины оттуда и не вылезали, пытаясь опустошить свои яйца настолько, чтобы хватило до следующего раза.

– Грейв, ты с нами? – спросил Шор.

Но я отрицательно покачал головой. Не хотелось. Мне надо встретиться ещё с одним человеком. В другой бы раз согласился. Я не ханжа. Мужские потребности мне не чужды. К тому же портовые шлюхи отлично орудуют ртом. И я понимал, что большего мне не светит. Пиратская жизнь не создана для любви. Никто не будет ждать на берегу несколько месяцев, а в море дам не встретишь. Иногда бывают на захваченных кораблях. Но обычно они не слишком желают трахаться с пиратами, а я не беру женщин против их воли. Да и ребята тоже. Мы убийцы, мародёры, пьяницы, но не насильники. Иногда некоторые распутные девицы сами просятся на корабль, и мы не отказываем. Девушки за это получают сундуки золота, хотя после такого путешествия ходят они с трудом. Но никто не жалуется.

Я встал и подошёл к чану, погрузился в него. Тишина почти давила на уши. И это было прекрасно. Гвалт и крики я не любил. А в последнее время, когда мучила головная боль – особенно ценил одиночество.

Вымывшись до скрипа кожи, я оделся, вышел из бани и направился в трактир «Серебряный лис». Там быстро нашёл того, кого искал. Сел к нему за стол. Мы знакомы с детства. Наши отцы дружили. Да и нас связывали разные истории и передряги.

– Вижу, ты совсем не изменился, – хмыкнул Андерсон.

Он достал ящик и открыл. Там бутылочки с нужным лекарством от мигреней. Должно хватить.

– Слушай, у меня ещё есть дело к тебе. – Я многозначительно посмотрел на него. – Люциан. Думаю… да я точно знаю, что это он подставил отца. Но нет доказательств.

– Эх. И надо тебе в этом копаться? Разворошишь гнилую рыбу, не оберёшься потом говна.

– Я уже это сделал. Мне отступать некуда.

Он изучал моё лицо. Думал.

– Хорошо! Займусь этим. Выясню всё, что могу. А ты… – Андерсон постучал по ящику. – Будь с этой дрянью поосторожней. Морт, конечно, гений, но и он, бывает, ошибается. Ещё он просил передать, что тебе надо выяснить причину твоей головной боли. Скорее всего, это связано с магическими способностями. Но точно он сказать не может.

– Спасибо, друг. – Я похлопал его по плечу, взял ящик.

– Благодарностью сыт не будешь, – ухмыльнулся он, и я тут же кинул на стол кисет, набитый монетами.

Он позвенел мешочком и убрал в карман.

– Ну что, а теперь будем пить? – Андерсон явно был готов к подвигам.

– Шесть кружек эля! – крикнул я трактирщику и, увидев сердитое лицо друга, исправился: – Двенадцать!

Андерсон довольно откинулся на массивном стуле.

– Кстати, из местных сплетен я выяснил, что скоро с пристани пойдут корабли Люциана. Зачем? Не знаю. Но на них может оказаться что-то полезное для тебя, – подмигнул он.

– Возмо-о-ожно.

Мои пальцы быстро забарабанили по деревянной поверхности.

Казалось, Люциан сам делал мне подарок.

В этот вечер из-за стола мы почти выползли. Я не помню, как попал на корабль. Память отключилась на том моменте, когда мы с Андерсоном во всю глотку орали песни. А после, кажется, всё же заскочили в бордель. Потому что в теле на следующее утро чувствовалась лёгкость.

Команда же довольно улыбалась и перешёптывалась, увидев меня на палубе.

– Так сколько их было? – всё же решил выяснить я. – Две?

Они отрицательно замотали головами.

– Что… Три?

Все радостно закивали. Кажется, когда я пьяный, то могу перетрахать армию женщин, моё естество опускает границы, и я становлюсь жадным и сладострастным, только вспомнить потом проблема.

– А что мы такие весёлые? – не выдержал я.

– Да ты так вчера мастерски завёл девочек, что они поплывут с нами, – заулыбался Брик.

– Хоть не так одиноко будет в это плаванье, – подхватил Тео.

– И то верно! – Я провёл рукой по лицу, снимая ночное похмелье, и скомандовал: – Сегодня день сборов. Отплываем на рассвете!

Кассандра Арвель

Сердце громко стучало в такт моих каблуков, когда я поднималась по корабельному трапу.

На палубе я подошла к борту и, перегнувшись, помахала на прощание отцу.

Даже отсюда я видела, что он поморщился моему жесту. Папе не нравилось, если я проявляла невоспитанность. Он меня любил, но, иногда казалось, что своё положение в обществе ценил больше. Всегда говорил: «Кассандра, ты – Арвель, моё продолжение, и люди должны видеть величие нашей семьи».

Последние вещи подняли на фрегат и отнесли в каюты или в трюм. Трап убрали, и команда корабля стала готовиться к отплытию.

Вскоре капитан отдал приказ, и судно медленно двинулось от берега. Матросы работали слаженно: одни снимали снасти, а другие – развязывали тросы. У каждого были дела, в которых я абсолютно не разбиралась.