Но ненавидела она другого – холеного и высокомерного.

– Какие успехи?

Снова этот снисходительный голос. Неужели прошло шесть месяцев?

И снова Сю-Ин стояла, почтительно склонившись. Вот только в глазах ее не было почтительности, а щеки пылали от обиды и гнева.

– Капитан скрытен и неразговорчив, господин префект. – Внутри все леденело от собственной дерзости, но она знала, что ни слова не скажет ему – этому холеному тонкому человеку.

– Мне кажется, или ты недостаточно верно служишь императору?

– Виновата, господин префект.

А щеки пылали все ярче.

– Еще как виновата! – Префект швырнул в стену свой шелковый веер.

Изящная вещица осы̓палась кучкой переломанных щепок.

Вот он. Настоящий. Злой. А нет тот ухоженный, благовоспитанный и справедливый отец.

– Я держу отчет перед личной секретной службой императора! Ты же понимаешь, что это значит?

– Так точно, господин префект.

Предательские щеки, не горите так ярко!

– А мне кажется, что нет! – Префект вскочил. – Если до следующего раза не найдешь сведения о том, что охраняет организация, я заберу это силой.

Он взволнованно вытер высокий лоб.

– А ты… ты живешь и спишь с заговорщиком, – сказал, словно плюнул грязью. – Никто не будет разбирать, по чьему ты там указу. Тебе все ясно?

– Да, господин префект.

И ей стало все окончательно ясно. Она не была никогда ему кем-то. Она все та же ничья дочь. Сирота. И по-прежнему никому не нужна.

А капитан?

Хотя что капитан… Она предатель. Змея, забравшаяся в теплое ложе.

Ну что ж… пусть будет так. Еще шесть долгих месяцев впереди. Месяцев, когда она забудет, что она ничья дочь. Что она ничей солдат. Шесть месяцев, когда она будет просто женщиной. Его женщиной. А потом можно и умереть.

Все равно никто не вспомнит.

И она дарила ему нежность. Отчаянную. Безысходную.

И считала дни.

А дни убывали пугающе быстро.

Пока их не осталось совсем.

– Капитан Фенг? – тихонько позвала Сю-Ин.

Капитан неохотно отложил свиток и хмуро посмотрел на вошедшую.

– Могу я с вами поговорить?

– Нет. Я занят.

– Это важно, – умоляюще проговорила Сю-Ин.

– Не думаю. – Как всегда категоричен.

Она неуверенно помялась.

– Капитан. Это действительно важно.

Фенг обреченно вздохнул.

– Говори. Только быстро.

Сю-Ин набрала воздуха:

– Я агент императора.

– Я в курсе. Что-то еще?

Она застыла, а он невозмутимо спросил:

– У тебя есть еще что сказать?

– Тогда… вы… и я… почему?

Зачем дрожат эти предательские слезы!

– Потому что пока ты здесь, император не направит мне другого шпиона, которого мне снова придется вычислять.

Слезы все-таки хлынули.

– Что? Расстроилась? – Он усмехнулся. – Думала, это ты такая молодец?

Как больно. Сю-Ин проглотила слезы. А со слезами и разом все остальные чувства – она заслужила.

И она стояла, словно забытый кем-то пустой сосуд. Некрасивый, надтреснутый, заляпанный чужими жирными пальцами.

– Мне все равно, – глухо проговорила она. – Если я через два дня не доложу о сокровище, которое вы охраняете, тайная служба заберет его силой.

– И почему ты мне об этом говоришь?

Образ – тонкий, холеный, надменный всплыл перед глазами. Сю-Ин ответила:

– Того, другого, я ненавижу сильнее.

– Ты думаешь, я в это поверю? – Усмешка, чуть-чуть несимметричная, с горчинкой, тронула его тонкие губы.

– Мне все равно, – отрешенно проговорила она, – но только через два дня я ничего не доложу. Когда явится тайная полиция, я буду для них просто одной из вас.

И она сдержала слово. А тот, другой, холеный, сдержал свое. И она была просто одной из многих. Той, которая подрывала нерушимую власть императора.

– Сю-Ин? – Фенг привалился к стене рядом с ней.

– Что, капитан?

– Ты ведь не отлучалась. Я сам видел. Кто сдал новое укрытие?

– Я не знаю, капитан. Мне не говорили, что есть второй агент.

А внутри такая пустота. Почему бы не умереть? Кто о ней вспомнит?

За дверью что-то громыхнуло, и с потолка посыпалась штукатурка.

– Почему ты мне открылась? – зачем-то спросил капитан.

– Я не могла по-другому. – Она грустно опустила глаза. – Я… полюбила вас, капитан.

– Знаю, Сю-Ин. – Он поцеловал ее в макушку – отчаянно и нежно. – Я тебя тоже. Но я не мог сказать. Прости.

– Я вас люблю, капитан. Мне не за что вас прощать.

За дверью что-то снова грохнуло, и из стены выпал кусок.

– Пошли, – он тронул ее за руку, – надо выбираться. Теперь остались только мы.

И они ушли.

Далеко.

Но недостаточно.

У великого императора длинные руки. И зоркие глаза.

От таких не убежишь.

Сю-Ин стояла, низко опустив голову. Мелкий моросящий дождик собирался каплями на черных волосах. Капли повисали тяжелыми бусинами и падали на грубое, домотканое одеяние. На примятой траве, среди поздних осенних цветов лежал капитан – ее муж.

Невысокий. Коренастый. В простом дорожном одеянии. Суровое обычно лицо казалось спокойным. Она зажгла свечу, но дождь не дал огню разгореться, и свеча, испустив сизую струйку, сиротливо мокла у ног усопшего. Монетки не нашлось – последнюю Сю-Ин отдала за мешочек риса. Она проглотила так и не пролившиеся слезы и отвернулась. В бессильно повисшие руки крепко вцепились горячие детские ладошки. Две черноволосые макушки уткнулись в складки одежды.

Она стиснула маленькие ручки: вот он – ее оплот. Ее хрупкий, но нерушимый маяк.

– Пойдемте. – Она мягко подтолкнула детей. – Надо уходить.

И она будет идти. Столько, сколько сможет. А потом будет идти дальше. Потому что теперь она не одна. Теперь у нее есть для кого жить.

За спиной осенний лист тихо опустился на лицо капитана.

***

– Ну вот, собственно, и все, ребятишки. Больше мне ничего неизвестно. – Женщина развела руками. – Я знаю только, что вскоре после этого она была убита. А теперь, столько лет спустя, ты объявляешься здесь и на весь Бай-Чонг отсвечиваешь тем, за что много отличных людей положили головы.

– Допустим, – хмыкнул Вигмар, – а твоя роль здесь какая?

– Я была одной из немногих, кому удалось скрыться в ту ночь.

– Почему наша мать убежала одна? Почему вы не встретились позже, и откуда ты знаешь, что было потом?

– А ты мне нравишься, Вейшенг.

– Меня зовут Вигмар.

– Ладно, как скажешь, Вигмар. – Женщина примирительно подняла руки. – И все-таки я приглашаю вас остановиться здесь на ночь. Я бы о многом хотела вас расспросить. И поскольку та вещь вам без надобности, предложение по цене остается в силе. Мне она дорога̓ как память о близких людях.

Вигмар переглянулся с Ягори, и девушка едва заметно кивнула.

– Утром я заберу камни, чтобы проверить, – нехотя ответил Вигмар. – Если все честно – мы расстанемся. У меня нет намерения возрождать старые связи.

– Согласна. Я рада и этому.

Женщина проводила их в нижние комнаты с наглухо закрытыми ставнями и старой покосившейся мебелью, оставила масляную лампу и удалилась.

Оставшись одни, Вигмар с Ягори перешли на орочье наречие, чтобы быть уверенными, что их не подслушают.

– Не нравится мне она, – призналась Ягори. – Многовато предлагает за памятную вещицу.

– Согласен, но на нас висит та странная история с долгами. А её камней хватит и на долг, и на новую закупку.

– Тебе не кажется, что она не договаривает?

– Да я ни одному слову не верю!

– Ты говорил, что мать отдала тебе брошь перед смертью. Та женщина могла это как-то узнать?

– Нет, – покачал головой Вигмар. – Я ни с кем об этом не разговаривал. Ни на этой стороне, ни за перевалом. Никогда.

– Тогда нам стоит все-таки разузнать у нее подробности.