У ворот их встретили два стражника, изнывающие в раскаленных кольчугах. Они попросили Берка распахнуть плащ, скользнули по одежде безразличными взглядами и, не увидев запрещенных к ношению меча, лука или копья, пропустили путников с миром. А внутри стен Тамаш и Берк влились в общий людской поток и вскоре оказались на рыночной площади: узком, мощеном деревянными плашками пространстве с двумя небогатыми торговыми рядами.
Несмотря на невзрачный вид лавчонок, посетителей было много, и у прилавков царила оживленная суета. Стайка босоногих мальчишек гоняла потрепанный кожаный мяч, чем вызывала недовольные окрики потревоженных покупателей. У самого края площади Тамаш заметил необычную тележку: откинутый бортик балансировал на складной треугольной ноге и служил столиком, на котором аккуратно были расставлены баночки с разноцветными чернилами и деревянный стакан с перьями. Рядом сидел длинный худой писарь с кислой физиономией, и от него как раз отходил пышнобородый детина, довольно помахивая желтоватой бумагой. Сам же писарь прилаживал пробку к блестящей черной баночке.
Вдруг напротив выскочил взлохмаченный мальчуган и с торжествующим криком засадил по мячу. Но мяч вместо товарища отчего-то устремился к писарю и впечатался тому ровно в унылую физиономию, да так, что беднягу опрокинуло с табуретки. Под ругань несчастного мальчишек тотчас сдуло с площади, и через минуту уже снова царила обычная суета. И только помятый писарь, бубня, оттирал перепачканное чернилами лицо и собирал с земли перья да раскатившиеся пузырьки.
Тамаш с Берком не теряя времени углубились в ряды. Орк без интереса глазел по сторонам, а лекарь быстро выбрал необходимые товары, для приличия поторговался и собрался уже уходить. Вдруг с той стороны, где сидел злополучный писарь, снова донеслись крики, а после и шум драки. Из проулков потянулись зеваки, и вся толпа внезапно пришла в движение и плотным клубком потекла к выходу. На одно мгновение люди расступились, и Тамаш увидел перепуганного писаря: его, заломив руки, тащили по мостовой, на белом от страха лице ярко выделялись темные разводы чернил. Рядом мелькнула пышная борода его недавнего посетителя. А потом толпа так же внезапно схлопнулась и поволокла свою добычу к ратуше, черневшей за ближайшими домами. Тамаш застыл. В ушах пульсировало повторенное многими голосами «меченый!».
Не задумываясь, он кинулся вслед за толпой, но путь внезапно заслонил Берк. Тамаш увернулся, и орк невежливо ухватил его за шиворот.
– Они же убьют его! – крикнул лекарь, пытаясь освободиться из унизительного захвата.
– Его – нет, – спокойно ответил Берк, – а вот у тебя, в отличие от него, не чернила. Парой синяков не отделаешься.
Тамаш замер и удивленно спросил:
– А ты откуда такое знаешь?
– Откуда надо. Ты все купил? Пора уходить.
Лекарь проводил взглядом последних зевак, дернул плечами, вынудив Берка отпустить воротник, и сказал:
– Дай мне пару минут – загляну в кожевенную лавку.
Покинув город, они вернулись в редкую осиновую рощицу, где оставили девушек. Настроение было так себе, и делиться впечатлениями не хотелось, но Эстер настолько искренне обрадовалась их появлению, да еще сунула в руки большой лист лопуха, наполненный блестящими красными ягодами брусники, что на сердце отлегло. Тамаш переложил под мышку свертки с покупками и с удовольствием кинул в рот горстку тугих ягод. По языку разлилась приятная кислинка; чуть терпкий, сладковатый сок наполнил рот, и лекарь, зажмурившись от удовольствия, проглотил угощение.
– Где ты нашла эту прелесть? – спросил он.
– Здесь, недалеко. Мы с Ксатрой наткнулись на целую полянку.
– Очень вкусно, спасибо. – улыбнулся Тамаш. – У меня для вас тоже кое-что есть.
Он театрально развернул один из свертков, и Эстер, забыв про ягоды, воззрилась на пугающе яркий комплект.
Широкая юбка с пышной оборкой переливалась крупными красными цветами на черном фоне, а количества ткани, которое пошло на ее пошив, хватило бы на целое крестьянское семейство. Рубашка была не лучше – насыщенного алого цвета, в тон вульгарным розам, с несуразными рукавами, которые расходились широкими клиньями от локтя. И дополнял это великолепие черный атласный жилет на шнуровке.
– Напомни в следующий раз, чтобы я не доверяла тебе выбор одежды, – наконец скептически прокомментировала она.
– Да брось, – смутился Тамаш, – он не так плох.
– Ну, если сравнить с коричневым платьем, которое ты нашел в прошлый раз, тогда – да, – хмыкнула Эстер. – И во сколько же тебе обошлась эта красота?
– О! Не только эта!
Тамаш развернул второй сверток и гордо предъявил две мужские рубахи из плотного черного атласа.
– Почему ты мне не выбрал что-нибудь такое же неприметное? – вздохнула Эстер.
– Потому что гитане не ходят в неприметном, – пожал плечами Тамаш. – Зато их много, и они всегда в пути. А еще у них есть музыкальные инструменты, и они подрабатывают выступлениями… среди прочего. Поэтому на трактах появление группы вроде нашей точно не будет чем-то особенным.
– Но все-таки, откуда у тебя деньги на этот парус? – Она указала на юбку, висевшую густыми складками на локте лекаря.
– Просто никому, кроме самих гитан, такой наряд не интересен, и продавец, по видимости, отчаялся найти на него покупателя. Он действительно мне достался очень дешево.
– Да, – снова вздохнула Эстер, – понимаю почему. А для Ксатры ты, часом, ничего не заготовил?
– Нет, – покачал головой Тамаш и пояснил: – Она из нас всех самая неприметная, если не считать глаз. Но их легко спрятать под капюшоном.
Повздыхав еще, Эстер все-таки взяла ворох тканей и удалилась за кусты. Тамаш и Берк переодели свои рубахи прямо на поляне, нисколько не смущаясь скептического взгляда Ксатры. А когда вернулась Эстер, Тамаш не удержался от восхищенного «ого!», настолько разительной оказалась перемена: пышная ткань струилась и, вопреки ожиданиям, подчеркивала изящное сложение, жилет плотно сел на узкую талию, а казавшиеся несуразными рукава красиво развевались при каждом движении. Даже Берк пробормотал что-то одобрительное.
Эстер смущенно улыбнулась и заправила за ухо волосы.
– Выглядишь потрясающе, – искренне произнес Тамаш.
– Спасибо. – Она довольно зарумянилась и с любопытством оглядела мужчин, отметив новенькую перчатку, которая уже красовалась на левой руке лекаря. – Вы тоже изменились в лучшую сторону.
– Не так сильно, как ты, – улыбнулся Тамаш и оглянулся на Берка.
Орк выглядел неожиданно импозантно: шелковистая ткань подчеркивала мускулатуру, отблескивая и перетекая при каждом движении, а хмурый вид и резкие черты лица добавляли сурового обаяния. Цвет кожи и вовсе казался почти обычным. Единственное, что теперь выдавало в нем не человека – заостренные уши, в которых блестели крупные серебряные кольца.
Берк оглядел Эстер оценивающим взглядом, отчего она еще гуще залилась румянцем, и принялся складывать в дорожную суму оружие и доспех.
Когда сборы закончились, Берк и Ксатра снова накинули плащи, пряча под капюшонами приметные глаза и уши. А так как до вечера еще было далеко, Тамаш предложил вернуться на тракт. И до самого заката они беспрепятственно шли по дороге. Встреченные странники или вовсе не обращали на них внимания, или провожали незаинтересованными взглядами, как нечто привычное, что не вызывает удивления.
Когда совсем стемнело, и дорога опустела, они свернули в лес и остановились на ночлег. Берк раздобыл птицу, и пока мясо готовилось, каждый думал о своем. А после еды Эстер неожиданно подсела к Ксатре и вдруг спросила:
– Как у тебя дела?
Ксатра удивленно вскинула голову и посмотрела на девушку необычными миндалевидными глазами. В крупной зеленой радужке, отражая оранжевое пламя, мерцали золотые крапинки, сливаясь по краю в искристый ободок.
– Ты совсем ничего не говоришь, – пояснила Эстер.
Ксатра долго молчала, оглядывая свою нежданную собеседницу, но потом все-таки ответила с сильным акцентом: