В зале вдруг раздался чей-то громкий возглас. Между тем мое горло сдавил спазм и, как мне показалось, я перестала дышать.

Ровно тринадцать месяцев назад, теплым воскресным утром, моя сестра-близняшка Джейн вышла на крыльцо своего дома на Сен-Шарль-авеню в Новом Орлеане, чтобы совершить ежедневную трехмильную пробежку по кромке знаменитого проспекта Садов. Двое ее маленьких детей остались дома с няней. И если поначалу они привычно обрадовались свободе, то постепенно радость сменялась тревогой – мамы не было слишком долго. Отец небольшого семейства Марк ни о чем не подозревал, разбирая дела в своей юридической конторе, расположенной в деловой части города. Когда минуло полтора часа, няня сняла трубку и набрала его номер.

Марк Лакур тут же выехал из офиса на поиски жены. Он мысленно разбил проспект Садов на отдельные кварталы от Джексон-авеню до Луизианы и методично объехал их все несколько раз кряду. Затем бросил машину и пошел пешком, заглядывая в каждую подворотню. Обыскав весь проспект Садов, он расширил зону поиска и лично опросил всех встреченных им на прилегающих улицах портье, отдыхающих, наркодельцов и бездомных. Никто не видел Джейн и ничего не слышал о ней. Использовав все свое влияние, Марк подключил к поискам крупные силы полиции, которая устроила в Новом Орлеане форменную облаву. Все тщетно.

В те дни я находилась в Сараево, фиксируя на пленку последствия отгремевшей там недавно войны. На дорогу до Нового Орлеана у меня ушло трое суток. К тому времени расследование уже возглавило ФБР, «подшив» случай с Джейн к объемистой папке с аналогичными делами. Папка называлась: «Похищения в Новом Орлеане». Выяснилось, что моя сестра стала пятой по счету жертвой. Все остальные молодые женщины также жили в Новом Орлеане и пригородах. Сотрудники ФБР были убеждены, что случаи между собой связаны и всему виной некий неизвестный «маньяк-похититель».

Ни одного тела полиция не нашла. Робкие надежды на получение родственниками анонимок с требованиями выкупа быстро угасли. В глазах служителей закона, с которыми мне тогда пришлось беседовать, я свободно читала: никого из этих женщин уже нет в живых. Зацепиться полиции было не за что. Ни улик, ни свидетелей, ни трупов. Даже хваленое подразделение ФБР, специализирующееся на раскрытии серийных преступлений, зашло в тупик. А между тем число жертв увеличивалось. С тех пор прошло уже больше года, а жительницы Нового Орлеана продолжают исчезать одна за другой. Излишне и говорить, что за все это время сыщики не приблизились к разгадке ни на сантиметр.

Позволю себе небольшое отступление. С момента исчезновения отца в Камбодже минуло много лет, но я до сих пор не верю в его гибель. Не поверила, когда увидела тот призовой снимок с наставленным на отца пистолетом, не верю и теперь. В жизни еще есть место чудесам. Даже на войне. С этой надеждой на знамени я потратила два десятка лет и многие тысячи долларов на поиски отца. Перезнакомилась с кучей родственников других пропавших без вести, не брезговала услугами частных детективов и даже откровенных бандитов – и все это с одной мыслью: а вдруг какая-нибудь ниточка да не оборвется? А вдруг потянется? Ничего не помогло, но я не опустила рук. Получая двойной аванс у «Викинга» и покупая билет до Гонконга, я среди прочего думала и об отце – а ну как мне самой удастся напасть на его след? Уж я приложила бы для этого все силы, видит Бог! Землю рыла бы носом…

С Джейн все вышло по-другому. Когда мой агент наконец отыскал меня по спутниковой связи Си-эн-эн в Сараево, чтобы сообщить печальную новость, я внутренне уже ждала этого звонка. Как сейчас помню, днем раньше я шла по улице – еще недавно насквозь простреливаемой снайперами, – и вдруг ни с того ни с сего на сердце свалилась давящая тяжесть. Нет, не страх получить пулю в затылок. Это было нечто гораздо худшее. Я инстинктивно побежала. Казалось, у меня остановилось сердце. Улица перед моими глазами пропала, а вместо нее открылся черный туннель. Я бежала, ничего не видя перед собой. Совсем как девятью годами раньше, когда здесь свистел свинец, настигая все, что движется. Оператор Си-эн-эн схватил меня в охапку и прижал к стене. Уж не знаю, что он подумал, но поступил со мной как с лошадью, которая вдруг понесла. И это помогло. Ощущение реальности вернулось ко мне. А вместе с ним – и ощущение потери. Мучительной и непереносимой. С которой не справиться.

Квантовые физики дали этому эффекту название «парность частиц» – фотоны, которые находятся далеко друг от друга и на первый взгляд никак не связаны между собой, в сходных обстоятельствах ведут себя идентично. Словно подчиняясь каким-то своим, только для них придуманным физическим законам. И никакая преграда не сможет этому помешать. Что-то похожее существовало между мной и Джейн. И тогда, на сараевской улице, меня вдруг посетило ужасное ощущение – ее больше нет. А спустя двенадцать часов мне позвонил мой агент.

С тех пор прошло больше года. И вот час назад я вошла в гонконгский Музей живописи и наткнулась на Джейн. Нагую и мертвую. Не помню точно, что случилось в следующие несколько минут. Во всяком случае, Земля не замедлила свой бег вокруг Солнца. Атомные часы в Балдере, штат Колорадо, по которым все американцы сверяют время, не сбились с ритма. Но мое личное время вдруг остановилось и я провалилась в черную дыру.

А очнулась уже в салоне «боинга» «Катэй пасифик», взявшего курс на Нью-Йорк. Где-то подо мной солидно гудели мощные моторы, в иллюминатор заглядывал океанский закат, по поверхности виски, стакан с которым я обнаружила прямо перед собой на откидном столике, разбегалась мелкая рябь. В следующую минуту я поняла, что это уже третья порция, заказанная мной. А лететь еще девятнадцать часов. В глазах моих не было слез, они походили на высушенную тропическим солнцем пустыню. Но это вовсе не значило, что я не плакала. Я выплакала годовой запас!

Помню, я все пыталась открутить время назад – к музею, но что-то мешало. Какая-то тень. Черный провал в памяти. И я не стала себя насиловать. Когда-то давно, в одной из африканских командировок, меня подстрелили. Я помнила, как дикой болью обожгло плечо, а потом словно отключилась. Пришла в себя уже в гостинице, где австралийский репортер, выходец из семьи потомственных медиков, сноровисто зашивал мне обработанную рану. Как я оказалась в гостинице и что случилось сразу после того, как меня «завалили», я тогда вспомнить не могла. И лишь позже перед мысленным взором пронеслись смазанные сцены дикой гонки на джипе по разбитой дороге, подкупа блокпоста и моего активного участия в этом…

Выждав время и окончательно убедив себя, что по крайней мере здесь – высоко в небе, в покое и комфорте – мне ничто не угрожает, я вновь попыталась припомнить события в музее. И мало-помалу память прояснилась. В первые минуты в мозгу вспыхивали лишь отдельные рваные картинки, словно я отсматривала на стареньком проекторе грубо склеенный немой фильм. Вот я стою перед картиной, на которой изображена нагая женщина с моим собственным лицом… И не могу пошевелиться, ноги будто вросли в землю… Мужчины, столпившиеся за моей спиной, убеждены, что это именно я позировала художнику. В комнате звучит гул возбужденных голосов. Все мечутся позади меня, как пчелы в растревоженном улье… Похоже, присутствующие неприятно поражены встречей со мной. Их извращенные фантазии относительно «Обнаженных в состоянии покоя» грубо оскорблены! Выходит, натурщицы вовсе не мертвы, как им мечталось, и все это фальсификация!

И лишь мне известно то, что неизвестно им. Перед моим мысленным взором Джейн спускается по ступенькам крыльца и небрежно смахивает со лба испарину, выступившую по утренней жаре еще до того, как она начала свою последнюю в жизни пробежку. Три мили. Всего три мили легкой трусцой. Но где-то там, в зарослях проспекта Садов, она делает неверный шаг и проваливается в ту же дыру, в которую в семьдесят втором провалился наш отец.

И вот я снова вижу сестру. Но глаза ее пусты. И она смотрит на меня этими пустыми глазами словно не с картины, а из преисподней. В конце концов, ведь я смирилась с тем, что сестры больше нет. Давно оплакала ее в своем сердце и почти обрела покой. Но эта картина вновь всколыхнула во мне бурю чувств…