Он глубоко вздохнул и положил свою руку поверх моей.

– У нас еще одна новость для тебя…

– Выкладывай, – отозвалась я, по привычке испугавшись.

– Мы только что получили весточку от Марселя де Бека.

– Какую?

– Приглашение.

– Опять?!

– Да. Он хочет говорить с тобой лично.

– Он в Штатах?

– Нет, как и в первый раз, примет тебя в своей резиденции на Каймановых островах. Сказал, что может прислать за тобой самолет.

– Нет, спасибо.

– Согласен. С другой стороны, в этом деле еще очень много неясного. И на многие вопросы только де Бек может дать ответ. Бакстер уже поддержал идею этой встречи. Полетишь на нашем самолете?

– Полечу. Когда?

– Когда наберешься сил.

– Ну, для двухчасового полета много сил не надо. Пусть готовят самолет. А ты сходи договорись с врачами. Пожалуйста, сделай это.

Джон посмотрел на меня, как на упрямого ребенка. Затем сжал мою руку и, наклонившись, поцеловал в лоб.

– Что ж, тогда в путь.

Большой Кайман был похож с высоты на крупный изумруд. Пилот самолета ФБР вновь посадил машину в аэропорту Джорджтауна, но на сей раз нас ждал совершенно другой эскорт. По личной просьбе директора ФБР британский губернатор выделил нам черный лимузин с флажками из дипломатического кортежа с шофером-англичанином. Уже через полчаса мы подъехали к особняку де Бека. Дверь открыла Ли, по-прежнему бесстрастная и спокойная.

– Мадемуазель… – чуть склонив голову, проговорила она. – Месье… Прошу вас.

На сей раз нас не обыскивали. Мало того – Джон был вооружен до зубов. Губернатор знал об этом. Марсель де Бек тоже знал и не возражал.

Ли отвела нас в просторный зал с окном во всю стену и замечательным видом на гавань. Старик француз стоял в том же углу и в той же позе, что-то высматривая среди далеких парусов на горизонте. Словно и не было минувшей недели, словно мы с Джоном только что вышли отсюда, но почему-то решили вернуться.

– Мадемуазель Гласс, – объявила Ли и удалилась.

Де Бек быстро обернулся и учтиво кивнул.

– Я рад, что вы вновь согласились навестить меня, cherie. Сожалею, что пришлось тащить вас в такую даль, но у меня не было выбора. Увы, сам я на территорию Соединенных Штатов не вхож. – Он жестом пригласил нас садиться. – Я должен объясниться. То, что я скажу, нужно мне, а еще более – вам. S'il vous plait, присаживайтесь. Вот сюда.

Мы с Джоном опустились на диван, где сидели чуть меньше недели назад. Де Бек остался стоять. Точнее, принялся расхаживать перед нами взад-вперед, и я почувствовала, что он нервничает.

– Прежде всего снова хочу подчеркнуть, что не знал художника, создавшего серию «Спящие женщины». Не был знаком и с его сообщником. Кристофера Вингейта я знал хорошо, отрицать не стану. И именно о наших с ним взаимоотношениях хотел бы рассказать вам в первую очередь. Как вам известно, он продал мне первые пять картин серии «Спящие женщины». Шестое полотно также было обещано мне. Я даже внес за него залог. Но в последний момент Вингейт, что называется, «кинул» меня, и картина ушла к японскому коллекционеру Ходаи Такаги. Ушла, хотя Вингейт прекрасно знал, что я готов перекрыть любую назначенную японцем цену.

– Какой же смысл был продавать картину ему? – спросила я.

– Он хотел открыть новые рынки и создать между потенциальными покупателями ценовую конкуренцию, не так ли? – предположил Джон.

– Именно, – отозвался де Бек. – Бизнес всегда остается бизнесом. Но даже там существует слово джентльмена, нарушить которое постыдно. Вингейт нарушил. Это привело меня в бешенство. Я не такой человек, которого можно обманывать безнаказанно. В психиатрии есть термин – «пассивная агрессия». Это когда обиженный ничего не в силах предпринять.

– Вы не такой?

– И это еще мягко сказано. Мне стало известно, что Вингейт вложил крупную сумму в один инвестиционный проект на Виргинских островах. Я позвонил нужным людям, и вскоре мистер Вингейт понял, что его деньги вылетели в трубу. Вам скучно, агент Кайсер?

– Я весь внимание.

Старик француз, замерший было перед нами, кивнул и вновь продолжил движение.

– Вингейт, разумеется, был в ярости и решил отомстить. До нашей ссоры он несколько раз гостил здесь у меня. Я устраивал для него краткосрочные, если так можно выразиться, творческие отпуска. Мы много беседовали, я рассказывал ему о себе, о своей жизни. Он сиживал в этой комнате, пил мое вино, рассматривал мои картины… И не только. – Де Бек кивнул в сторону стены, увешанной фотографиями времен вьетнамской войны. – Мисс Гласс, вы в прошлый раз любовались этими снимками, не так ли? Полюбуйтесь снова.

Он снял со стены две черно-белые фотографии в рамках и передал их нам с Джоном.

– Этих в прошлый раз не было. Я тогда намеренно снял их перед вашим приездом, потому что не был готов рассказать то, что сообщу сейчас.

Терзаемая смутными предчувствиями, я опустила глаза на снимки. На одном была запечатлена я – рекламная фотография, сделанная пару лет назад перед выставкой моих работ. На другом снимке была Джейн – выпускная фотография в колледже. Сердце мое забилось чаще.

– Вы говорите, что эти снимки висели здесь, когда вас навещал Вингейт? А почему они тут висели?

Де Бек наконец присел напротив нас.

– Послушайте, Джордан… В нашу прошлую встречу я ни в чем не солгал вам, но не сказал всей правды. Мне не позволили обстоятельства. Теперь они изменились. И вот я ответственно заявляю, что на самом деле знал вашего отца гораздо лучше и ближе, чем говорил неделю назад. Мне кажется, вы что-то такое заподозрили еще тогда.

– Вы правы.

– Так вот, ваш отец был мне добрым другом. Одним из ближайших. Я помогал ему и в жизни, и в карьере.

– А что он давал вам взамен?

– Дарил свое общество. Мне этого было достаточно, если не сказать больше. Но не в том дело. Вас всегда убеждали, что он погиб в тот злополучный день на камбоджийской границе, не так ли?

– Так… – еле слышно отозвалась я.

– Теперь я говорю вам, что он тогда не погиб.

– Боже…

– Он был ранен, но его подобрали и выходили. Я уже говорил вам, что в Азии не все кошки серы. И бизнес остается бизнесом даже на войне. Поверьте, можно успешно вести дела даже с коммунистами. Правда, лишь до той поры, пока они не придут к власти. Так вот… Джонатан Гласс был моим другом. И едва узнав, что с ним стряслось, я использовал все свои связи, чтобы разыскать его и вызволить. Спустя несколько месяцев мне удалось договориться об обмене. Только не заставляйте меня уточнять, что я предложил взамен.

– Он был серьезно ранен?

– Очень серьезно. Пуля застряла в черепе, и он перенес инфекционное воспаление.

Джон крепко сжал мою руку.

– Продолжайте…

– Если коротко, Джонатан после ранения был уже не тот.

– У него сохранилась память?

– Частично. Он знал, как его зовут. Кое-что помнил из прошлой жизни и карьеры. Далеко не все. Но дело было не только в амнезии. Скажем, он уже не мог быть фотографом. Хотя, как мне казалось, не очень-то и переживал по этому поводу. Его жизненные запросы свелись к простому и понятному минимуму: кров, пища, вино…

– И любовь? – добавила я. – Вы к этому клоните? У него кто-то был? Кто-то вроде вашей Ли?

Де Бек приподнял брови, словно хотел уточнить, все ли присутствующие – взрослые люди.

– Да, у него была женщина, – наконец ответил он.

– Они познакомились еще до того, как его ранили?

– Задолго.

Я прерывисто вздохнула и заставила себя задать самый важный вопрос:

– У них были дети?

В глазах де Бека я прочитала сочувствие и понимание.

– Нет, Джордан, детей у них не было.

Я едва успела облегченно вздохнуть, как меня вновь пронзило страхом.

– А после ранения он помнил о нас? О маме, обо мне и Джейн?

Старик француз сложил ладони домиком и покачал из стороны в сторону.

– Иногда помнил, иногда нет. Но я понимаю, что вы хотели спросить. Вы боитесь услышать, что Джонатан вас бросил и добровольно отказался вернуться в Америку. Это не так. Он был совершенно не способен это сделать. На моей плантации в Таиланде у него были простые занятия и простые радости жизни.