– Роб, слушай, а это мог сделать только мужчина?
– Физически сильной женщине тоже ничего не стоило поднять сорок девять кэгэ, Марго. Потом, я посмотрел фото – лоджии там просторные, светлые, створки распахиваются достаточно хорошо, так что… вряд ли тот, кто это задумал, сильно перетрудился.
– Интересно, это посторонний или кто-то свой?
– Ты думаешь, кто-то проник в квартиру? Вряд ли…
– Роб, а что это было? Когда она упала? Неужели падая с такой высоты, она выжила?
– Такое случается, Марго, но очень редко. У кого другого удар бы случился уже в полете, а она была под воздействием снотворного, ветки смягчили ее падение, а упав, она очнулась, так как испытала шок от переломов и у нее резко повысился адреналин и норадреналин. И да – это была предсмертная агония.
– Ладно, спасибо, Роб. Звони, если будут новости. Мне нужно пойти поговорить с дочерью покойной.
Мы возвращаемся в кабинет. Аполлинария Александровна, не переставая, вытирает свой длинный нос белым платком и периодически плачет, чуть не срываясь в истерику. Предлагаю ей еще успокоительное, но она отказывается.
– Итак, Аполлинария Александровна, ответьте пожалуйста на такой вопрос – какова вероятность того, что в вашу квартиру мог проникнуть неизвестный?
Она пожимает плечами.
– Нет такой вероятности. Дверь постоянно на замке, по всей квартире камеры.
Камеры! Интересный момент!
– Хорошо. Я надеюсь, вы понимаете, да, что это означает?
– Что? – она вздергивает свой остренький, как и нос, подбородок.
– Это означает то, что бедную женщину отправил в полет кто-то из членов семьи.
Отшатывается от меня и смотрит, как кролик на удава, потом решительно заявляет:
– Это исключено совершенно! Все члены нашей семьи очень дружны между собой – это настоящая, большая семья, все мы друг друга любим и уважаем, и все очень любили маму. Я уверена, что это кто-то из прислуги!
Ну, и дамочка! «Прислуги»! Она, вероятно, забыла, что крепостное право закончилось много лет назад!
– Подождите – она словно приходит в себя – то есть вы хотите сказать, что моя мать была убита?
– Именно так. И основной вопрос – каков мотив этого убийства. Как только мы на него ответим – сразу найдем того, кто это сделал.
– Нет, этого просто не может быть – заявляет она – не может, понимаете! Все мы…
– Я уже слышала – говорю жестко – и поняла вас, что все вы очень любили маму. Но факты говорят об обратном – есть тот, кто по какой-то причине отправил старушку на тот свет! Скажите, сколько человек проживает в квартире?
– Вместе с мамой – одиннадцать – она высмаркивается в платочек – проживало одиннадцать человек. И четверо приходящих горничных. Они приходят сменами – готовят на семью, убирают, а вечером уходят.
– Понятно. У вас достаточно большая семья. Скажите, а сколько человек из этих одиннадцати были дома в это утро?
– Так – она закатывает глаза, вспоминая – мой муж и брат уехали на работу, они работают вместе в компании, которую оставил матери отец. С ними же уехал сын брата. Остальные, вроде, были все дома.
– А среди этих оставшихся есть мужчины?
– Только мой пятнадцатилетний сын. Все остальные – женщины.
– А чем обычно в это время занимаются члены семьи?
– Они занимаются своими делами после завтрака, в своих комнатах. Мужчины работают, женщины, как правило, занимаются мелкими хозяйственными делами, иначе горничные зашились бы.
– То есть по дому в основном в это время передвигается персонал?
– Да, в основном да.
– А как часто родные навещали вашу маму, Аполлинария Александровна?
– Как правило, делали это с утра и вечером, пожелать доброго дня или ночи, кто-то мог зайти и средь бела дня, если нужно было, например, поговорить.
В этот момент в кабинет просовывается голова Дани.
– Марго, можешь прийти ко мне?
– Да, Даня, тем более, мы заканчиваем – он скрывается, а я говорю Климу – Клим, возьми у шефа ордер на обыск – он быстро решит этот вопрос, и поезжай к ним домой, там опера снаружи работают, нужно все хорошенько осмотреть в доме, особенно лоджию. Заодно отвезешь Аполлинарию Александровну. Без меня всех остальных членов семьи не опрашивай. Я приеду – соберем их вместе.
Он кивает и уходит, а я бегу к Дане, в надежде, что он сообщит мне что-то из ряда вон…
Часть 2
Когда я прихожу к Дане в лабораторию, то вижу его в странном состоянии – он сидит, уставившись в одну точку и не обращает внимания на окружающий его, суетящийся и бешеный, рабочий процесс.
– Эй! – трогаю его за плечо – ты чего застыл, Данюш? Что такого увидел?
– Да нет, ничего особенного, Марго! Знаешь, я думаю, что прежде чем ехать к этой семейке, тебе нужно изучить их генеалогическое древо.
– Че? – говорю не совсем культурно – а оно мне, извиняюсь, зачем?
– Ну, как зачем? Ты же не хочешь в них запутаться?! Вот, посмотри сюда – он тычет в экран компьютера – я тебе даже схематично все изобразил.
Кажется, я сейчас очень глупо выгляжу – пялюсь в экран и открываю рот от удивления.
– Слушай, а это что? Это шутка такая? Мало мне Аполлинарии, теперь сюда еще добавится Лукерья, Филарет и Манефа? Дань, это у кого мозги были набекрень? Или мы что, опять в Средневековье перенеслись?
– Ну, не скажи, Марго! Скорее всего, такая фишка была у родителей Генриетты, ныне покойных…
– Так, стоп! Даня, у меня у самой сегодня мозг вывернут мехом наружу – несу я околесицу – поэтому давай помедленнее! Кто такая эта Генриетта?
– Как кто? Я думал, ты знаешь! Та самая тетка, которая свалилась тебе на капот. Она, между прочим, «из балетных, не без образования».
– Дань, ты чего, Гайдая пересмотрел?
– Это сейчас неважно, Марго. Итак, Генриетта Аверьяновна Соболевская, семьдесят лет, бывшая балерина, хотя бывших не бывает, десять лет назад унаследовала от умершего супруга неплохое состояние, но… Увы, обезножила и села в инвалидное кресло. Была достаточно властной, высокомерной, лидер по натуре, умела собирать вокруг себя людей.
– Ага – говорю я – и собрала десять человек, плюс четыре горничные, один из которых отправил ее в полет.
– Слушай, но это совершенно необязательно. В полет ее могли отправить и несколько человек или вообще… все вместе. Возможно, старушка кому-то сильно надоела.
– Ладно, Дань, давай дальше, а то мне ехать пора уже. Только кратко! И выкати мне… древо это… Буду по нему ориентироваться.
– О'кей, Марго, тут вот даже возраста подписаны. Ну, а если коротко, у Генриетты и ее мужа было трое детей. Сейчас все трое, включая их жен-мужей и детей проживают, сорри, проживали, с маменькой. У младшей дочери мужа нет и детей тоже. Также с Генриеттой проживала ее родная сестра с дочерью.
– Так, ладно, Дань, еще один вопрос – после смерти мужа все унаследовала сама Генриетта? Или кто-то еще являлся наследником?
– Нет, все досталось ей. У них было обоюдозаменяемое завещание. После ее смерти все доставалось ему, после его – ей. Ну, а потом тот, кому все достанется, сам принимал решение относительно того, кому, чего и сколько завещать. Смотри, когда они поженились, у них были примерно одинаковые, скажем так, вливания, и со стороны родителей мужа, и со стороны родителей жены. Несмотря на все перепитии судьбы, их семьи в любых условиях проживали хорошо – в нужное время смывались из опасных мест, либо же – в нужное время находились в нужном месте.
– И Генриетта уже, конечно, тоже имела составленное завещание?
– Конечно. Мы сделали запрос нотариусу, который занимается делами этой семьи.
– Я хочу увидеть завещание раньше членов семьи!
– Думаешь, все дело в наследстве?
– Я даже не сомневаюсь! Все всегда происходит, Даня, по двум причинам – женщины и деньги! Поскольку здесь не приходится говорить о любви, то мы версию с женщиной отметаем, и у нас остается версия с деньгами! Все, я уехала!
Беру служебную машину – тащиться на место преступления на общественном транспорте мне совсем не комильфо сейчас. Попутно, не отрываясь от руля, бросаю взгляд на древо, которое выкатил Даня. Пробки – самое лучшее место для изучения подобного материала. Бог мой! Как можно было нагородить подобных имен! У меня голова кругом идет!