– Товарищ генерал-лейтенант, полковник Шведов и майор Кулемза, из дальних странствий воротясь! – шутливо отрапортовал крупный мужчина лет сорока, с пронзительно синими глазами.

Хозяин сухо кивнул им:

– Докладывай, Шведов, коли «воротясь». Как там наши позиции? Прибыли ли в любезное Отечество сербские фигуранты Интерпола?

– По основному заданию и о наших позициях, если позволите, я доложу в служебной обстановке. Думаю, что СВР имеет более обстоятельную информацию по Балканам, но тем не менее свою точку зрения я официально изложу вам в рапорте. Скажу только, что принцип: «Разделяй и властвуй» – по-прежнему остается главенствующим в доктрине НАТО. Мне представляется, что в ближайшее время Югославию, да и нас, ждут не лучшие времена. Что же касается наших фигурантов, то прибыли, – ответил полковник Шведов и засмеялся. – Но уже в поезде не сошлись характерами с братвой…

– Что за братва?

– Походинский отморозок с кодлой из Одессы возвращался. Кроме того, чья-то «наружка», то ли походинская или еще чья, их плотно пасла…

– Поп-расстрига с какого-то хрена буквально повис на них, еще цыгане вокруг них целым табором крутились, – вставил майор Кулемза, высокий атлет, смахивающий скулами на татарина или башкира.

– Цыгане? – переспросил генерал и повернулся к Шведову. – Это похоже на Фармазона. У него виды на ваших фигурантов?

– Возможно… Не много найдется офицеров с таким боевым опытом, – уверенно ответил тот. – Кстати, взгляните на всю троицу в сербских мундирах.

Генерал сперва кинул взгляд на пластающихся по зеленям секача и пса, потом на фотографию, на которой на фоне развалин среди сербских войников красовались Скиф, Засечный и Алексеев.

– Как отзываются о них наши сербские коллеги?

– Отзываются обо всей троице с большим уважением. Дело против русских войников считают сфабрикованным американцами и боснийцами. Их выдача Интерполу, без сомнения, вызовет у сербов негативное отношение к нашей политике на Балканах и осложнит положение российского миротворческого контингента в Югославии.

– Полковник Скиф у сербов чуть ли не национальный герой, – добавил Кулемза.

– Это который?

– Посредине, с бородой, – показал Шведов.

– Лицо знакомое, – вгляделся в фотографию генерал.

– Знакомое, Егор Иванович. В комиссии по амнистии афганцам вы рассматривали его дело.

– Да помню я… Помню, ты уж совсем обо мне плохо думаешь… – поднял глаза на Шведова генерал. – Тот самый десантный капитан, который в восемьдесят седьмом году накаркал развал СССР…

– Еще «Бурю в пустыне», Карабах, Приднестровье, Абхазию и даже Чечню, – подхватил Шведов. – Предъявленные ему тогда военным трибуналом обвинения можно считать утратившими силу, как говорится, де-юре…

– И в Югославии Скиф воевал на стороне сербов, вроде братьев наших, – вставил Кулемза.

– Братьев – без «вроде», – сухо уточнил генерал и повернулся к Шведову: – Они были там на правах «диких гусей»?

– Сербские коллеги сообщили мне, что все трое сразу отказались от статуса наемников и получали офицерское содержание на общих правах, – ответил тот и спросил осторожно: – А американцы по-прежнему настаивают на их выдаче Гааге?

– Настаивают, – кивнул генерал и показал рукой в сторону гона. – Смотрите, сейчас наступит развязка.

– Откуда знаете? – недоверчиво спросил Кулемза.

– Не знаю, – ответил генерал. – Сейчас я сам дам псу команду на завершение этой печальной истории.

– С такого расстояния Рамзай не услышит.

– Майор Кулемза, оперативник должен знать, что некоторые породы собак принимают на большом расстоянии мысленно посланные им команды.

– Разыгрываете, Егор Иванович, – не поверил Шведов.

– Увидишь, – скупо улыбнулся генерал и протянул ему бинокль. По мере того как секач слабел, ушастый пес с кровавыми глазами, казалось, обретал второе дыхание. Он легко заходил кабану с любого фланга и направлял его грозным рыком в нужную сторону. Если запаленный кабан пытался остановиться, перевести дух, бладхаунд подскакивал к нему и полосовал клыками его задние ляжки и ноги. Нестерпимая боль и страх снова гнали зверя вперед, по замкнутому кругу, навязанному ему псом.

– Пора, мой мальчик! – сказал на вершине холма Егор Иванович и резко махнул рукой. – Фас!

– Смотрите вон на ту ложбинку, – показал он Шведову и Кулемзе.

К их удивлению, бладхаунд, будто и в самом деле услышав команду хозяина, внезапно увеличил скорость и, зайдя с правого бока, стал теснить вепря к небольшой впадине посреди поля. Направив зверя по низу ложбинки, сам он понесся верхом и внезапно мощным прыжком обрушился на секача, завалив его на землю. Потом пес на одно мгновение приник к кабаньей шее и, как-то сразу после этого потеряв всякий интерес к бьющемуся в агонии противнику, отошел в сторону и лег на зеленя.

– Что он сделал с кабаном? – ошалело спросил Кулемза. – Почему секач сразу копыта задрал?

– Перерезал зверю сонные артерии, – бесстрастно ответил генерал и сказал в портативную рацию: – Все кончено, ребята, – забирайте трофей.

Шесть крепких мужчин, соорудив из слег носилки, еле доволокли трофей до ольховника.

Пока они палили горящими головешками и еловым лапником дремучую кабанью шерсть и свежевали двухсоткилограммовую тушу, генерал сидел в сторонке на раскладном стульчике. Пес, положив огромную голову ему на колени, сидел рядом и задумчиво смотрел на костер.

– Ты хорошо работал сегодня, мальчик, – строго сказал ему генерал. – Но допустил одну ошибку, которая могла тебе стоить жизни. В нашем деле головой больше думать надо…

Рамзай скосил на него налитые кровью глаза и виновато шевельнул толстым, как дубина, хвостом.

Подошел Шведов и присел на корточки перед мордой пса:

– Меня вот что поразило, Егор Иванович, Рамзай, когда это… ну, последнее дело с кабаном делал… Он будто робот делал это… Без злобы…

– Работа у него такая, – почему-то вздохнул генерал и, посмотрев на Шведова, спросил вполголоса: – А Скиф пророчествовал у сербов?

– Говорят, изредка… Предсказывал направления прорывов противника, засады его, минные поля. Оказывал содействие сербской контрразведке в выявлении диверсантов и агентуры противника. И, утверждают, почти – безошибочно.

– Он сам как-то объясняет свой странный дар?

– Уходит от объяснений и, говорят, даже тяготится им.

– Как судьба мужиком крутит! – вздохнул генерал. – Войны, тюрьмы, побеги и опять войны.

– Все трое такие… У Засечного за спиной двадцать лет войн в Африке и пять у сербов. А Алексеев после ранения в Афганистане в милиции в Грозном служил… Гаду одному местному на мозоль наступил… Всю семью вырезали и против самого дело состряпали. Бежал. Воевал в Приднестровье, а потом Сербия, Босния…

– Вот что, Максим, дай повторный запрос американцам об обстоятельствах убийства Скифом офицера из ЦРУ. Так и укажи в запросе, именно «офицера ЦРУ». Если они не ответят на запрос, я потружусь, чтобы дело по передаче всей троицы Интерполу сдали в архив.

– Есть, товарищ генерал, – ответил Шведов и хотел еще что-то сказать, но генерал остановил его:

– И еще… Когда сербские войники надышатся «новым» дымом Отечества, познакомь меня со Скифом.

– Непременно! – обрадовался Шведов.

– Не к спеху, – бросил на него непроницаемый взгляд генерал. – И будет жаль, Максим, если Фармазон в пакостях их замажет. Позаботься, чтобы не случилось этого.

– Позабочусь, Егор Иванович.

Закончив свежевать кабанью тушу, охотники по традиции бросили внутренности обступившим костер собакам. Те сразу же сцепились из-за них… По ольховнику покатился яростный и злобный клубок. Напрасно охотники пытались его растащить. Из-за кабаньей печени и требухи с кишками собаки кидались даже на своих хозяев.

Бладхаунд Рамзай, внимательно наблюдавший за всем этим остервенением, вдруг оторвал голову от колен хозяина и, встав в боевую стойку, издал такой леденящий душу рык, что с ольховника посыпались жухлые листья, а генерал-пузанок, икнув с перепугу, откатился подальше от костра.