Лестница закончилась крошечной площадкой, упиравшейся в дверь из цветного стекла. Яркий узор напоминал детские леденцы на палочках. Он даже повторял их: петушки и солнца скрывались среди цветов и листьев. Сквозь них пробивался мерцающий свет. Внутри помещения явно горел огонь.

Ярга не дала себе времени отдышаться после трудного подъёма и заскользила взглядом по стеклянной поверхности. Волк строго-настрого наказал не касаться дверных ручек, а отыскать изображение медведя: только его можно толкнуть безопасно, чтобы не сработали чары.

Медведь оказался пухлым, забавным и бурым, как жжёный сахар, размером с ладонь. Ярга прижала к нему руку, толкнула. Дверь подалась столь легко, будто ничего не весила, и девушка скользнула внутрь комнаты, да так и замерла у порога.

Сокровищница хвасталась неприличным изобилием ценностей. Полные каменьев ларцы с открытыми крышками, сундуки с золотой посудой и шкатулки с украшениями со всех концов света – они занимали здесь всё пространство вдоль стен. А на стенах висели зеркала в серебряных рамах. Круглые, овальные, прямоугольные, квадратные – они были везде, кроме распахнутой двери на балкон, прикрытой лёгким прозрачным занавесом. Он свисал с куполообразного потолка, как живое облако, а на потолке красовалась причудливая роспись, почти полностью скрытая золотыми цепями, которые протягивались над головой сложной паутиной. Но самым интересным здесь оказалось то, за чем Ярга пришла.

Высокая золочёная клетка занимала почётное место на круглом столе в самом центре комнаты. И там, на ажурной жёрдочке, дремала она – Жар-птица.

На её красно-оранжевых перьях мягко мерцал чародейский огонь. Он отражался в зеркалах, играл бликами на звеньях цепей и бился радужными лучами в гранях драгоценных каменьев. От этого зрелища захватывало дух. Оно завораживало не хуже иной магии.

Дверца клетки была приоткрыта, но птица не улетала, даже не пыталась покинуть пределов узилища, будто бы пленницей не была вовсе. Но это многое объясняло, к примеру, то, что все прошлые ночи Жар-птица улетала в соседнее царство, чтобы поклевать там чужие царские яблоки. Вероятно, потеря пера из хвоста немного умерила её аппетит.

Ярга подошла на цыпочках ближе, очень осторожно и тихо, чтобы не разбудить птицу и чтобы не коснуться ненароком ни одной вещи в помещении.

Волк велел отыскать большой платок с вышитым на нём спящим глазом. Он сказал, этим заколдованным платком царь покрывает клетку, чтобы Жар-птица спала. По словам Волка, его соткали три берегини для самой богини Мораны. Его она набросила на спящего Велеса, когда решила сбежать от него из Нави в Явь к другому богу. Откуда этот платок взялся у Афрона, не знал даже Серый Волк.

Искать колдовскую вещь долго не пришлось. Платок лежал поверх распахнутого сундука с шелками и парчой. Был он большим, как одеяло, и пёстрым, как летняя радуга. По краю серебряными нитями свисала бахрома с ладонь длиной. А в самом центре действительно был вышит громадный спящий глаз с чёрными ресницами, такой жуткий и настоящий, что чудилось, будто он вот-вот распахнётся.

Ярга медленно подняла платок, чтобы ненароком не стянуть ничего более, расправила его перед собой и прокралась к клетке.

Жар-птица встрепенулась, а Ярга опасливо прикрылась растянутым платком. Она даже не успела понять, заметила ли её пичуга. В следующий раз, когда девушка взглянула на птицу, та снова крепко спала. Пришлось затаить дыхание, чтобы двигаться совсем бесшумно.

Ярга просунула обе руки с платком в клетку и накинула его на пернатую узницу. Жар-птица запоздало дёрнулась, пытаясь вырваться, но Ярга уже ловко обернула её платком и держала крепко, словно пойманную на дворе курицу. Птица дёрнулась пару раз и затихла – похоже, чудесная накидка действовала. А её немалый размер позволил укутать пернатую красавицу так, чтобы спрятать огненные перья и не привлечь ненужного внимания во время побега.

Поглощённая этими мыслями, Ярга так обрадовалась, что позабыла о всякой осторожности. Она порывисто развернулась на пятках, чтобы поспешить к выходу… и задела локтем распахнутую дверцу клетки.

В тот же миг царская крепость наполнилась оглушительным звоном тысячи колокольчиков. Им вторил огромный колокол на главной сторожевой башне:

– Бом-бом-бом! – разносилось через равные промежутки времени, словно бы охранное колдовство кричало во всю глотку: «Вор-вор-вор!»

Этот звук заставил Яргу понять всё значение выражения «леденящий ужас». Так страшно ей не было никогда прежде, даже в Дремучем лесу лицом к лицу со слугами Велеса. Она мысленно прокляла себя за неуклюжесть, перехватила птицу покрепче и рванулась к дверям.

Бах! – решётка рухнула за спиной, закрыв выход на балкон.

Бах! – вторая решётка поднялась из пола прямо перед носом, заперев сокровищницу.

На лестнице раздались крики и топот ног. Ярга попятилась. В отчаянии она принялась озираться в поисках путей к отступлению или хотя бы способов защитить себя, но здесь не было ничего полезного, кроме никчёмных безделушек.

Спустя ещё мгновение мозаичные двери распахнулись наружу, а за обратной стороной решётки оказалось сразу пятеро стражников с оружием наперевес. Судя по выражениям их лиц, они ожидали увидеть отъявленного преступника, безумного и отчаянного, а не обомлевшую от страха девицу, которая прижимала к себе завёрнутую в платок Жар-птицу, как мать прижимает к груди дитя.

Один из них выругался. Второй усмехнулся. Третий и четвёртый переглянулись, а пятый скомандовал:

– Взять её, и в темницу, чтоб к моменту, как туда придёт царь-батюшка, её отрубленная голова уже успела остыть.

Решётка у входа снова опустилась, сделавшись порогом, и стражники ворвались внутрь сокровищницы. Они схватили девушку, а после без труда отняли у неё Жар-птицу.

– Нет! – запоздало закричала Ярга так громко и пронзительно, как только могла. – Не троньте!

Она брыкалась и лягалась, пнула одного стражника, а другого укусила, но тут же получила такой удар в живот, что от боли согнулась пополам. Из глаз потекли слёзы.

– В темницу, – повторил стражник.

– Нет, пожалуйста! Пожалуйста, не надо!

Её подхватили под руки и ловко поволокли по лестнице вниз, протащили через половину тронного зала к дверям в противоположном конце, но на середине пути резкий окрик заставил дружинников послушно замереть:

– Стоять! Кто вор? Покажите мне этого наглеца!

Стражники рывком развернули девицу туда, где от дверей в царские покои шествовала целая свита: многочисленные слуги, заспанные бояре, другие дружинники, а во главе – царь, сам Афрон, такой, каким описывал его Серый Волк на случай, если Ярге доведётся с ним встретиться.

Высокий, жилистый, наряженный в синий с красным кафтан до середины бедра и подпоясанный второпях расшитым поясом. На нём были простые полотняные штаны, заправленные в блестящие красные сапоги с острыми мысами, а расписную царскую корону украшал густой мех, что делало её похожей на шапку. Волк уверял, что когда-то Афрон был хорош собой, но теперь от былой мужской красы мало что осталось. Годы превратили его в старика. Отросшие седые волосы торчали из-под шапки и лежали на плечах. Седая борода выглядела зеленоватой, замшелой, но была аккуратно подстрижена. Лик покрывали глубокие морщины, придававшие ему особенно суровое выражение. Но более всего Яргу поразили его глаза – холодные, болотно-зелёные, глаза безжалостного человека, отправляющего других на смерть без малейших колебаний.

– Девица, государь, – отрапортовал стражник.

– Девица? – Царь Афрон вытаращил глаза. Мельком оглядел растрепавшуюся длинную косищу и лицо, мазнул взором по выделяющейся под тонкой рубахой груди и дальше вниз, к ногам в штанах, после чего возвратился к лицу. – Ты кто такая, воровка?

– Я не воровка.

– Кто же тебя послал? – Афрон подошёл ближе и остановился в шаге от Ярги. – Говори, когда царь приказывает!

– Никто.

– Врёшь, – его цепкие длинные пальцы до боли сжали её подбородок, – что искала в моей сокровищнице?