– Пьяная, что ли? – нахмурившись, спрашивает мужчина. А меня просто покачивает от усталости после дороги.

То самое противное ощущение, когда уже приехал, но телу кажется, что нет. Все еще шатает, как в дороге, а в голове навязчиво звучит ту-дух-дух-дух. Но это рассказывать наглецу я не стану. Незачем. Вообще, чем меньше обо мне запомнит, тем лучше. Для него. Особенно если меня найдут… Ох, не время об этом думать.

Пропускаю грубость мимо ушей, так как сама виновата. Вломилась на чужую территорию, не даю отдыхать… Торжественно возвращаю кабачок, набрасываю капюшон и молча ухожу, перебирая в голове вопросы: как можно быть такой невнимательной и неужели у всей деревни ключи хранятся в одном и том же месте.

А еще очень жаль себя. Сейчас придется в полной темноте ориентироваться на местности, искать свой дом, снова идти… Ноги болят невыносимо, но, сцепив зубы, разворачиваюсь к выходу. У двери, спотыкаясь, чуть не падаю. Успеваю схватиться за косяк.

Вот ты и попался, гад! А как мозги запудрил-то!

– Эй! С тобой в порядке? – все тот же равнодушный и злой голос. Зачем он спрашивает, если ему все равно?

– Все чудесно! Великолепно просто! – рявкаю, оборачиваясь и снова скидываю капюшон. Я дома! – Вот это я! – показываю самую верхнюю мерку на косяке. Она сейчас мне примерно по плечо.

– Здесь написано: “Вася, тринадцать лет”. Ты “Вася”? – смеясь, подходит слишком близко. Так, что опаляет жаром своего тела. Приходится отшатнуться.

– Ва-си-ли-са! – произношу по слогам, чтобы точно дошло. Он выше меня на две головы. Возможно, на его высоте и правда позже доходит…

Мама звала меня Василёчек. Рассказывала, что, когда я родилась, глаза были настолько синие, что она просто не могла дать мне другое имя. Но на дощечке шириной в пять сантиметров влезало только мальчишеское. В то время как я была маминым любимым цветочком. Только если не начинала шкодить. Тогда я превращалась в хитрую лису. Слезы жгут воспоминаниями, но сейчас совсем не время. И не перед этим… Как его зовут-то? Неважно.

– А теперь все-таки потрудитесь объяснить, какого черта вы делаете в моем доме. Куда пропали вещи и кто вам вообще позволил делать здесь ремонт?! И прикройтесь, бога ради!

– То, что ты "Василиса" и не придумала эту историю на ходу, увидев имя, нужно еще проверить. – нависая надомной все еще не собирается одеваться. А я сжимаюсь в комочек. Он все еще огромный и сильный мужчина.

– Вот здесь, – показываю на стену рядом. – Были фотообои. Пожелтевшая березовая роща. А из-за деревьев выглядывали Муми-тролли. Их мама рисовала, когда мне было пять, – показываю метку на косяке и глазастое пятно в виде Стинки рядом с ней. – Нужны еще документы? – держусь на концентрированной злости, не пускаю остальные чувства, чтобы не разреветься. Наглец ерошит рукой волосы, вздыхает, но отвечает.

– Дом этот я арендую и честно за него плачу. Ремонт мне разрешила сделать хозяйка. Теперь, когда я ответил на все вопросы, покинь помещение, – устало выдыхает.

– К-какая хозяйка? – голос пропадает от испуга.

Мама не могла никому сдать этот дом и, тем более продать. Мы сюда перестали ездить, как только она встретила отчима. Он и не знал об этом месте. Но мама всегда говорила, что у меня есть свой кусочек моря.

– Мария Михайловна. Из дома напротив. Не знаю, зачем это тебе рассказываю, но будь любезна уже попасть в проем и на выход, – указывает рукой на дверь.

– Тетя Маша? Вот же… Предпринимательница! – с нахалом я пообщаюсь немного позже, сейчас нужно выяснить, как он вообще здесь появился у зачинщицы этого безобразия! Решительно направляюсь к выходу, теперь уже сама.

– Куда ты идешь? Будить пожилого человека в три часа ночи? – летит мне в спину.

– Мне нужно освободить собственный дом от нелегала и где-то ночевать. Конечно, пойду!

Калитка у тети Маши бессменно закрыта на обычный крючок. Подхватываю тоненькую палочку с земли и просовывая в щель, с легкостью открываю.

– А взлом – это твое, – наглец надел брюки, накинул клетчатую рубашку. Все, что было в нем хорошего, спрятал и зачем-то последовал за мной. Не реагирую на его выпад, хотя очень хочется. Стучу в дверь соседки. Через пару минут загорается свет, и в махровом халате к нам выплывает сонная тетя Маша.

– Фу ты, нечистая! Привидится же! – крестится и тут же закрывает дверь перед моим носом, не дав мне даже мяукнуть.

Сзади кто-то похрюкивает от смеха, а я снова стучу. В этот раз предприимчивая тетя Маша без предисловий, но что-то нашептывая, щедро плещет мне в лицо водой из ковша. За моей спиной раздается откровенный ржач, пока я отплевываюсь от воды.

– И вам здрасте, теть Маш!

В кабинете тихо жужжит кондиционер, нагоняя прохладу. После выжигающего все живое солнца на улице хочется выдохнуть, но на меня очень возмущено смотрит наглец, захвативший, мое жилище. В этот раз хотя бы одет. Белая футболка плотно облегает каждую мышцу, любит он покрасоваться. А вот халат забыт на спинке стула.

– А это снова ты, Вася-Василиса. Да тебя не узнать! – отрывается от бумаг, и, оглядывая меня, задерживается в декольте. Бросаю взгляд туда же. Теть Маша дала мне свой старый сарафан, чтобы я не упарилась в джинсах. Он оказался тесноват в груди, пуговицы так и норовили выпрыгнуть из петелек. Мальчик-беспризорник превратился в нежную девочку в белом платьице, в незабудках, да. Но он совсем не об этом. – Постучала, прежде чем войти. Поразительные перемены.

– Что-то не припомню, чтобы мы переходили с вами на “ты”, – складываю руки на груди, но делаю только хуже. Самая верхняя пуговичка сдается первой.

– Как можно “вы” после всего, что между нами было? – говорит очень низким голосом, с царапающими до мурашек нотками. – Ты, – произносит с нажимом.– Прыгнула ко мне в кровать, даже имени не спросив. Еще и мурчала как кошка, пока я тебя…

– К счастью, ничего "вы меня"! И может напомнить, кто тут живет в чужом доме?! – у меня нет козырей. Я достаю единственную карту, которая у меня вообще есть. Он тяжело вздыхает, закрывает тетрадь, лежащую перед собой, и отодвигает в сторонку. Трет бровь большим пальцем, на котором красуется колечко.

– Ты поговорила с Марией Михайловной. Уже точно знаешь, что у меня есть права там находиться. В отличие от тебя. Я так и не видел документов, кроме ностальгических воспоминаний.

– Документы сгорели. В прошлой жизни, – тут мне ответить и вовсе нечего. Документов у меня не предвидится.

Если я куда-нибудь обращусь их восстанавливать, меня тут же найдут, и неизвестно, что может случиться. Даже думать не хочу, что там было после моего побега. Руслан наверняка поставил всех на уши. Было бы неплохо полистать новости, но он не дурак искать меня в открытую.

– Тогда не вижу повода для дальнейшего общения. Только поэтому приходила? Если ты по делу, – обводит кабинет рукой. – То прием начнется через полчаса. Можешь в коридоре подождать, – снова принимается разгребать завалы бумаг на столе, делая вид, что меня не существует.

– Послушай, – принимаю его правила игры. Нам нужно как-то договариваться. Повоевать еще успеем. – Этот дом, единственное, что у меня осталось. Не только от мамы. Вообще. У теть Маши был повод его сдать. Я ее понимаю. Но мне просто некуда больше идти. Так что придется решать, как быть. А приходила я на работу устраиваться. Но вижу, – показываю на стол, заваленный бумажками. – Ты справляешься и один. – разворачиваюсь, чтобы выйти, но меня останавливает крайне удивленный голос.