Я сбросил их, хотел гордо уйти, но вместо этого рухнул в кресло и расплакался.

– Ты хочешь быть идеальным, Лиам, самым сильным, самым умелым, самым смелым, никогда не ошибаться, – он почти всегда называл меня моим первым именем «Лиам», тогда как остальные кликали Маркусом. – Лучше всех во всем. Но так не бывает. Иногда мы ошибаемся, иногда трусим, иногда думаем только о себе, иногда – нам лень, иногда – хочется сделать что-то наперекор другим. Это бывает, и это не страшно. Страшно, когда предают. Если ты не хочешь жить в Элизере вместе с Френом, ты можешь поехать в Ниен и жить в королевском замке, как прежде, в своих покоях. Тем более что твою учебу в Доме Хранителей никто не отменял. Выбор за тобой.

– Хорошо, я поеду в Ниен. Но… ты должен обещать одну вещь.

– Какую?

– Ты не будешь спрашивать у Френа… – я запнулся, – что случилось. Почему я заставил его дать клятву.

– Хорошо, обещаю.

Я не ожидал, что он так легко согласится.

– И я смогу вернуться в Элизеру?

– В любой день. Когда пожелаешь.

Я вскочил и выбежал из комнаты, прошептав по дороге: «Только когда Френ помрет…»

Это прозвучало как заклятие.

Поутру после завтрака я вышел во двор. Кун, мой слуга, годами чуть старше меня, из черноногих, уже вывел оседланных лошадей. Было довольно холодно, Кун хлопал себя по плечам, пытаясь согреться. В этот миг я пожалел, что решил уехать. Мог бы еще семь дней веселиться с кузенами и их друзьями – праздник Зимнего веселья продолжался. В деревушке близ Элизеры назавтра обещалась ярмарка с игрушками, глинтвейном, сладостями и горячим шоколадом. И я подумывал устроить там выступление мираклей после представления фокусников. А так получалось, что я сам себя изгоняю. Тупо как-то получалось. Потом я вспомнил, что в последний день Зимнего веселья цех оружейников устраивает свой ежегодный праздник, и можно будет очень недурно повеселиться в столице. В этот день боевые магики из Дома Хранителей показывают свое умение. И мне подумалось, что я могу записаться на поединок в своем третьем круге. Оружейники накроют столы, кабанов будут жарить на вертелах прямо на улице, мясники, прежде чем разделать туши, станут греметь ножами, а сидр выставят в бочонках вокруг статуи тощего оружейника.

Так что я решил не отступать, и мы двинулись в путь. Кун – преданный парень, кстати, как простолюдин ходит под клятвой во всем мне служить и не предавать. Один у него недостаток: любит болтать обо всем подряд, если мы в дороге.

– Маловато у нас земель в Ниене, – рассуждал Кун, труся на свой кобыле подле меня. – Вон сколько маноров в Виенском королевстве – в два раза больше, чем у нас, и Флорелла тоже много земли себе набрала. Отец говорит – сожрет нас Игер этот Гиер, и не подавится, и никакая магия не поможет. Кстати, а куда уезжал Кенрик Магик? Опять Диану искать?

– Не знаю, он не говорил.

– Надо же, семь лет как уехала, и с тех пор о ней не слышно ничего. Как в Бурное море канула.

– Больше семи, – уточнил я.

Я хорошо ее помнил, несмотря на мои малые года. Она была красивой, дерзкой и уверенной в себе. И еще она была медикусом.

«Культи Кенрика – это я заживила после ампутации, – сказала она мне перед отъездом. – Получилось идеально».

Жаль, что она не вернулась, мы бы с нею подружились. Она была магичная. Когда я был совсем маленький, она мне книги читала. А еще Механический Мастер сделал деревянных кукол, и она с помощью магии устраивала представления, заставляя кукол бегать, прыгать и говорить на разные голоса.

В королевском доме Ниена никто на нее не похож.

Дорога из Ниена на Элизеру особая. Бывало, гонцам удавалось проскакать ее за один день. А случалось, путник застревал здесь дней на пять или шесть. Мы с Куном добрались до ворот столицы к вечеру второго дня без особых приключений.

В замке у меня были комнаты рядом с покоями отца. Гостиная, совмещенная со спальней и закуток для прислуги. В спальне имелся камин. Так что даже зимой здесь было всегда тепло. Кун разжег огонь, принес с кухни холодное мясо и хлеб. Расстелил белую скатерть на столе, поставил кувшин вина.

– Садись, – я указал ему на стул напротив. – Будем ужинать вместе. Тебе на кухне вряд ли что-то перепадет сегодня.

– Вы серьезно, мессир?

– Садись, пока я не передумал. И завтра не буди, пока не позову, я выспаться хочу. Понял?

– Само собой, мессир.

– Скажи мне вот что: среди слуг обо мне говорят, так ведь?

Кун замялся, потом кивнул:

– Ясное дело, мессир. Слуги обо всех судачат.

– Ну и что тебе наболтали?

– Да в основном то, что вы больше на свою матушку мистрессу Лару похожи, а не на отца. Хотя и за Кенриком в молодости много разных проказ числилось. Но за него в Элизере каждое утро комендант молится Светлой Судьбе, потому как именно Кенрик спас замок от гибели во время осады, – Кун запнулся. – А еще говорят, что Лара пыталась Кенрика убить, еще до того, как его в Гарме в тюрьму посадили. Но я в такое не верю.

– Это слуги сегодня наговорили? – удивился я.

– Нет, мессир, что вы! Это я, как бы это сказать правильнее, суммировал, – он помолчал, потом зевнул во весь рот. – Пойду спать, ладно?

– Иди!

– Короля Ниена Эдгара Первого, основателя королевской династии, прозвали Добрым, – сообщил Кун напоследок, на миг притормозив в дверях, – за то, что он не позволял казнить более трех приговоренных в базарный день.

Мне вдруг сделалось весело. Добрый! Я расхохотался… Надо же, добрый! Вот, гляньте, какова их доброта.

Помнится, в детстве, когда отец был в беспамятстве, матушка надавала мне пощечин, да так, что щеки горели до самой ночи. За что, не помню, а вот тот жар на коже, обиду, боль запомнил навсегда. Я тогда спрятался в кладовой и стал просить Светлую Судьбу, чтобы отец проснулся, чтобы он меня защитил от всяких несправедливостей. Там, в кладовой и заснул среди зимних палантинов и плащей, обсыпанных лавандой, – до самого ужина.

Однако мой приказ Кун нарушил, и разбудил меня в третьем часу после рассвета.

– Мессир, тут к вам вот…

Кун посторонился, и в спальню вошел отец.

Я спешно вскочил:

– Что случилось?

– Нового – ничего. Я завтра с утра в Элизеру – на Солнечной горке строят новую ферму, хочу съездить посмотреть, как идут дела. К тому же Лара с Мэнди должны вскоре прибыть из Гармы. Но здесь, в столице, есть одно место, куда я хочу отвести тебя. Кстати, в малой столовой накрыли завтрак. Вставай!

Мэнди, ну конечно, малышка Мэнди, ради нее отец куда угодно помчится, хоть к лурсам за вал короля Бруно, хоть в Дивные земли.

К Мэнди я ревновал и Лару, и отца. Ревновал постоянно.

Король Эдуард ввел обычай по утрам завтракать плотно – мясной или куриный горячий пирог, скворчащие, только что со сковородки, колбаски, яичница с беконом, ну еще и холодные блюда – язык в желе, ветчина, сыры, апельсиновый мармелад, хлеб белый и серый, непременно теплый, с румяной корочкой. Ничего этого я обычно не ел – разве что кусок мясного пирога и мармелад. Сегодня принесли нам также крепко заваренный дивноземельный кофе и густые желтоватые сливки. Завтракали мы молча. Я любил наблюдать, как отец берет стальными пальцами чашку за хрупкую фарфоровую ручку и всякий раз ожидал, что ручка отколется. Но такого не случилось ни разу.

Я вдруг подумал, как мало времени пробыл с отцом – то есть совсем ничего. До шести моих лет, помнится, он лежал в полусне в своей комнате, потом долгие месяцы разрабатывал руки, приспосабливая протезы. Так что я его почти не видел, разве что вечерами он раскрывал мне премудрости магических обрядов. В остальное время я его избегал – он был мне чужаком, или почти чужаком. Потом он ухал в Дивные земли, и его не было полгода – он искал Диану, да так и не нашел. Вернулся в мрачном расположении духа, все время о чем-то совещался с Кроном – я уже давно к тому времени начал обучение в Доме Хранителей, и мы иногда там виделись. Ученики шептались, что Дар у Кенрика таков, что может уничтожить целое войско. Но для этого ему надо кого-нибудь убить, забрать его жизнь и превратить в свою магическую силу. Потом… Потом он умчался посреди ночи сломя голову. Как я понял из намеков много позже – он оправился во Флореллу, опасаясь, что Лара опять забеременела, а он с помощью своего проклятого Дара может убить ребенка. То есть он сбежал буквально наутро после того как решил, что опять станет отцом. В этот раз он придумал более щадящий способ, нежели протыкать свои руки Перстами Судьбы и лишать себя Дара – ни одна магия не преодолеет расстояние в сотни миль. Вернулся он уже после рождения Мэнди. Матушке моей было уже за сорок и она более не беременела, так что спасаться бегством из Лариной спальни Кенрику в другой раз не пришлось. Младшенькую Мэнди он обожал до безумия, и если Лара собиралась в Гарму, где у нее были дом и торговля шерстяными шалями, или она отправлялась в гости к нашему деду Ранулду Толстобокому, то отец почти всегда тащился следом.