Нет, черная магия не убила Раниера. Но слепленный из нее шар ударил его в грудь и пробил кожу. Если бы заряд прошел насквозь – как снес часть плеча у дяди Кенрика в Гарме, рану могли бы тут же очистить и заживить – тем более что и я, и Кенрик знали, что нужно делать. Но удар пришелся в грудь напротив сердца. Сила его была такова, что Раниер потерял сознание и грохнулся на пол, не в силах сопротивляться атаке черной мерзости, а проклятый состав излился под кожу. Защита магистра не пропустила смертельную магию внутрь тела и принялась ее выталкивать. И вытолкнула – через рот, нос и левый глаз, поскольку Раниер упал на левый бок. После чего рот оказался разорванным изнутри – нижнюю губу оторвало наполовину, а верхнюю вывернуло наизнанку, и она покрылась черными наростами, похожими на гроздья застывшей черной смолы. Но поскольку черная магия изливалась не только через рот, но и через нос, ноздри носа снесло тоже – остались две дыры в черных наростах обезображенной кожи. И, наконец, левый глаз. Сам глаз чудом уцелел, но нижнее веко оттянуло и вывернуло наизнанку, и тоже покрыло черными пузырями. На шее – там, где под кожей черная дрянь текла, ища выход, кожа потемнела и сделалась похожей на грязную сморщенную тряпку.

Семь лет назад после удара я видела кровь вокруг головы Раниера и черные извивы последков – но не разглядела лица – дядя Кенрик мгновенно прикрыл голову магистра плащом.

– Ты все же нашла меня… Упрямая. – Он сокрушенно покачал головой.

Раниер не мог говорить с помощью губ и голосовых связок – за него говорил его магический дар – отчего голос его казался искусственным, как у кукол Механического Мастера.

– Ты обещал на мне жениться, – напомнила я, – если соглашусь ждать тебя семь лет. И я ждала. Но ты не вернулся. Пришлось тащиться сюда, в Дивные земли, через гавани приморских городов на корабле. За каюту отдала два золотых. Как говорят во Флорелле: содрали двенадцать шкур.

– Давно ты догадалась, что я жив?

– Да где-то спустя год. Бабушка что-то уж очень многозначительно молчала и не желала отвечать на мои вопросы. Ну и еще кое-что… Я надеялась все же, что ты придешь сам. Не хотелось навязываться – я гордая. Но с другой стороны, раз я гордая, то не позволю, чтобы меня бросили из-за какой-то ерунды.

– Это не ерунда.

– У вас, что, в Ордене нет магика-медикуса? Или никто прежде не плевал в магистров сгустками черной магии?

– Эти раны не заживить – черная магия срослась с моим телом, наросты не проникают внутрь, но постепенно пузырятся все новые гроздья. Их пробовали срезать, но они вырастают вновь…

– Да, с медициной у вас серьезные проблемы, – остановила я его оправдания.

– Я наделся, что ты забудешь обо мне через год-другой. Это было бы лучше всего. Для нас обоих.

– Ты все же дурак.

Он глянул на меня с изумлением. Вернее, один глаз смотрел с изумлением, а второй не выражал ничего, сдавленный наплывшим верхним веком. Разве что оттянутое нижнее веко придавало лицу собачий печальный вид.

– Так ты намерен сдержать слово? – спросила я.

– А ты готова поцеловать меня – такого…

Я посмотрела на торчащие из вывернутой губы наросты. Я видела раны и поужаснее. Но редко.

– Нет, целовать не буду. И не подумаю. Ты этого пока не заслужил. И ты не ответил на мой вопрос.

– Слово я сдержу. Но тебе это не нужно. Поверь мне. Лучше уехать как можно скорее. Уехать и забыть. Как будто меня вообще нет. Как будто я умер тогда в Ниенском замке.

– Запомни только, что сейчас сказал. Ты подтвердил данное слово в стенах Обители Ордена.

Я развернулась на каблуках и направилась к двери, приговаривая:

– Какие же все дураки!

Через час я вернулась с моим любимым сундучком из черного дерева с бронзовыми уголками и бронзовой ручкой. Подарок Механического Мастера на мой десятый день рождения. Удобные ячейки для флаконов, маленькие серебряные коробочки для таблеток. И отдельная шкатулка для медицинских инструментов.

Когда юный привратник открыл мне снова, на лице его изобразилось искреннее изумление.

– Разве вы не уехали, мистресса?

– Я кое-что забыла в комнате магистра Раниера.

В этот раз Тиб не пытался меня остановить. Когда я вошла в знакомую келью, магистр сидел в деревянном кресле, вытянув ноги, и рассматривал в зеркало свое лицо. Я придвинула второе кресло и уселась напротив него.

– Так и знал, что вернешься. Что-то еще хочешь сказать?

– Да, смотрю, с чего начать.

Он недоуменно поднял брови. Из-за уродства гримаса получилась нелепой.

– С чего начать лепить твое лицо, – уточнила я. – Ты разве не расслышал: я нынче магик третьего уровня. Вообще-то давно делаю то, что и четвертому, и пятому кругу не под силу. Просто бабушка сказала: «Не торопись, а то злые языки скажут, что круги тебе рисуют за королевскую кровь», – и уточнила: – Магик-медикус.

– Все медикусы давно отступились.

– Я же сказала, у вас тут нет искусных вроде меня. И я не просто медикус, я скульптурный магик. Я леплю раненым лица, восстанавливаю кожу на теле после ожогов. Вот был случай, одна глупая особа накануне свадьбы решила угостить родных пирожками. А пирожки жарила в масле. Ну, и плеснула этим маслом не на сковородку, а на плиту. Так я ее три дня возвращала. Трое суток мы с нею взаперти просидели, нам только еду доставляли, да нужные составы. Чтобы жених не узнал про ожоги, а то станет болтать, что видит следы пламени на коже, даже если их там давно нет. С тобой, конечно, сложнее будет, чем с простым ожогом от раскаленного масла. Твое тело, когда вытравливали знаки на щеках и руках, получило способность сопротивляться черной магии. Это спасло тебе жизнь. Но тело откликнулось с такой яростью, что теперь постоянно борется с опасностью, хотя ее давно нет, и пожирает само себя.

Раниер смотрел на меня с удивлением и – как я сама себя льстила – с восхищением.

– И что теперь делать?

Я достала из сундучка стеклянный мерный стаканчик, налила на два деления темно-розовой густой жидкости.

– Пей.

Он взял мой дар. Помедлил.

– И что будет?

– Черные пузыри начнут подсыхать, шелушиться, чесаться, и в итоге они отпадут. Если не поможет до конца, и часть этой дряни уцелеет, придется выпить еще пару глотков.

– Так просто!

– Просто? Этот состав известен только моей бабушке, вдове короля Эддара. И она так и быть поделилась своим секретом со мной. Иначе пришлось бы срезать скальпелем наросты и срезать быстро. А хирургия – не моя сильная сторона.

– Так ты знала… Откуда?

– Неважно. Так я и раскрою тебе все тайны. Пей!

Он все еще медлил. Потом отставил стаканчик, сгреб меня в охапку, прижал к себе так, что я ощутила касание мерзких пузырей на своей коже и невольно брезгливо сморщилась.

– Ди, красавица моя, послушай… Я люблю тебя. Люблю до боли в груди. Так, что сердце пропускает удары… И потому – беги! Заклинаю! Беги! – раздался горячий шепот над моим ухом. – Ради нас обоих – беги!

– Я не отступлюсь.

Наверное, он ощутил мою решимость на чисто магическом уровне. Потому как разжал руки. Помедлил. Потом взял стаканчик и опрокинул содержимое стекляшки залпом и глянул на меня вопросительно.

– Когда черная дрянь отпадет, слеплю тебе новое лицо, – принялась рассуждать я вслух. – И сделаю новую кожу там, где остались ожоги. Работа небыстрая. Наберись терпения… И, кстати, чесаться, усыхая, эти шкурки будут бешено. Но расчесывать раны нельзя – иначе моя работа усложнится.

– А у тебя нет средства… противостоять?

– Попробую что-то сделать.

Я принялась размешивать в фарфоровой чаше мазь – немного поможет утишить нестерпимый зуд. Мне нравилось его подначивать: сейчас он был полностью у меня в руках.

– Как ты поняла, что я жив?

– Ну… ты же сам сказал, что татуировки тебя защищают, поскольку в состав чернил подмешали толику последков черной магии.