– Отстань, Хитклифф. – Кэт не без удовольствия толкнула его локтем. – Надоели твои

шуточки. Хочешь заняться делом – иди… трав покрась.

Уходя, он запрокинул голову назад и громко рассмеялся. А она отвернулась, чтобы никто не видел, что ее губы тоже растягиваются в улыбке. В этот момент зазвонил ее телефон.

– Да, – ответила она, сделав пару шагов в сторону, чтобы поговорить спокойно.

– Кэтрин Ли? Здравствуйте. Это Джулия Ламбер из администрации Корнелльского университета. – Ладони у Кэт моментально вспотели, и она поочередно вытерла их о юбку, чтобы не выронить телефон. – Вы можете говорить?

– Да, я… конечно. Спасибо большое, что нашли время.

– Кэтрин, – начала женщина на том конце, – мы рассмотрели вашу заявку, и она выглядит весьма впечатляюще. Должность президента школы, организационный комитет. Средний балл четыре ноль, к тому же вам дают замечательные рекомендации.

– Еще медаль по бегу на первенстве города, – добавила Кэт осторожно.

– Да, это тоже, конечно же. Пусть и не так важно в нашем случае. – Неприятное ощущение появилось в животе Кэт. – Думаю, вы, как никто другой, понимаете: стипендия, которая не только покрывает стоимость обучения, но и дает полны пансион, – это один шанс из тысячи.

– Конечно, я…

– И пусть заявок в этом году мы получили не так много – девяносто шесть…

«Твою ж мать! – прикрыла глаза Кэтрин и повторила – Твою ж мать!»

– …стипендию получат лишь семеро.

– Это мечта всей моей жизни – учиться…

– Ваши достижения выглядят весьма впечатляюще, но, видите ли, все отправившие документы таковы. Здесь нет посредственных результатов.

Корнелл всегда выбирает лучших.

«И не выбирает вас» – уже заранее приготовилась услышать Кэт.

– Я прочитала ваше эссе и думаю, что вам стоит еще раз над ним поработать и попробовать заново. Вам нужно показать, что делает вас особенной, чем вы лучше других претендентов, Кэтрин.

А пока мы с большим сожалением вынуждены вам отказать.

Рука Кэт повисла вдоль тела со все еще зажатым в ней телефоном. Итак, минус один университет.

Чем ты лучше других, Кэт? Проблема в том, что она и сама не знала.

– Ну, что думаешь? Как тебе? – спросил подлетевший Эрлингтон, улыбаясь и окидывая взглядом зал.

– Очень красиво, – ответила Кэтрин, не поднимая глаз.

– Знаешь, в коридорах только и разговоров о нашем бале. Все в предвкушении. Твоя затея с лотереей просто фантастическая!

– Что за лотерея? – спросил снова оказавшийся рядом Хитклифф.

– Кэт придумала, – отчитался Эрлингтон. – Благотворительные билеты. Мы поставим кого‑нибудь на входе, и за небольшую сумму каждый сможет купить несколько билетов, потратить которые можно будет на праздничный торт, право исполнить песню или танец с любой дамой. Вырученные деньги пойдут в фонд помощи детской больнице. В этом году мы помогаем им.

– Отличная идея. А если дама откажется танцевать?

– Она не решится, – ответила уже Кэт, все так же глядя в пол. – Это ведь благотворительность, Синдикат, почти святое дело.

– Говорю же, все схвачено! Эй, куда вы это тащите? – крикнул Эрлингтон и унесся разбираться с грузчиками в другой конец зала.

– Послушай, что с тобой? Что‑то не так?

– Все в порядке, – пожала плечами Кэт. – Небольшие проблемы. Не бери в голову. Да, – вспомнила она, – наверное, придется отменить сегодняшнюю репетицию.

– Почему?

– У футболистов тренировка в семь, поэтом в это время Такер прийти не сможет. У группы поддержки – в четыре, а в хоре ежегодная подгонка костюмов. Уилсон будет только после девяти, потому что у него подготовка к благотворительному матчу «Отцы против сыновей», это тридцатого,

так что на данный момент это важнее бала. Те двое, что вечно танцуют с краю, уехали с классом в Нью-Йорк на какую‑то выставку. Что еще? А, н и Линда, та, что из школьной газеты, кажется, растянула запястье и ближайшую репетицию вообще пропустит.

– Но остальные‑то могут.

– Остальные – это мы с тобой и баскетболистка Мэй? – приподняла бровь Кэт. – В таком случае да, валяй, я совершенно свободна.

– А если назначить на девять тридцать?

– Нельзя, – покачала головой девушка. – В это время в школе уже никто не должен находиться. Ты же помнишь. – И тут же пожалела, что сболтнула. Они ни разу не упоминали вечер, когда между ними едва не случился до-дрожи-в‑коленях-почти-поцелуй, а просто делали вид, что обоим показалось, поэтому Кэт добавила: – Охранник внизу закрывает двери.

– Давай так. – Хит присел на корточки рядом, потому что она упорно продолжала пялиться в пол. – Ты предупредишь всех, что время переносится, а охранника я возьму на себя. Сегодня дежурит новенький, мы как‑то вместе на обеде курили, он отличный парень. Проблем не будет.

– Хитклифф, ты не куришь.

– Я оказывал моральную поддержку, – ответил он. – Расслабься, все будет нормально.

И вот именно после этой фразы все и пошло кувырком…

Все началось с того, что температура резко упала. На смену снегопаду пришел первый за эту зим мороз, и вечером машина Кэт просто не завелась.

Она бросила взгляд на часы: семь. Значит, еще есть время взять у соседей клеммы, измазаться в солярке, замерзнуть или просто… попросить о помощи.

Пусть это и было нелегко, Кэтрин открыла диалог под звучным именем «Колумбийская задница» и набрала:

«У меня что‑то с аккумулятором. Забери меня».

Почему‑то именно с Хитклиффом она не испытывала потребности ни в наигранно вежливом тоне, ни в вымученном «пожалуйста». Как будто знала, что он сам в этом тоже не нуждается. По экран побежала дорожка из точек, говорящая о том, что на том конце кто‑то печатает.

«Пиши адрес».

Кэтрин сбросила свою геолокацию и лишь потом подумала: может, зря? Но телефон в руке завибрировал кратким:

«Буду».

Когда будет и опоздает ли как обычно, Кэт не знала. Поэтому на всякий случай добавила:

«Репетицию перенесли на девять».

Учитывая, что Хитклифф всегда минимум на двадцать минут задерживается, они точно приедут вовремя. Но в дверь постучали уже через четверть часа. Хитклифф появился на пороге ее дома все такой же взлохмаченный, в куртке нараспашку, с большим пластиковым контейнером в руках.

– Ты рано, – посмотрела на часы Кэт, тут же прикидывая в уме, уж не она ли так просчиталась.

– Просто решил тебя как следует перед репетицией накормить. Твой желудок по вечерам урчит так сильно, что перебивает даже музыку.

Щеки у Кэтрин вспыхнули.

– Это было лишь раз.

– Но я же знаю, ты вечно ничего не ешь, – произнес парень, протягивая ей контейнер, чуть наклонив, чтобы она могла рассмотреть содержимое. Покрытая корочкой из сыра, внутри находилась лазанья – весьма аппетитная.

– Нам не надо помогать. Мы не какие‑то нуждающиеся.

– А разве я так говорил?

– Нет, но…

– Вот и прекрасно, – произнес Хитклифф. – Тогда поужинаем вместе, я тоже с утра ничего не ел. – И, совершенно не стесняясь, принялся стаскивать кроссовки. Те самые, за двести баксов. Она их хорошо запомнила, не зря несколько дней возила в машине.

– Только не говори, что сам это приготовил, – произнесла Кэт, закрывая за ним дверь.

– Нет, это было бы слишком даже для чудо-меня, – по‑мальчишечьи широко улыбнулся Хит, и ей захотелось улыбнуться в ответ. Машинально.

«Какая же заразная штука этот Хитклифф», – подумала Кэт. – Я в семье самый младший. Поэтом у меня есть вход на кухни минимум четырех домов.

К тому же моя сестра готовит лучше всех на восточном побережье, так что, когда я сказал, что голоден, она была только рада подсуетиться.

Остановившись посреди гостиной, Хит окинул ее заинтересованным взглядом. После его дома на Миссисипи-роуд она наверняка показалась ему пустоватой. Здесь на стенах не висели фотографии, не стояли цветы в горшках, а из кухни не доносился запах свежих вафель. Так что Кэт была даже благодарна коту, что он проскользнул в коридор и отвлек на себя внимание. Увидев чужака, он на мгновение замер, насторожившись, выгнулся, а потом, не спуская с Хита глаз, уселся прямо напротив, словно говоря: «Эй, я за тобой наблюдаю».