И это было так горячо и так распутно. Практически секс в вертикальном виде.

– Секс и танцы – одно и то же, – как‑то пошутил Хит на одной из репетиций, – просто замешены в чуть разных пропорциях.

– Почему‑то я не удивлена, что именно ты это сказал, – съязвила тогда Кэтрин.

– Ну когда‑то и вальс считали непристойным, – ухмыльнулся он, в общем‑то будучи прав.

Она проверила в интернете.

А сейчас она сама позволяла его рукам выписывать ее бедрами восьмерки, приблизившись к нем настолько, что между ними практически не осталось расстояния. Кэт почувствовала, как жарко стало. А потом услышала:

– Открой глаза.

И лишь сейчас заметила, что они стоят возле зеркала. Верхнее освещение было выключено, и только свет с лестничной площадки тускло стелился по полу вдалеке. Но этого полумрака оказалось достаточно, чтобы рассмотреть их отражения.

– Не останавливайся, – прошептал Хитклифф, специально развернув ее так, чтобы е было видно. А Кэт, завороженная, не могла оторвать взгляда от их общего силуэта. Она никогда не думала, что может выглядеть такой красивой.

Очевидно, эти мысли посетили не только ее голову. Он смотрел на нее так знакомо, но при этом так по‑новому. В его глазах как будто загорелся особы огонек. Теперь они глядели не в зеркало, а друг на друга. Кэтрин, не удержавшись, коснулась завивающихся кончиков его волос. Если бы она была чуть смелее, то запустила бы в них руки, чтобы взлохматить их. А затем он начал тянуться к ее лицу.

Очень-очень медленно.

Сердце Кэт колотилось как сумасшедшее. Еще немного, и она точно в обморок грохнется. Хит едва коснулся кончика ее носа своим. Чуть поддев.

Господи, Матерь Божия и все святые!

А потом раздался недовольный крик:

– Эй, в это время в школе находиться не положено!

Они одновременно обернулись на голос. От резкого движения наушник выпал из уха Кэт, повиснув на белом проводке, и очарование рассеялось, возвращая в действительность.

– Мы уже уходим, – неловко покраснев, произнесла Кэтрин. – Через пять минут здесь никого не будет, – добавила она и припустилась обратно в зал, даже не заметив, что Хитклифф остался неподвижно стоять на месте.

* * *

Стив танцевать не умел. Совершенно. Он топтался по ногам Пенни, просто проходил по ним катком, и утверждал, что все дело в отсутствии практики, так что уже третий раз они оставались после уроков в ущерб ее внеклассным занятиям биологией, но это ни к чему не приводило. Стив все так же плохо двигался, а Пенни не становилась в его руках изящной и легкой. Она была неповоротливой слонихой, вот и все.

Люк, может, и не умел на самом деле танцевать так, как говорил, но он успешно делал вид. Если было нужно, он просто таскал ее с места на место и мог сделать поддержку из ничего, потому что поднимал Пенни одной левой.

– Прости, Пенни, кажется, из‑за меня ты не выиграешь, – вздохнул Стив, прежде чем уйти.

Они репетировали в пустом гараже Браунов.

Родители были на дежурстве, так что никаких машин, а значит, куча места, но даже тут танцоры не смогли разойтись.

– Я и без тебя бы не выиграла, не бери в голову. Я отстой.

– Неправда…

– Нет, правда. Все в порядке, Стив. Просто я…

не королева, ладно? И я не планировала ею быть.

Мы друзья, и это же здорово? Станцуем, как сможем, потом повеселимся, и ты отвезешь меня домой до полуночи. Это же просто. Надеюсь, у тебя не было других планов?

– Нет. Спасибо, что пригласила. Я рад… провести с тобой время.

Стив неловко махнул рукой и вышел из гаража, а Пенни буквально рухнула в старое кресло-мешок, которое доживало в гараже свои дни.

Когда‑то его неслабо подрал Ральф, еще будучи щенком, и кресло из гостиной вынесли. Иногда в теплые деньки мама вытаскивала кресло во двор, чтобы поваляться с коктейлем у бассейна, так что кресло ассоциировалось с отдыхом. И чтением книг по вечерам. И с Люком. В его спальне было такое же. Пенни скрестила руки на груди и взмолилась о чуде.

На последней репетиции Люк и Сью танцевали так, что дух захватывало. Если это она та девчонка, которую он любит, – пиши пропало. Пенни даже думать не хотела о тех словах Люка. Он в кого‑то влюблен… И зачем же тогда целовался с другой?

Зачем тот вечер в гостиной? И Сью целовал, и черт знает кого еще.

Пенни опять была в платье для репетиций. Все теперь наряжались во что‑то такое, чтобы учитывать во время поддержек и поворотов движение юбок. В гараже было тепло, но не настолько, чтобы торчать тут долго в легком наряде, так что пришлось встать. Юбки взметнулись, как у настоящей принцессы, и все равно розовое платьице не шло ни в какое сравнение с тем красным, что купил Люк. Люк. Купил. Ей. Платье. Порванный подол искусно починила Сара, и каждый вечер Пенни

открывала дверцу шкафа, смущалась и снова закрывала ее.

Это был кошмар во плоти. Она придет на бал в алом, как какая‑то Скарлетт О’Хара! И опозорится с танцем. Движения никак не удавались. Квадраты не выходили, крутиться под рукой Стива было неудобно из‑за роста. «Нужно отметить, что никаких распущенных волос, он просто запутается в них или руками, или очками», – с тоской подумала она, хотя всегда любила распущенные волосы, считая их одной из своих немногих привлекательных черт.

Пенни поднялась к себе, чтобы переодеться в домашнюю одежду, и бросила розовый кошмар на кровать: она возненавидела это платье. Толстовка, штаны и красные вязаные носки. Сойдет. Натянув пуховик и шапку, Пенни поплелась к дому Уилсонов, где ее ждали на ужин. Как всегда, когда доктор Уилсон дежурил вместе с Браунами, Сара устраивала ужин для троих. И это было определенно вкуснее заказанной пиццы.

– А вот и ты! – пропела Сара, открывая дверь.

– Елка… – выдохнула Пенни.

– О, я подумала, мы заодно ее украсим. Хотя и не стоит подпускать вас двоих к елкам, но мне не хватит роста, чтобы нарядить верхушку. А еще кто‑то должен распутать комок гирлянд, который накрутили ваши отцы. И это будешь ты, Пенни.

Мой дорогой супруг обещал поставить елку еще к нашему совместному ужину на прошлой неделе,

а в итоге затянул и только успел украсить дом снаружи. Завтра придет, елка готова, и я скажу: «А что ты хотел? Думал, я стану ждать тебя вечно? Ха!»

Она отыгрывала разговор по ролям, попутно ставя на стол курицу и брокколи. Люк спустился со второго этажа вместе с Ральфом, который, как обычно при виде елки, прижал уши и тихонько заскулил.

– Не бойся, приятель. – Люк потрепал пса по голове. – Привет! – И он сграбастал Пенни в объятия, такие крепкие, что она взвизгнула. – Как ваши репетиции со стариной Стьюи?

– Стив. Его так зовут. И ты знаешь, в соты раз говорю!

– Да-да, вот же память дырявая, – нагло солгал обманщик.

– Сара, а это правда, что ты умеешь танцевать вальс? – глядя Люку в глаза, спросила Пенни, набравшись смелости.

– Что? Я? – Сара, которая в этот момент доставала салфетки, рассыпала всю пачку. – Не поздоровилось бы моему партнеру, детка. Я талантлива, но не настолько. Всё, садитесь есть.

– Это у тебя память дырявая, – усмехнулся Люк. – Не мама меня учила, а бабушка. А что, как Стьюи танцует? Уроки не нужны?

– О, ты мог бы с ним потанцевать?

– Лучше уж с тобой. Я же говорил, могу продолжать тебя учить.

– А может, лучше меня поучит твоя бабушка?

– А может…

– А может, вы сядете за стол, танцоры? – Сара начинала злиться, и оба это понимали.

После ужина Пенни села в продавленное винтажное кресло, поджала под себя ноги и принялась распутывать гирлянду. Если уличную было разобрать сложно, то эту – просто невыполнимо. Крошечные лампочки цеплялись друг за друга и изрядно тормозили процесс.

– Ну что там? – спросила, зевая, Сара.

– Ну… я выпутала две из четырех. На елку хватит, на лестницу – нет. Но я в процессе.

Пенни оторвала взгляд от клубка на своих коленях и ахнула. Замечательная елка. Искусственная, но очень красивая. Со множеством маленьких и больших красных шаров.