Алиса видит мой взгляд, но истолковывает его по своему.

– Как малыш?

– Кажется совсем здоровым. Даже не верится, что без операции погибнет.

– Жаль…

Слово жаль совершенно не подходит, оно безликое, оно не выражает ничего. Я кажется все переоценил. Вдруг понял ценность и важность каждого ребёнка, вообще каждого, чужого ли, нет. В тот момент, когда опустил ладонь на живот, в котором сражаясь за жизнь билась маленькая безымянная девочка. Когда увидел её у врача на руках, сморщенная, мокрая, пуповина вниз вьется… Доктор сказала, что если бы не я, они могли бы погибнуть обе. А так даже матку сумели сохранить. Родит потом сына какому нибудь уроду, который её не ценит…

Я не смотрел на неё больше, но чувствовал взгляд спиной, лопатками. Подмывало обернуться снова. О чем она, интересно, сейчас думает?

– Не будем о грустном.

Увлек её к машине, она на такси приехала. Поехала со мной. Щебетала в отеле со всеми, явно чувствуя себя, как дома, в я чувствовал себя так, словно этот дом у меня отнимают. Она ведь идеальная, Алиса. Живая, красивая, не такая искусственная, как многочисленные подружки сестры.

О сестре вспоминать не стоило. Приехала, и тоже в офис. Долго болтала с Алисой в зимнем саду, я надеялся – ко мне не спустится. Хотелось повариться в своих мыслях. Подумать о маленькой девочке. О её матери. Но не повезло, пришла.

– Брат, – улыбнулась входя. – Теперь я вижу, что ты прав был, отвергая мои попытки найти тебе жену. Ты справился лучше.

– Я же ещё не женюсь, – устало сказал я.

Она бухнулась в кресло, с удовольствием вытянула ноги, сбросив с себя образ леди.

– А ты женись. Хватит страдать по тому, чего нет. Жизнь не стоит на месте, она вперёд движется. Нарожаете мне с Алисой племянников… тем более, скажу по секрету, Полина твоя тоже рожать собралась.

– Откуда знаешь?

– Видела на днях в торговом центре. Животик уже видно. Уставшая, некрашенная, в общем хорошо, что ты тогда дверью хлопнул и ушёл. Жил бы сейчас с ней…

Глаза закрыл. Уставшая? Некрашенная? Какое имеет значение краска на лице, когда перед тобой человек с которым всю жизнь провести хочешь? И в горе, и в радости… Полину я всякой видел и всякой любил. Алису не люблю, зато видел всегда красивой.

– Уже родила, – сообщил я.

– А ты откуда знаешь? – напряглась Лена.

– Я же по роддомам сейчас… Видел.

– Мне это не нравится.

– Это не имеет никакого значения.

Ушла, дверью хлопнув. А я поднялся наверх. К саду у меня двойственное отношение. Я его люблю, но избегаю. Это подарок человека, который меня предал, простить которого я не смог. День в самом разгаре, в саду есть люди. Иногда мне кажется, что мой отель выбирают только из-за сада. Ушёл на свою полянку. Здесь нет яркой роскоши, мох, мелкие цветочки, камни, дерево, мягкая трава. И сделал то, о чем давно мечтал – лёг прямо на траву. Мягко, пружинит немного, пахнет терпко и свежо. Заросли бамбука зашевелились, показался садовник, но меня увидел и отступил. Всё хорошо, только не хватает чего-то и никогда не хватит. Полины.

– Вот и не нужен нам никто, – сказала я своей дочке.

Она нахмурила брови, словно не соглашаясь. Я затаила дыхание, любое проявление эмоций дочки казалось мне волшебством. А она рассердилась совсем и заплакала. Первый раз плакала так громко и сильно при мне. Открыла ротик, розовые беззубые десны видно, и заголосила так, что Дашкин сын бы позавидовал, а он орал дай боже.

– Тише, – попросила я. – Тётя Ксюша спит.

Тетю Ксюшу, на самом деле, мало что волновало, она полностью ушла в себя. А у меня в голове то Алиса, целующая Кирилла, то сцена нашего расставания семь лет назад. А на руках малышка рыдает, и все меня ругают, что имени у неё нет. Грудь ей даю, а маленькая осмелела, понимает, что молока в груди нет и выплевывает сосок. Тут и я расплакалась, дочка потому, что голодная и обижееная, а я потому, что накормить её не могу. И правда, обидно – столько лет о ребенке мечтала, а накормить не выходит. И снова обидное не совпадение мечтаний и реальности, все не так, как я придумала во время беременности.

– Да ты не бойся, – успокоила меня Даша. Рожали мы с ней в один день, ребёнок у неё первый, но она чувствовала себя невероятно опытной. – Роды у тебя были экстренные, организм не успел среагировать, появится молоко, главное грудь давай чаще.

Грудь я давала всякий раз, как малышку приносили, раз за разом, а молоко все не приходило и не приходило. И желание других людей делиться со мной опытом уже раздражало, хотелось вспылить каждый раз, даже тогда, когда звонила горячо любимая Катька. Потому, что я и так все знала. Только одно лишь знание решает мало, нужно ещё умение иметь и хотя бы удачу. Хотя она, наверное, самое главное.

Даша отвлеклась на своего сына, я склонилась к дочери, поцеловала её в маленький, но такой сладкий лобик.

– Это замкнутый круг, – объяснила я ей шёпотом, чтобы соседки не услышали. – Ты не хочешь сосать грудь, потому что в ней нет молока. Но молоко не появится, если ты не будешь сосать. Давай уж постараемся.

Девочка вздохнула тяжело, словно смирившись со своей долей, и приникла к груди. Сосала через не хочу, проверив на слово маме – если стараться, молоко появится. Да так и уснула на моей груди, а потом, когда сосок выскользнул изо рта, вдруг улыбнулась, да так сладко, в полный беззубый рот, до ямочек на щеках. И тогда я поняла.

– Я знаю, как тебя зовут, – улыбнулась и я, коснулась щечек кончиком пальца, вызвала ещё одну улыбку дочери. – Аринка ты. Аришка. Арина.

Про себя повторила – Арина Кирилловна. Только какое отчество дать дочери понятия не имею. Наверное, перед таким же выбором стояла и моя мать, и мне впервые, чисто по женски стало жаль мать. Она тоже меня без отца родила. Наверное, такова судьба женщин нашей семьи…

–Все будет хорошо, – сказала я и ещё несколько раз на разные лады повторила имя дочери.

Аришку унесли. Понимать, что у твоей дочери есть имя было приятно. Хотелось всем рассказать, но кому интересно? Катьке, да маме. Кирилл от нас еще тогда отказался, когда не смог мне поверить. Мы для него не имеем никакого значения. У него блондинка, молодая, красивая, умная, без проблем… А у меня кроме ребёнка только кот, да цветы.

– Агапова, к вам пришли, – заглянула медсестра.

Простых смертных в наши палаты не пропускали, только Кирилл ходил тут, словно хозяин, везде, где ему было угодно. Маму ещё не выписали, решила, – Катька. Ну, хоть кого-то обрадую тем, что у дочери имя появилось.

Послеоперационный рубец не перестал болеть, я просто научилась терпеть эту боль, надеясь, что рано или поздно она отступит. Зато живот становится все меньше и меньше, хоть какая-то радость. Застегнула на животе бондаж – Кирилл принес, и потихоньку пошла вниз. Несколько ступенек пройдёшь, отдохнешь, унимая колотящееся сердце и боль в животе, потом идёшь дальше. Так потихоньку и дошла. Признаться, кроме Катьки я и не ждала никого, никому мы с маленькой Аришей не нужны и от этого я почти не испытываю обиды.

Но я была порядком удивлена. В полукруглом холле, в котором допускались короткие свидания стояла Лена. Сестра моего бывшего. Я не видела её несколько лет, и столько бы ещё не видела. Хотя нет, вру, я бы с удовольствием не видела её никогда, всю свою жизнь. Лена для меня плотно ассоциировалась с тем днем, пережитым фиаско и крушением надежд. Она сразу встала на сторону брата, хотя мне тогда казалось, мы неплохо ладим.

– Что тебе нужно? – как можно спокойнее спросила я.

Никто из нас не делал вид, что рад встрече. Она отлично выглядела, Лена, отметила без зависти я. И не скажешь, что сорок уже, порядком меня старше.

– Чтобы ты оставила нас в покое.

Спина ровная. Говорит тоже спокойно, но в голосе плохо скрытая агрессия. Словно в любой момент сбросит с себя маску благопристойности и с кулаками на меня бросится. Я бы не удивилась.