Дессе был до сих пор зол на Трубецкого и Романова за то, что они самовольно и втихую приписали к своим и без того немаленьким дивизиям по несколько гарнизонных эскадр внутренних миров. Конечно, за счет этого мародерства адмиралы смогли резко увеличить количество своих кораблей, вот только почти все эти древние посудины были откровенным металлоломом, уже изрядно проржавевшим и давно выработавшим свой ресурс.

— Только позавчера на военном совете каждый из вас кричал о том, что хоть сейчас готов ринуться в бой со всей своей грозной армадой. А сегодня, едва заслышав о поражении Юзефовича, вы все дружно сдулись и засбоили, словно проколотые шарики, — возмущенно воскликнул первый министр Граус. — И это называется цвет отечественного космофлота…

Адмиралы опустили головы и угрюмо смолчали в ответ на столь нелицеприятную характеристику, не став отвечать на подобную дерзость, прозвучавшую из уст главнокомандующего. Каждый из них прекрасно осознавал абсолютную правоту и справедливость высказанных в их адрес суровых упреков. Спорить и оправдываться не имело смысла.

— Я не стану лицемерить и изворачиваться, как некоторые из здесь присутствующих недостойных носить высокое звание адмирала флота, — неожиданно взяла слово статная и красивая женщина средних лет в безукоризненно сидящем на ней мундире с погонами вице-адмирала. Это была Агриппина Ивановна Хромцова. — Я скажу прямо, без обиняков. У меня в дивизии все корабли исправны и полностью укомплектованы лучшими экипажами. Мы можем выступить хоть сейчас. Вот только имейте в виду, господин первый министр, — голос Хромцовой чуть дрогнул от сдерживаемого гнева. — Я ни за что не пошлю в бой свои драгоценные тридцать шесть вымпелов, рискуя потерять их в безнадежной попытке спасти этого напыщенного остолопа и бездаря Юзефовича!

Она выплюнула последние слова, словно ядовитую слюну, презрительно скривив свои красиво очерченные губы. В ее холодных серо-голубых глазах разгорался нешуточный огонек гнева и решимости постоять за своих людей до последнего.

— По глупости этот напыщенный идиот умудрился проиграть целый сектор какому-то Красовскому, флот которого почти вдвое уступал нам по численности кораблей. И вместо того, чтобы достойно принять бой или хотя бы организованно отступить, наш многоопытный Карл Карлович позорно заперся в глухой обороне за стенами промышленного комплекса! А теперь еще и требует, чтобы мы бросили все силы на его немедленное освобождение. Воистину наглости нет предела, — саркастично усмехнулась Агриппина Ивановна.

В голосе ее слышалась уже откровенная насмешка, смешанная с горечью и разочарованием.

— А знаете, что самое смешное и нелепое во всей этой истории? — продолжала свою едкую отповедь Хромцова. — Ведь даже сейчас, после сокрушительного разгрома от Красовского, корабельный состав Юзефовича все еще превосходит численностью дивизию противника. Так почему же, спрашивается, я должна жертвовать жизнями своих людей, бросая их в горнило сражения, спасая шкуру этого жалкого труса, творящего подобное безобразие?

С этими словами Агриппина Ивановна шумно плюхнулась обратно на свое место. Ее темпераментную речь тут же шумно и одобрительно поддержали все без исключения адмиралы Северного космофлота.

— Будем честны друг с другом, — продолжала Агриппина, не сводя холодного изучающего взгляда со своих собратьев по оружию. — Конечно же, все наши дивизии полностью укомплектованы и готовы в любую секунду вступить в бой с врагом. Никто из нас не сомневается в мужестве и профессионализме наших кораблей и экипажей. Но я уверена, что никто здесь и пальцем не пошевелит, дабы выручить из беды бездарного Юзефовича.

Она выразительно обвела присутствующих тяжелым многозначительным взглядом, в упор рассматривая каждого из коллег, будто бы призывая их к откровенности. Агриппина Ивановна иронично приподняла одну бровь, всем своим видом показывая, что прекрасно понимает мотивы собравшейся публики. Зал вновь одобрительно загудел, выражая полную солидарность с прозвучавшими доводами умной и смелой женщины-адмирала.

— Сейчас мы все в одной лодке! — неожиданно взвился Птолемей, с шумом вскочив со своего места. — Как бы вы заговорили, если бы сами, не дай Бог, оказались на месте командующего Балтийским космофлотом? Небось, сразу сменили бы тон, начав истошно вопить о немедленной выручке. Подумать только, еще сутки тому назад каждый из вас бился в падучей, требуя немедленно передать именно ему почетное право возглавить наш авангард. А теперь дружно поджали хвост и делаете вид, что вас это совершенно не касается…

Первый министр в сердцах грохнул кулаком по столу. К удивлению Птолемея, его до крайности разгневанная и не терпящая возражений тирада не произвела должного впечатления на большинство присутствующих. Адмиралы, конечно, притихли и, казалось, немного поубавили свой гонор, однако на их лицах по-прежнему читалось скрытое упрямство и нежелание подчиняться приказу.

— Но возглавил-то авангард по итогу именно Карл Карлович Юзефович, — подал вдруг голос Никита Львович Трубецкой, — а не мы. С чего бы это?

Теперь уже замолчал Птолемей.

— Соглашусь с Агриппиной Ивановной и повторю, лично я готов сражаться с узурпатором Самсоновым до последнего вздоха, как готовы это сделать все собравшиеся здесь. Разве я говорю неправду, господа? — с пафосом вопросил Никита Львович, обводя тяжелым многозначительным взглядом присутствующих.

В его низком баритоне явственно ощущались нотки горделивого превосходства и непоколебимой уверенности в собственной правоте. Холодные голубые глаза Трубецкого буквально источали высокомерие, бросая дерзкий вызов всем, кто посмел бы усомниться в его громких заявлениях. Казалось, он не сомневался, что остальные адмиралы безоговорочно присоединятся к его точке зрения, признав его духовным лидером и главным поборником сопротивления гнету мятежного Самсонова.

Надо сказать, прогноз князя полностью оправдался. Все присутствующие флотоводцы дружно и с энтузиазмом закивали, соглашаясь со словами своего решительного товарища. Создавалось впечатление, что каждый из этих действительно был готов идти до конца и, не щадя живота своего, биться с ненавистным узурпатором, посягнувшим на устои Российской Империи.

— Но выручать Юзефовича никто из нас не полетит, господин первый министр, — закончил свою пламенную речь князь Трубецкой, со значением посмотрев прямо в глаза Птолемею. Затем, не говоря больше ни слова, гордо выпрямился во весь свой немалый рост и с чувством выполненного долга заседал обратно в кресло. Он все сказал и показал, что считал нужным, ясно дав понять, что отступать от своей позиции не намерен.

И снова потянулись долгие секунды напряженного ожидания, когда каждый из присутствующих гадал, что же ответит ему первый министр.

— Ладно, — с нарочитым безразличием произнес первый министр, стараясь, чтобы его голос звучал как можно более хладнокровно и властно. — Закроем эту тему, господа адмиралы. Я понял, что дальше продолжать столь бесплодный разговор смысла не имеет. — Раз никто из вас не соизволить прийти на выручку Юзефовичу, то сделаем по-другому. Отправим на прорыв блокады одну из дивизий императорского резерва, которыми я лично руковожу. Дополнительно эту ударную эскадру усилят любые не занятые в ваших соединениях гарнизонные группы. Полагаю, этих объединенных сил будет вполне достаточно, чтобы снять осаду и позволить остаткам нашего многострадального авангарда организованно отступить в тыл, — уже более спокойным тоном добавил первый министр.

— Согласно последним донесениям, у адмирала Юзефовича в строю находится еще около пятидесяти с лишним вымпелов. Тогда как осаждающей его эскадры Красовского наберется едва ли пятьдесят. Стало быть, численный перевес вновь на нашей стороне, — уверенно кивнул великий князь Михаил с видом опытного стратега.

Птолемей с сомнением покачал головой, скептически прищурившись:

— Подобный перевес имелся у Юзефовича еще в начале операции, и мы все прекрасно помним, к чему это привело. Боюсь, что с тех пор наши шансы отнюдь не улучшились. Ведь не сомневаюсь, что Самсонов уже успел подкрепить эскадру Красовского свежими силами. Даю голову на отсечение, сейчас там собралась весьма грозная армада…