Главком сделал многозначительную паузу, давая присутствующим возможность в полной мере осознать весь трагизм и безнадежность положения, в котором оказались корабли Балтийского флота. В наступившей звенящей тишине стали вдруг отчетливо слышны тихий гул работающей вентиляции и мерное попискивание автоматики на пульте связи.
Наконец, нарушая затянувшееся молчание, подал голос адмирал Дессе. Мрачно оглядев застывших в напряженном ожидании коллег, он произнес:
— Кто готов сейчас же, не дожидаясь дальнейших распоряжений, выступить на подмогу Карлу Карловичу и его балтийцам?
Одновременно с этим, словно ненароком, Дессе принялся быстро пробегать глазами по высветившимся на его персональном голографическом экране сводным таблицам готовности подчиненных ему дивизий и эскадр. В зале совещаний повисла неловкая пауза. По лицам собравшихся было видно, что каждый напряженно обдумывает про себя неожиданный вопрос Дессе. Однако вслух никто не спешил озвучивать свое мнение. Казалось, все разом потупились и принялись сосредоточенно разглядывать столешницы, стены или собственные ботинки — лишь бы не встречаться глазами ни с Птолемеем, ни друг с другом.
В данный момент, несмотря на отчаянное положение боевых товарищей и прямой приказ командующего, никто из присутствующих на совете не изъявил желания сломя голову броситься спасать блокированные в ловушке остатки злополучного авангарда. Все дружно отмалчивались, всячески избегая необходимости напрямую отвечать на поставленный вопрос.
Причины подобного поведения и демонстративного единодушия в нежелании помочь Юзефовичу крылись отнюдь не в технических проблемах или плачевном состоянии материальной части дивизий союзной эскадры. Истинные мотивы столь явной обструкции лежали гораздо глубже и имели совсем иную природу.
Дело в том, что очень многие из сидящих за столом переговоров, включая самого Дессе, втайне мечтали о полном и окончательном поражении возглавляемого Карлом Карловичем Балтийского космофлота. Разумеется, никто из адмиралов не осмелился бы произнести подобное обвинение вслух. Однако подспудное желание любой ценой принизить роль извечных соперников витало сейчас в воздухе подобно ядовитому туману. В этой затхлой атмосфере плохо скрываемой неприязни каждый втайне лелеял собственные честолюбивые замыслы.
Кто-то был бы вполне удовлетворен просто ослаблением позиций и подрывом авторитета адмирала Юзефовича, допустившего столь чудовищный провал. Некоторые особо радикальные горячие головы в глубине души вообще не возражали бы против командующего Балтийским флотом в надежде получить пусть минимальный, но все же шанс самолично первым ворваться в подконтрольную мятежникам столичную систему, дабы героически освободить из плена Его Императорское Величество.
Птолемей прекрасно улавливал все эти подводные течения, бурлящие сейчас в сердцах его подчиненных. Опытным глазом царедворца он мгновенно разглядел истинные устремления сидящих перед ним людей. Их молчаливый саботаж буквально оглушал и душил своей вопиющей откровенностью.
— Почему вы все молчите? — с плохо скрываемым раздражением вопросил Птолемей, обводя собравшихся тяжелым, испытующим взглядом. Голос его звучал одновременно жестко и укоризненно.
Первый министр был искренне раздосадован и озадачен тем, что никто из подчиненных, невзирая на все доводы, так и не выразил готовности немедленно выступить на выручку попавшему в беду Карлу Юзефовичу. Птолемей никак не ожидал подобного единодушного безразличия со стороны боевых товарищей. Происходящее шло вразрез со всеми его представлениями о чести и взаимовыручке.
Несколько секунд главнокомандующий в упор разглядывал застывшие в напряженном молчании лица. Искал в них хоть малейшие признаки стыда или душевного трепета. Но, увы, ничего подобного в глазах своих подчиненных он не обнаружил. Одни старательно прятали взгляд, другие с непроницаемым видом таращились в пространство, будто бы происходящее их совершенно не касалось. Третьи и вовсе сидели с таким самодовольным выражением, словно все это их несказанно забавляло.
— Господа адмиралы, опомнитесь! О чем вы только думаете? Или вы забыли, что буквально в трех ближайших звездных системах от места дислокации нашего лагеря сейчас насмерть сражаются ваши же боевые товарищи?
Никто из собравшихся не рискнул нарушить воцарившееся в зале гнетущее безмолвие. Похоже, они просто не находили нужных слов, чтобы как-то объяснить свое предательское поведение. А может быть, им действительно нечего было возразить на суровую отповедь Птолемея, в глубине души прекрасно осознавая всю гнусность собственных поступков.
— Мы навеки обесчестим свои имена если вот так бросим верных соратников на произвол судьбы! — продолжал между тем свою пламенную тираду Птолемей.
Голос главкома сорвался на хрип. Казалось, его страстная речь, обращенная к совести присутствующих на совете, заставит дрогнуть даже камень. Увы, адмиралы, прекрасно знающие, что и сам Птолемей сейчас лишь театрально делает вид, что ему жаль «балтийцев», по-прежнему оставались глухи к этим призывам. Их лица являли собой застывшие маски равнодушия и безучастности.
— Князь Трубецкой! Насколько мне известно, ваша дивизия лишь недавно завершила полномасштабные учения по боевому слаживанию. Более того, корабли соединения уже выдвинуты за периметр нашего общего построения. Стало быть, вы быстрее всех прочих сможете прийти на выручку гибнущему авангарду. Жду вашего доклада о полной боевой готовности!
Окончив говорить, Птолемей откинулся на спинку кресла, выжидательно глядя на Никиту Львовича. Тот заметно занервничал, озираясь по сторонам в поисках поддержки у ближайших соседей. Князь был крайне недоволен и раздосадован, что его первым коснулся прямой вопрос главкома. Ведь речь шла о спасении человека, который хоть официально и считался союзником Трубецкого по правящей коалиции, но на самом деле являлся одним из самых непримиримых конкурентов в жестокой борьбе за лидерство и влияние. И уж кем-кем, а бескорыстным другом Никита Львович Юзефовича при всем желании назвать не мог.
Немного помявшись и собравшись с духом, князь заговорил, старательно подбирая слова:
— Видите ли, господин главнокомандующий, тут вот какое дело… Буду с вами предельно откровенен. Во время последних учений и плановых инспекций флота, увы, выявилось, что многие корабли моего соединения буквально в одночасье вышли из строя. Целый ряд крейсеров и линкоров оказались небоеготовны. Потребуется время на их скорейший ремонт и восстановление. Уверен, вы понимаете…
Трубецкой обильно разлился соловьем, перечисляя всевозможные неисправности и неполадки, якобы подкосившие его некогда могучую эскадру. На одних его кораблях барахлили генераторы силовых щитов, на других — отказывала система наведения. То вдруг обнажалась недокомплектация штурмовых рот, делающая абордажные команды небоеспособными. И так далее, и тому подобное…
— Да-да, конечно… Можете не продолжать, — с горечью произнес Птолемей, всем своим видом давая понять, что намек понял. Тяжело вздохнув, командующий перевел взгляд на сидящего рядом с Трубецким черноволосого мужчину с аристократическими чертами лица:
— Что скажете, господин Романов? Готовы ли вы к походу, или у вас также множество поломок в дивизии?
Великий князь Михаил Александрович, развалившийся в кресле по левую руку от своего закадычного дружка Никиты Львовича, нагло ухмыльнулся и без малейшего стеснения пожал плечами:
— Увы, господин первый министр, вынужден вас огорчить. Вы будете смеяться, но это действительно так. Невероятно большое количество моих кораблей сейчас находится именно в ремонтных доках, и я тоже, к сожалению, не смогу отправиться на выручку Юзефовичу, как бы того не желал…
Князь расхохотался, видимо находя ситуацию чрезвычайно уморительной. Справившись с приступом веселья, он продолжил уже более серьезным тоном:
— Уважаемым князьям нужно срочно уволить в запас техников, если те не могут обеспечить нормальное обслуживание своих кораблей, — резко высказался Дессе, понимая, что те просто саботируют начало кампании, — либо не собирать всякий хлам у себя на заднем дворе…
