В гневе диктатор обрушился с упреками на своего ближайшего соратника — канцлера Шепотьева. Ведь именно Юлиан Николаевич, будь он трижды неладен, уговорил Самсонова отпустить строптивого Птолемея с миром, не заковав в магнитные наручники прямо во дворце. Вот и приходиться теперь пожинать плоды собственной глупости и мягкотелости.
— Ты видишь, к чему привел твой глупый совет, недальновидный ты мой⁈ — орал разъяренный Самсонов, буравя несчастного Юлиана немигающим взглядом. Того аж передернуло от дурных предчувствий. Плохо приходилось тем, кто имел неосторожность накликать на себя немилость деспота — как правило, заканчивали эти бедолаги не в своей теплой постели…
Однако Шепотьев не был бы самим собой, если бы не сумел мгновенно сориентироваться и обратить ситуацию в свою пользу. Весь его изворотливый ум заработал с утроенной мощностью, лихорадочно просчитывая возможные комбинации. Спустя лишь секунду придворный интриган уже овладел собой и, напустив на себя вид немного озадаченный, но в целом совершенно невозмутимый, проворковал:
— Не извольте волноваться, мой господин. Недовольные вашим справедливым возвышением государственные преступники все равно рано или поздно подняли бы голову. Тут к гадалке не ходи — ясно ведь, что прогнившая аристократия и продажное чиновничество будут всеми силами цепляться за свои незаконные привилегии, всячески противясь установлению истинной власти…
— Да, но не под руководством самого умного и хитрого сановника Российской Империи! — раздраженно перебил его, Самсонов.
— Насчет «самого хитрого» я бы еще поспорил, — ловко вывернулся Шепотьев, кривя губы в презрительной усмешке. На его холеном лице отразилась целая гамма снисходительных и высокомерных чувств, которые обычно испытывает матерый, умудренный опытом политик к юному выскочке-дилетанту, возомнившему о себе невесть что. Весь его вид так и излучал беспредельную уверенность в собственном превосходстве над Граусом по части закулисных интриг и аппаратных игрищ. Дескать, куда ему тягаться с серым кардиналом двора.
— Умен ли Птолемей? Бесспорно. Но он, увы, принадлежит к худшему, на мой взгляд, разряду сановников-управленцев. Этакий кабинетный теоретик, за всю жизнь не удосужившийся и носа высунуть из столицы. — патетически воскликнул Шепотьев, для пущего эффекта всплеснув холеными руками. — Этот сухарь и педант, как бы ни был он талантлив в управленческих делах и политических раскладах, в военном-то абсолютно ничего не смыслит! Да любой мичман из вашей эскадры, любой сержант абордажной команды уделает Грауса в части командования…
Тут Юлиан резко умолк, картинно застыв с полуоткрытым ртом. Казалось, его вдруг осенила некая грандиозная мысль, идея, своим ослепительным блеском затмившая само светило разума. Выдержав эффектную паузу и дождавшись, пока Самсонов вопросительно вздернет бровь, Шепотьев проникновенно произнес:
— И уж конечно, где тягаться жалкому кабинетному моллюску с вашим военным гением, господин адмирал! Тем паче в космической баталии, когда решается судьба целых звездных систем. Ваш талант космофлотоводца, не побоюсь этого слова — величайший талант, затмевает собой потуги любых других адмиралов Империи. Ни один из сегодняшних командующих, будь он трижды стратег и тактик, не в силах превзойти вас в ратном искусстве. Так стоит ли вообще в этом случае опасаться действий Груса⁈
На этих словах рассерженная гримаса Самсонова плавно перетекла в самодовольную ухмылку. Похоже, грубая лесть первого министра достигла-таки цели, поддев диктатора на излюбленный им крючок тщеславия и чувства собственного величия. Адмирал и сам неоднократно провозглашал себя «непревзойденным военным гением» и сейчас, услышав заветные слова из уст ближайшего сподвижника, растаял окончательно.
— Все верно говоришь, Юлиан, — благосклонно кивнул регент, многозначительно постукивая себя пальцем по лбу. — И впрямь, какой бы спесивой ни была эта канцелярская крыса Граус, он же по сути своей не военный человек. Да он в жизни не держал в руках ничего тяжелее вилки с ножом! Куда ему одержать хоть одну победу в космическом сражении? Да он свалится в обморок от первого же залпа плазменных пушек…
Самсонов, окончательно успокоившись и повеселев, пренебрежительно фыркнул. Теперь-то он ясно видел, сколь ничтожен и смехотворен в своих потугах этот самозваный бунтовщик.
— Между прочим, ваша мудрость подсказала мне тут одну занятную мысль, — вкрадчиво произнес Шепотьев, хитро прищурясь. В глубине его глаз зажглись опасные огоньки. — А что, если нам самим… ну, не препятствовать господину Граусу в его вербовочной активности? Наоборот, позволить ему спокойненько, без помех собирать под свои знамена всяких недовольных и бунтарей? В этом случае под крыло к министру слетятся со всей Империи самые отъявленные негодяи и наши враги, которые видя нашу пассивность, осмелеют и скинут свои маски, уверовав в то, что адмирал-регент Иван Федорович Самсонов слаб. Ну а мы потом возьмем — и одним могучим ударом покончим со всеми врагами государства, истребим эту мятежную сволочь под корень…
Юлиан замолчал, обратив на Самсонова горящий энтузиазмом взор. Адмирал несколько мгновений переваривал предложение, озадаченно хмыкая и пощипывая бакенбарды. Но по мере того, как до него доходил весь изящный цинизм министерской задумки, на губах диктатора расцветала широкая и хищная улыбка.
— Годная мыслишка! — одобрительно качнул головой Иван Федорович. — Неплохо, неплохо задумано, господин канцлер! Ой, то есть первый министр…
…На следующий день на адмирала Самсонова было совершено дерзкое покушение. Это случилось ранним утром, когда Иван Фёдорович, как обычно, совершал моцион по дворцовому парку после сытного завтрака. Командующий Черноморским космофлотом обожал эти неспешные прогулки среди причудливо подстриженных роботами-садовниками кустов и фигурных клумб. Они позволяли ему отвлечься от тягостных государственных дум, прийти в себя после ночных возлияний. Пить стал он еще больше. Ведь, как ни силился адмирал сохранять невозмутимую маску железного диктатора, кровавые события последних дней не могли не отразиться на его душевном состоянии, которое он пытался восстановить с помощью любимого деметрийского вина и женщин.
Как выяснилось позже, нападавшим оказался один из гвардейских офицеров, незадолго до того уволенный со службы за свою нескрываемую лояльность к партии цесаревича Артемия Константиновича. Этот офицер, пользуясь своим ещё не заблокированным электронным пропуском, сумел беспрепятственно проникнуть на территорию правительственного комплекса Императорского Дворца. А там уже, улучив момент и ловко обманув бдительность немногочисленной охраны, ему удалось подобраться к ничего не подозревающему диктатору на расстояние выстрела.
Самсонов неторопливо брел по посыпанной гравием аллее, рассеянно поглядывая по сторонам и бормоча себе что-то под нос. Видимо, он был настолько погружен в невеселые раздумья о своем будущем, что совершенно утратил обычную осмотрительность. Этим-то и воспользовался злоумышленник, неслышно подкравшийся к нему со спины.
Внезапно утреннюю тишину разорвал пронзительный выстрел. От неожиданности адмирал инстинктивно присел на корточки и резко обернулся, одновременно выхватывая из кобуры собственное оружие. Но покушавшийся, похоже, со страху промахнулся, и пуля со свистом прошла в нескольких сантиметрах от головы Ивана Федоровича, не причинив ему никакого вреда.
Не теряя ни секунды, диктатор открыл ответный огонь по нападавшему, который, осознав провал своей затеи, со всех ног бросился наутек. Несколько пуль из автоматического пистолета с треском пронзили живую изгородь, за которой только что мелькнула фигура беглеца. Судя по отсутствию вскрика или стона, эти выстрелы также не достигли цели.
В этот момент на звуки стрельбы прибежала запыхавшаяся охрана — несколько дюжих молодцов со штурмовыми винтовками наперевес. Самсонов, все еще пребывая в шоке от пережитого, накинулся на оплошавших секьюрити с яростной бранью. Трясущимися руками он потрясал своим бластером, брызжа слюной и уже не стесняясь в выражениях. Перепуганная охрана застыла перед разгневанным командиром. Но после того, как адмирал слегка выпустил пар и малость успокоился, профессиональные рефлексы вновь возобладали. Резким кивком он отдал своим подчиненным приказ прочесать всю округу и во что бы то ни стало разыскать негодяя. А сам, тяжело дыша и утирая пот со лба, проследовал к ближайшему входу во дворец — требовалось срочно вызвать подкрепление, на случай если по территории бродят и другие заговорщики.
