Он подчинился, но, сколько бы, не пытался дозвониться, на том конце не отвечали.

Я впала в истерику. Маме пришлось оставить плачущих малышей и успокаивать меня, держа в крепких объятиях. Я не контролировала себя. Распахнула окно, потом хотела выбежать из палаты, как будто Влас мог находиться где-то рядом, готовая любым способом найти его!

Врачам пришлось сделать мне укол, от которого я успокоилась за считанные минуты и провалилась в глубокий сон на целый день. Открыла глаза, лишь когда за окнами уже царила непроглядная ночь. Точнее меня разбудили…

– Пора покормить близнецов, – шепотом произнесла мама, проводя ладонью моим волосам.

Она практически все сделала сама. Уложила меня набок, принесла дочку и немного повозилась, прежде чем малышке удалось захватить сосок. Я сморщилась от боли – это оказалось неожиданно неприятно. Грудь и без того ныла, была очень твердой, надутой, а с первым всасыванием все стало как будто в несколько раз ощутимее! Но я вытерпела. К тому же боль постепенно начала таять, а грудь – становиться мягче, что приносило облегчение.

Сына я кормила на другом боку, второй грудью. Он уснул в процессе и, аккуратно вынув сосок из его ротика, мама переложила малыша в кроватку. Затем помогла мне сходить в туалет, обмыться в душе, и я снова уснула.

Так продолжалось почти двое суток. Иногда я не осознавала, что мне снится, а что происходит в реальности. Все словно слилось, ощущения смешались, ориентиры размылись. Я совсем не думала о том, когда успевала спать мама. Не задавалась вопросом, как она умудряется справляться с двумя младенцами сразу, даже не знала, когда их забирают на терапию – ничего! Лишь на третьи сутки начала приходить в себя и что-то понимать.

Меня отвели к врачу, сделать УЗИ и провести осмотр. Все оказалось в норме, но я никак не отреагировала на эту добрую новость. Как будто до сих пор находилась в тумане, притупляющем эмоции.

Следуя по светлому коридору, отметила, что численность охраны на дежурстве значительно сократилось, в сравнении с первым днем в больнице. Но это не вызвало настороженности. Скорее понимание, что в этом просто отпала необходимость, ведь Влас уверил, что нам больше ничего не угрожает.

Влас…

Малыши ели по режиму. Пока они находились в терапии, их докармливали смесью, а мне нужно было сцеживать молоко, чего я почти не делала, так как все время спала. Мама, которая оказалась лучшей бабушкой в мире, все терпеливо объясняла, и я слушала, усваивала, но ничего не отвечала. За весь третий день слова не произнесла, пребывая в глубокой апатии. Лишь вечером мне удалось перешагнуть внутренний барьер страхов.

– Евгений приезжал? – первое, что спросила у матери напряженным тоном.

Растерянно посмотрев на меня, она выдержала несколько мгновений, прежде чем кивнула. И сердце тут же забилось быстрее.

– Что он сказал?..

– Мы не разговаривали, милая, – удрученно отозвалась она. – Он приехал проверить обстановку, поговорил с охраной и уехал.

Внутри все упало. Да, я безумно боялась услышать вердикт, но теперь была готова его услышать! Я ждала, что мне сообщат… сообщат хоть что-то о муже, но все продолжали молчать.

– Почему ты не спросила у него? – недоуменно выдала я.

– О чем, Диана?..

– О моем муже! Даже не попыталась что-то узнать?!

– Дочь, успокойся! – урезонила меня мама. А я обиженно отвернулась к окну, начиная громко дышать. – Я почти не спала последние несколько дней и занималась близнецами. Женя даже не зашел в палату! И не приблизился, когда увидел меня в коридоре. Значит… ему нечего было мне сказать!

Я нахмурилась и взволнованно посмотрела на нее.

– Нечего?.. Как… как это понимать?

– Я не знаю…

– Он жив?

– Я не знаю… Не знаю! Только ему известно, что, черт побери, там происходит…

Сглотнув, я закусила губу до боли, пребывая в полном непонимании. Они не имели права молчать… Кто-то должен был объявить, что Власа больше нет, если это так! Какой смысл продолжать что-то скрывать? Беречь меня?! Я хотела знать правду, пусть даже самую горькую. Пока надежда не проросла слишком глубоко… Но люди мужа упорно продолжали держать меня в неведении. Не говорили ни хорошего, ни плохого.

И все же это неизбежно произошло. На следующий день, вопреки обстоятельствам, я неожиданно воспряла духом. Почувствовала прилив энергии, какое-то ощущение светлого начала, непридуманного и обнадеживающего. В голове, словно щелкнуло – все прояснилось и стало абсолютно очевидным!

Он не оставил меня, нет… Я была твердо убеждена, что прямо сейчас Влас боролся за жизнь и делал все, чтобы выжить, вот почему мне ничего о нем не сообщали! Никто просто не знал, чем закончится эта борьба.

Наконец, я нашла внутри ориентир, на который могла опереться и настроилась быть сильной. Мне оставалось только терпеливо ждать, надеяться на лучшее, и сосредоточить все внимание на детях. Поэтому сегодня я устроила маме полноценный выходной. Максимально обходилась без ее помощи весь день, пока она отсыпалась и прогуливалась по ближайшим магазинам. До этого она все время находилась в стенах клиники, как заключенная, а все необходимое закупала дежурившая охрана.

Мне тоже очень хотелось выйти на улицу погулять, надышаться свежим воздухом, но я до сих пор была слаба и еле ходила. К тому же из-за сокращения матки продолжало обильно кровить, так что пока я предпочитала находиться в палате. Нас с малышами планировали выписать через несколько дней – осталось подождать совсем немного.

К девяти вечера мы с мамой успешно убаюкали малышей и сразу легли спать. Мне предстояло проснуться через три часа, чтобы покормить одного из близнецов, а потом второго. Одновременно двоих прикладывать к груди у меня совсем не получалось, так что пришлось выработать практичный план. Однако этой ночью я очнулась до сигнала будильника…

Мои глаза распахнулись, будто раздался какой-то звук, который требовал безотлагательного внимания. Приподнявшись, я прислушалась, но никакого хныканья от малышей так и не дождалась. Часы на мамином телефоне показывали начало двенадцатого. Включив торшер возле койки, я устало поднялась и прошла к кроваткам. Близнецы сладко спали в той же позе, в какой мы с мамой их уложили.

Тихонько отступив, я задержала взгляд на ней. Мама лежала на диване, который сюда принесли специально для нее, и тоже крепко спала. Приблизившись, я подтянула ее одеяло повыше, думая о том, что нужно попить воды и тоже ложиться, как вдруг до меня донесся топот… За дверью где-то в коридоре.

Я застыла, ощутив безотчетно-тревожное биение сердца. А в следующий момент четко услышала:

– Пусти меня!..

От этого вскрика какой-то женщины даже мама проснулась. Резко повернулась и уставилась на меня, сонно хлопая глазами.

– Это еще что?

Впившись хмурым взглядом в дверь, я уверенным шагом направилась к ней.

– Диана, постой!..

– Не смей трогать меня! Не смей… Ты – ничтожество! – продолжали разлетаться вопли по коридору.

Выйдя из палаты, я сразу увидела крепко сложенного мужчину в черном костюме, который стоял перпендикулярно двери. Он сосредоточенно наблюдал за суматохой, что развернулась дальше по коридору. Мое внимание тоже мгновенно приковало…

Светловолосая худая женщина в белом халате яростно билась и извивалась, пытаясь вырваться из рук двоих охранников. Они уводили ее, но незнакомка буйно сопротивлялась.

Я оторопела. Это врач?.. Что с ней такое и зачем ее держат?

– Диана Сергеевна, зайдите в палату! – донесся до меня строгий голос охранника, с которым я поравнялась.

В этот же момент женщина резко замерла, устремив острый взгляд в мою сторону и в груди передернуло. Я узнала… Узнала ее, несмотря на перекошенное от гнева лицо!

– Тва-а-арь! – проорала Элла, дернувшись ко мне. Мама тут же схватила меня за плечи, стараясь оттянуть назад, а бывшую любовницу Власа грубо скрутили, уводя все дальше. – Ты, гребаная сука!!! Ты – убила его! Проклятая дочь мудака… – верещала она на весь коридор. – Если бы не ты, он был бы жив!