Андрей платил карточкой, привязанной к счёту отца, Дмитрия Чанцева. Тот был достаточно известным в Смоленске судьёй, а точнее он был заместителем председателя Арбитражного суда. У Андрея всегда были деньги: и на каждодневные походы в рестораны, и на регулярные налёты на магазины с играми и фильмами, и на покупки в «Центруме». Отец Андрея едва ли замечал эти траты, а если и замечал случайно, то воспринимал их спокойно, с понимающей хитрой улыбкой – денег на девушек сына он явно не жалел, а про то, что была всего одна и довольно давно, он, наверное, и не знал.

Целую вечность они простояли в отделе готовой еды, выбирая ужин, и в итоге в тележке оказались две рыбы под крабовым соусом, два мяса «Фокус» под помидорами и сыром, бегоди и корнетики.

– Ореховый рулет взял? – уточнила Юля, когда уже подходили к кассе. У «Центрума» была собственная кондитерская и пекарня, и десерты там были самые вкусные в городе.

Андрей кивнул и вдруг вспомнил, что у них почти закончилась интимная смазка. При Юле покупать он её не хотел, некрасиво как-то, решил: тормознёт возле аптеки.

Приехав домой, они принялись раскладывать еду на кухне. Юля потянулась поставить пакет с сахарными ушками на верхнюю полку и заметила синюю тарелочку, а на ней – два сырника, присыпанных пудрой. Андрей заметил её странный взгляд.

– Мама оставила, – пояснил буднично. – Каждый день их мне готовит. Не могу уже есть. Может, ты хочешь?

Эта ажурная тарелочка и непригоревшие сырники Юлю взбесили. Она помотала головой, мол, не хочу. Почему – не ясно. Её мама с утра никогда не готовила. С утра Юлина мама могла разве что грозно молчать или причитать, бегая между кухней и зеркалом в коридоре, где ей удобно краситься перед работой.

Андрей выкинул свои красивые сырники в мусорку. И Юля разом всё забыла, впереди был их вечер.

Потом Андрей перенёс табуретки с кухни, и они расставили на них еду в спальне родителей (матрас там приятно пружинит). Включили «Дом-2». Но почти сразу сделали телевизор тише и выключили свет. Из того вечера мало что запомнилось, только его прерывистое дыхание, и что было больно, и что он шептал что-то про лошадку. Хотелось, чтобы поскорее закончилось, хотя в целом было не так уж плохо, скорее, непонятно.

А потом Андрей ушёл в другую комнату. На рекламе, выйдя в туалет, Юля взглянула на тёмную волнистую макушку под яркой настольной лампой. Склонившись над столом, Андрей сосредоточенно водил линейкой и карандашом по белому ватману. Сел за домашку по черчению? И это в пятницу вечером? Он не оглянулся, не заметил её.

Андрей изучал астрофизику, историю боевых искусств, увлекался железными дорогами и поездами, учился играть на гитаре, временами даже спал на полу, тренируя волю, пытался порвать стальную цепь, которую купил специально в товарах для дачи и сада, и хранил её в шкафу. Он был слишком полон собой, и Юле это в нём даже нравилось бы, если бы не приходилось по выходным смотреть в одиночестве телевизор.

Она вернулась в кровать его родителей. Длинный ворс покрывала обнял тело. Всю неделю она скучала по этой плюшевой мягкости, по этой комнате в тёплых оранжевых цветах и по виду из окна на тенистую дорогу с каштанами.

Всё, кажется, было уже сделано, и Юля загрустила. Их с Андреем времяпрепровождение напомнило ей жизнь семейной пары за тридцать: он занят очень важными делами, она скроллит соцсети под мирный трёп телевизора. Перерыв на ужин, секс, душ и снова каждый в своё. А что если так навсегда? Тогда Юле думалось, что именно навсегда. Потому что – ну а кто лучше Андрея?

Он вспомнила, как он встречал её после посиделок с подружками, да ещё всех потом развозил, неизменно улыбаясь в зеркало заднего вида в ответ на пьяные выходки. А как поджёг туалетную бумагу на снегу у неё под окном, и загорелись большие буквы «ЮЛИЯ». Она и теперь видела, как он стоит, раскинув руки.

Он был волшебником. Только он, казалось, мог прибежать ночью накануне её отъезда с родителями на отдых, чтобы она с утра нашла в почтовом ящике письмо с признаниями в любви.

А ведь ещё было время, когда он дарил по розе каждый день. Она тогда думала, что это никогда не кончится, но нет, всё заканчивается. И привет – он корпит над чертежом в растянутых штанах, и видна часть задницы. На ногах – носки, на пятке – дырка. Дырка на пятке – дырка в отношениях.

Всё. Он уже привык к ней, как и она к нему. И ничего с этим не сделать.

Экран телефона засветился. Опять Ревенко.

«Думаю о тебе, ничего не могу делать. Юль, давай хотя бы сходим на свидание?»

Уютная оранжевая комната словно стала ярче, а отсутствие рядом Андрея теперь не так обижало, точнее, совсем не обижало. «Дом 2» всё ещё шумел на фоне, создавая алиби, а она, улыбаясь экрану, с головой ушла в переписку.

Домой вернулась только к часу ночи. Ночевать у Андрея Юле не разрешалось, но иногда она всё равно оставалась у него. В те дни, когда родители были на дачах, и мама могла проверить наличие Юли дома только по телефону.

В субботу проснулась в одиннадцать, и поняла, что чуть не проспала свидание с Мишей. Собираться пришлось бегом, а голову и не мыть вовсе. Присыпала корни мукой, чтобы убрать жирный блеск и добавить объёма, так ещё мама делала.

***

Всё это время Миша ждал её внизу, у подъезда, наблюдал, как, прикрыв глаза, по стене у входной двери катался белобрысый паренёк. Он свесил левую синеватую руку в задранном рукаве, а правую держал прижатой к груди, точно у него за пазухой было нечто секретное. Из-за голубоватой кожи он был похож на вампира и сам словно существовал в другом измерении. Миша понял, что парень – наркоман.

Миша смотрел на него с насмешкой, как вдруг доходяга открыл глаза:

– Приветствую, мужчина! – сказал он.

Миша кивнул, так ответив на приветствие, и, смеясь, отвернулся.

Ветер был совсем не весенним, налетал и словно резал щёки маленькими лезвиями. Чтобы согреться, Миша переминался с ноги на ногу, поджимал плечи к ушам, а уши активно тёр руками. Дозвониться до Юли не получалось уже полчаса, в том числе и по домофону. Тонкая стёганая куртка греть уже перестала, да и она была на самом деле дырявой: холод пробирался внутрь сквозь мелкие протёртости в правой подмышке. Миша про это знал и старался не задирать руку высоко.

Незаношенными у Миши были только джинсы. Это был подарок от мамы на Новый год, плюс тысяча к тем восьми, которые мама и отчим присылали ежемесячно.

Размышляя про дырку в куртке, Миша приподнял туфлю подошвой кверху, и она разошлась как слоеный язычок. Миша вздохнул: скоро он сможет купить себе новую одежду, а пока… Деньги, которые в первых числах апреля прислали родители, он запланировал сегодня потратить на Юлю. Правда, через пару недель уже будет зарплата, но к тому времени уже, может, и потеплеет.

Несмотря на холод, белобрысый парень у подъезда чувствовал себя комфортно даже в трикотажной кофте. Мишу это смешило, он с удовольствием наблюдал за ним. Неадекватное поведение этого парня, не пугало Мишу. Там, где он рос, дворовые наркоманы были делом привычным, даже забавным, как юродивые. Вдруг дверь подъезда распахнулась, оттуда выскочила Юля.

Руки у Миши затряслись как вчера, когда он предложил ей встретиться. Он тогда был в общаге, отдыхал после пар на своей койке. Снова разглядывал Юлины фотографии во «ВКонтакте». Не верилось, что она вроде как теперь его знакомая. Её фотографии были как с разворота глянцевого журнала, почти все от профессионального фотографа. Старенький «Эйч-ти-си» быстро стал липким в его руках: Миша заметил, что его бросает в пот от всех этих ракурсов.

Его сосед по комнате Ванька Дельфиненко сгорбился над рабочим столом, из углов которого, точно мясо из вспоротого тела, торчали щепки ДСП. Студент второго курса кафедры энергообеспечения, Ванька просиживал всё время, когда не учился и не дрых, на странных форумах, и там без конца поносил чиновников и ситуацию в стране. Вот и сейчас он что-то яростно печатал, бормоча то, что планировал написать, себе под нос. Миша увидел капли слюны, летящие из Ванькиного рта на клавиатуру, и нахмурился, затем снова погрузился в профиль Юль, как в лучший из миров.