Литмир - Электронная Библиотека

Юля застучала по клавиатуре, чуть только загорелся экран компьютера, но через минуту остановилась и улыбнулась переписке во «ВКонтакте».

«Ну и что ты думаешь? Он мне написал!!!», – восторженно кричала в сообщении Сашка Водонарова, одногруппница и лучшая подруга ещё со школы.

«Кто? Я уже запуталась в твоих ухажёрах. Ты про Волосача?» – дописав сообщение, Юля прикусила нижнюю губу и уставилась в экран. Глаза белели, отражая бело-синий интерфейс соцсети.

«Не-е, – протянула довольная Сашка. – Этот, которому я лайк поставила под авкой, с пятого».

И Сашка скинула Юле ссылку на профиль Никиты Понявина. Юля перешла: с главной фотографии на неё смотрел широкоплечий парень с прямоугольным лицом, тяжелым подбородком и узким, как у азиата, разрезом глаз, русые волосы выстрижены по бокам почти до нуля, пряди сверху уложены набок и блестят.

«Гель, – с отвращением отметила Юля, а ответила: – Ого, и что пишет?»

Юля напичкала свой ответ смайликами, чтобы поддержать подругу в эмоциональном восторге, а сама была уже голодная, как гиена африканская. В столовку они с Сашкой заскочить не успели.

Покрутилась на стуле и остановила взгляд на лилиях, стоявших в вазе на столе. Мысль, что с той первой смски Андрея прошло шесть лет, приятно щекотнула Юлю. И он до сих пор дарит ей лилии, удивительно живучий цветок (как и их отношения). Андрей принёс в воскресенье, и вот уже четверг, а цветы и не думают коричневеть и обламываться.

Как волнующе было тогда, в девятом классе, когда после долгой переписки он наконец раскрыл ей, кто пишет с незнакомого номера. Смотревшая рядом «Дом-2» мама хихикнула, что это Андрей Костин, точно он, но Юля упорно не хотела верить. Он был самым обожаемым парнем в их параллели, и её дневники были исписаны его именем.

Она бы и дальше вращалась на стуле, блуждая взглядом по молочному тюлю и скелетам деревьев за ним, но желудок свело спазмом.

Юля отправилась на кухню. В пять вечера в двухкомнатной квартире, где она жила с мамой и отчимом, было по-уютному серо. И без родителей дышалось свободно. Можно было включить музыку и танцевать в коридоре, перед зеркалом, висевшим над обувной тумбой, перед зеркалом, растянувшимся во весь рост по створке маминого шкафа или перед зеркалом в ванной. Можно было ещё достать мамино красное платье. И, кружась в нём, превратиться в красную герберу. В середине – жгуче-чёрная макушка и кроваво-красный, весь в волнах подол.

«Это красное платье

Для чего ты надела,

Словно пламя в объятьях

Вольного костра?

Это красное платье,

Да бутылка мадеры –

Вот бродячее счастье

С ночи до утра!»

Так кричали-надрывались слабые динамики по обе стороны от монитора.

Студенческие будни и столетняя жизнь Юли в городе на три с лишним тысяч человек – не дружили ни с бутылкой мадеры, ни с бродячим счастьем. И страсти, которыми была пронизана её любимая песня, давно погасло в братско-сестринских отношениях с Андреем. Но Юля кружилась и кружилась, до тех пор, пока дыхание не стало совсем тяжелым и не появился пот в ложбинке у горла.

А потом платье надо было спрятать туда, где ему было место: на верхнюю полку маминого шкафа. Платье было маминым, но, в отличие от Юли, мама никогда его при ней не надевала. Но и не выбрасывала.

Юля клацнула по кнопке электрического чайника, и кухня начала заполняться шипением. Она пошарила в холодильнике, но не нашла там ничего, кроме сыра, который она не ела, и каких-то банок с консервами. Мама почти не готовила, обедала на работе, на ужин делала быстрый салат. Юля такое не любила, но ела, потому что самой готовить было лень. Донамазывала себе разве что бутерброд каким-нибудь рыбным паштетом из банки.

Но паштеты кончились, и Юля, не найдя в холодильнике ничего сытного, решила перебиться чаем с конфетами. Из верхнего шкафчика она достала кружку, а с нижней полки вытащила коробку с чаем и открытый пакетик с блёклыми сушёными травами, положила заварку и ещё напичкала тубу сухими стеблями из пакетика (непонятно что это, но мама обычно кладёт).

Налила затем кипяток, и белый пар от него поднялся к лицу, разошёлся над столешницей. Заварник окрасился цветом янтаря.

Вернувшись в комнату, Юля первым делом бросила взгляд на экран и увидела в правом нижнем углу сообщение. Сашка ответила! И Юля поставила поднос на диван.

А сообщение оказалось не от Сашки. Юле написал некто с мультяшным облачком на аватарке. Облачко недовольно смотрело куда-то вбок, упёршись руками в бока, называлось оно Михаилом Ревенко.

Вот и пища для обсуждения с Сашкой. Косточки таких, как: «Привет! Чем маешься?», они с Сашкой обгладывали уже с десяток за неделю (каждую неделю!). Нужна была новая кровь, и вот, пожалуйста.

Их парочку «Тёмненькая Барби & Светленькая Барби» всегда замечали: слишком выделялись они на фоне болотных институтских стен и выцветших аудиторий, где проходили общие с инженерными группами пары. Пойманные на воблер, жертвы начинали выискивать их во «ВКонтакте». Юля с Сашкой потом уже, на парах и вечером в переписке, сортировали добычу: деля на плотву и что пожирнее, заслуживающее внимания.

«Привет! Я искал девушку, с которой познакомился в маршрутке, но увидел твою фотку в выдаче по институту. Ты понравилась очень».

Юля возмутилась то ли глупости, то ли дерзости. Этот парень использовал интерес к другой девушке как легенду для подката, ну-ну. Наверняка страшный, как атомная война, раз прикрылся мультяшкой. Она перешла на страницу профиля: город Краснодар. Судя по всему, общажная крыса. Ну отлично. Юля поджала губы, сделав заметнее подбородок с ямочкой. В другой ситуации она бы даже не ответила (сценарий был уже не раз отработан), но хотелось добыть материала для шуток с Сашкой.

«Привет! Ты перепутал меня с кем-то?»

«Не совсем. Я фильтровал по институту, чтобы найти свою знакомую, а высветилась ты».

«Ну так ищи дальше».

«А я больше не хочу искать».

Юля улыбнулась: ничего нового, но приятно. Комплимент заставил её вернуться в профиль облачка и разузнать о нём что-нибудь ещё.

Но на странице была всего одна человеческая фотография. На ней женщина с короткой мелированной стрижкой и в прямоугольных очках в толстой оправе держала под руку широкоплечего, но костлявого парня. Они стояли на фоне обшарпанной стены. Его школа? В нашем институте нет таких ядрёно-зелёных стен.

Пепельные, почти блондинистые волосы лезли парню на уши и оттого торчали по бокам. Убогость, покачала головой Юля. По тому, с какой восторженной, но дистантной гордостью женщина наклонялась к нему, Юля догадалась, что это всё-таки учительница. Полистав страницу, она увидела ещё несколько мемов, один раз даже издала сухой смешок (мем был достаточно остроумным), но фотографий там больше не нашла.

Перед тем как снова вернуться в диалог, Юля бросила взгляд на строчку с вузом «СТИ ВТ-08». Парень с третьего курса, а значит, должен был быть на год её младше. В строке с датой рождения: 12.12.1989. Нет, всё наоборот: он был старше и на целых два года.

«Ты со третьего курса, что ли?» – решила она прояснить нестыковку между курсом и возрастом.

«С третьего, да».

«Но тебе двадцать два. Почему на третьем-то?»

Юля отвечала ему небрежно, он не привлекал её внешне, даже отталкивал, и ей не хотелось тратить время на переписку с ним.

«Долгая история. Я учился здесь, в военной академии, потом решил уйти и перевелся в СТИ. Препод знакомый помог, зачислили в середине года».

Вот почему она не вспомнила его. Он только-только перевёлся. С Сашкой они знали почти всех парней в институте, ежедневно проводили инвентаризацию: высматривали, обсуждали, делили на классы и подвиды. Профессор философии Блохин поставил бы за такой аналитический труд пятёрку автоматом, но это если бы он не узнал своё место в той пищевой цепочке.

2
{"b":"932789","o":1}