Кто на шампурах
… А кто в сковородке.
Точно, как прописано судьбой.
Песня удода
Не суй свой рог за чужой порог
После такого, такой встречи, пришли воспоминания.
***
Я лез в гнездо с птенцами.
И.
Вдруг…
Огонь.
Горячая рука.
Старое заброшенное, забытое, имение помещика, а вокруг, на этой песчаной Арабатской стрелке пески, пески, а таам, вода, цепочка прудов, хоть и небольших.
Птицы щебечут и это среди такой пустыни, и, совсем недалеко море.
Сказка, ну почти рай. Вот в этом райском месте жили и здравствовали удоды. Редкостные.
Ох.
Ух!
И.
Как же они любили и оберегали своих птенцов…….
*
Наша внучка напоминала мне эту красивую, редкостную, необыкновенно нарядную птицу, которую запомнил с детства, на всю жизнь.
Ею можно было любоваться всегда. На головке сиял радугой, сказочный веер. Да и сама она, чудо, которое нельзя сравнить ни с кем. При встрече с ней сердце радовалось, душа пела, и тогда весь день ходил с праздничным настроением.
А теперь.
До сих пор искорка радости этой чудо птицы, уносит в детство, светлое и счастливое.
А чуть позже
… Внучка.
Была она тогда совсем маленькая. Мне её вручали для присмотра, бабушка, после ужина занималась кухней, а внучка находилась в своём загоне, как мы называли её ипподром на колёсиках, где и пыталась ходить, и как мы шутили,– ипподром для скачек, – её манеж. Она никак не хотела просто сидеть или стоять. Ещё и не очень крепко держали её ноги, и она садилась, потом пыталась встать и двигаться, бегать, как мы шутливо её поддразнивали, хотя и не понимала наших шуток. Для меня была трудная задача отвлекать, развлечь её, чтоб не плакала и не просилась на руки бабушке. Мама её на работе и вот нужно было чем – то занять. Работы мои, которые висели на стенах в рамах, гуашью написаны, акварелью, пастель. И просто рисунки на детскую тему, сказки, хоть и выставочные она ещё никак не воспринимала, но выход, я нашёл. Брал балалайку и выдавал свой не очень богатый и ценный репертуар, на таком инструменте. Ей нравилось такое почти терпимое, она держалась за деревянные стойки и перильца. Молча, смотрела и не капризничала, не тянула ручки к бабушке.
Репертуар был не бесконечный, а повтор она уже не воспринимала, начинала хныкать.
Понимаает…
Дилемма.
Нет.
Нужно другое.
Я брал гитару и выдавал уже другие мелодии, и чуть поинтереснее, репертуар. Но и он, быстро её утомлял. Да, это был не высший класс…концертной импровизации.
И.
Опять нужно было менять, далеко не высший класс, исполнение…и я менял. Теперь гармошка. И снова, – недолго она терпела и дышала чувствами, которые выдавала гармонь.
… Потом.
Она слушала и воспринимала его больше, потому что там были и кантилена и дольче, это в заключение звучал аккордеон.
… И точка. Бабушка, уже скоро освободится от своих дел, а она, внучка хочет ещё что – ни будь новое. Ох, внученька, у меня ещё есть инструмент, вспомнил. Достал, раскрыл коробочку, а, а там…губная гармошка, фирмы Хохнер.
… Теперь это ей нравилось больше всего, нежное звучание, на которой исполнял Сулико, и краковяк и Марианну, уже многое, что звучит в мажоре прилично. Внучка слушала, не требовала никого и ничего, не шумела, не капризничала и не возражала, хотя аплодисментов и браво я от неё ещё не услышал, но был рад, что мои опусы и потуги музыкальные не проходят мимо её сознания и слуха.
*
… Воспоминания, ах эти воспоминания.
Теперь самое для меня загадочное этой, ещё совсем не умеющей стоять на своих ножках, её понимание моих любимых мелодий. Она уже перебирала, и то, что ей не хотелось слушать, сразу начинала возражать.
Конечно, не пела мне шутку музыкантов,…до- ре- ми- до- ре- до. Но выражала своё нетерпение просто, – капризничала и ручками трясла свой манеж, – негодование. И тогда понимал, – плохо исполняю или композитор ей не угодил, в её, уже тонких понятиях, какая должна быть мелодия…
… И вот пошла теперь мелодия этой песни.
… На закате ходит парень,
Возле дома моего…
На аккордеоне она не волновала так, и меня и внучку, а вот на гармошке…
Композитор Захаров, дал такое вступление, переборы, пальцовка, сложная техника, и, конечно задушевная, берущая за сердце мелодия.
… И.
Мастерство, к которому я шёл долгие годы.
… Но.
Потом.
Пришла большая беда.
… Война.
Этот огонь унёс своим пламенем, радость мирной жизни, и мы больше не слышали эти чарующие звуки.
… До войны мне было четыре года, и наш,– чудо инструмент.
… Патефон…
Унесло.
Ушло.
Унесло грозой войны.
… Патефон.
Эти мелодии, давали нам тогда счастливым довоенным, мы были вместе – Мама, Папа и мы с братом.
Вот и осталось в памяти воспоминание,– гимн, искорка, тех тёплых дней.
Всё это было есть и остаётся во мне а, гармонь выдавала то, что казалось, было утеряно навсегда, – свет радости.
Отец погиб, но солнышко светило, мелодия осталась, и жила во мне, внучка это чуяла своими тонкими фибрами души.
Она, это понимала с первых дней своего пребывания на этой Земле…и только русская гармонь, так помогала, чувствовать тонкости переживаний души и сердца.
*
Мои, потуги и воспоминания как я дальше развивал свой слух, о котором говорили что он абсолютный.
… В ремесленном училище, где очутился по воле судьбы, вечерами в общежитии, а нас было тридцать гавриков со всего Крыма и Кубани. И, вот, вечерами, когда уже никого не было кроме вахтёра, дежурного у входной двери, занимались, совсем другим делом,– отливали свинчатки, делали финки с наборными рукоятками, а в кружке морского моделирования,– строили модели кораблей.
Но было ещё одно, которое нравилось всем, даже тем у кого медведь топтался на ушах… – музицировали… играли, дрынькали на балалайке, была и мандолина, долбали палочками барабаны, и, конечно самый главный инструмент – гитара. Каждому своё. И вот гитара, три человека держали её и самого исполнителя, а один держался за гриф, пытался его гнуть и помахивать хоть и еле заметно, и вот. И вот волшебные звуки почти гавайской гитары, да и песня такая сердешная…Гибель Титаника.
… Это был фурор, взрыв чувств в наших сердцах и от радости оно, сердечко, улетало в неведомые края, а мы потом в восторге хвалили исполнителя и, конечно мучителей, которые выполняли движения с бедным грифом гитары, исполняли, и получалось только когда, будущие кораблестроители, входили в роль питона, который удушает свою жертву, косулю, свой обед, и она так трудно прощается с жизнью.
… Правда, не все этого хотели, но получалось иногда и так.
*
Ох, дайте в руки мне гармонь,
Чтоб сыграть страданье,
Парень девушку домой,
Провожал с гулянья…
И.
Эта
Песня,
Звучит славно.
Поют её сейчас.
Достаёт до сердечка.
Но там сложные и шустрые переборы пальчиками, которыми нужно ещё было отрабатывать технику и заставить эти самые пальцы, шустро бегать по кнопочкам и не промахнуться, попасть в нужное время … не перепутать место пребывания этих неуловимых кнопочек.
Гармонь моя, теперь хранится, как то самое, Око Всевидящее.
Своими руками разрешается гладить и обнимать её, только с моего разрешения. Она, раньше принадлежала другому человеку, и, слава Богу, это был мой брат. Он уже трудился на заводе и жил там, в общежитии, при заводе.
Первая получка, праздник.