Как отвлечься от манящих не пойми куда изгибов линий переулков, улиц? Сколько раз они, извиваясь, завлекали не туда, а сюда? Вот и снова набережная Сены, но уже с продавцами пестрых, веселых картинок и плакатов, которыми хотелось обладать, перебирать в уме перед сном. Иногда пластинок, книг с потертыми переплетами и прочих предметов уютной, одомашненной, декоративной, уже стерильной старины.

На набережной, на каменной скамейке мы сидели в конце той недели и пили «Курвуазье». Я в очередной раз собрался, и в очередной раз с трудом, с мыслями и изложил свой план, в очередной раз, с очередными цифрами на руках.

Я звал Дениса, то есть В., с собой в горы, израсходовал все эпитеты, которые только мог себе позволить. Был искренним так, как давно, наверное, не бывал ни с кем, описывая то, как все будет здорово и легко. Как у меня все схвачено, как много я знаю местных, еще с университетских времен, когда действительно учился, а не специально оставался на второй год, чтобы получить возможность легально жить в этой стране по студенческому «титру» – как мы тут называли, вслед за французами, вид на жительство.

Рассказывал, что половину из моих товарищей В. и так знал, а другая половина хочет познакомиться с ним, пожать руку и что представлю его как своего кузена, благо внешне мы, походу, похожи. Оба брюнеты, меняющие тип телосложения в зависимости от времени года, ростом, ну, чуть-чуть выше среднего. И если не раскрывать особо рот, то оба мы вполне могли сойти за какого-нибудь местного деревенского Жакуйя.

Не сдерживал себя на обещания. Расписал и рассчитал непреложный факт, что цены на жилье в провинции гораздо меньше, а зарплата в нашей сегодняшней сфере деятельности, что в Париже, что там, куда я ехал, – одинаковая, но там мы будем жить как средний класс, а не как придонный прекариат. И главное – в горах, на природе, а не среди все сгущающегося столпотворения всякой дичи. Что без него мне стимулов особо нет. Так или иначе – я для себя все решил и доказал. Вопрос небольшого времени и пары рюмок – мое отбытие в Россию. Но сейчас хочу подзаработать на дорогу, так как путь предстоит неблизкий и даже и думать не хочу, где он закончится. Короче, подводя итог в уме, В. не особо вдохновился. Для себя я объяснил это его сермяжным южно-российским упрямством и желанием ухватиться за мнимый, но привычный образ престижа, каковым по инерции наделял Денис Париж. Крайнее, то есть последнее, я деликатно поднимал на смех, подчеркивая неизжитую, несмотря на опыт жизни в довольно чужой стране и чудные открытия, Денисову «когнитивную и мотивационную ригидность». То есть нежелание вникать в неизменно меняющееся самоочевидное положение вещей и делать выводы.

Ну а меня же лишь одна простая мысль о возвращении в те самые места, в заповедные пространства счастья, которое я нечаянно ощутил спустя пару дней по приезде в тот городок, опознав в нем ни с того ни с сего что-то родное, восхищала почти что до седьмых небес. Все пело во мне, засыпая, пело во сне, просыпалось и продолжало петь.

Но я не смог продать ни идею, ни ее практическую реализацию. Хотя бы и говорил не столько про себя, сколько про В., то есть про Дениса, как мне казалось, ярко расписывая, что в Париже ему нечего терять, кроме своих… и «т. д. и т. п.».

И так я, путаясь в мыслях, показаниях и прикидывая, где набраться достоверности и убедительности, миновал двухэтажный книжный магазин английской литературы. Потом прошел мимо брассери с некогда дешевым вином и мидиями. Углубился в Латинский квартал. Лавировал какое-то время между медлительными туристами в разноплановых шортах, вдыхая аромат жареного куриного мяса и приправ, доносившийся из всевозможных ларьков, закутков и ресторанчиков с кебабами, питами, шавермами, фалафелями, блинами, панини, пиццами на вынос с пылу с жару, то турецкими, то арабскими, то греческими, то итальянскими. С кричащими и оттого комичными названиями типа «Королевский кебаб», «Блинная культура», более-менее мирно соседствовавшими между собой и с заведениями, предлагавшими традиционную французскую кухню. Наконец вышел к бульвару Сен-Мишель, то есть Святого Архангела Михаила.

Справа от меня оказался большой, в несколько этажей, книжный магазин, где я часто зависал, перелистывая книги, любуясь их профилями на полках, и обретая некоторый покой, как на долгожданных каникулах в детстве.

В этом же магазине работал комиссионный отдел, куда можно сдать не нужные больше книги и получить за это немного денег. На днях, кстати, заходил туда и сдал большинство учебников, чтоб не тащить с собой. Остался неприятно удивлен. Почти новые экземпляры у меня купили в два-три раза дешевле, чем они мне когда-то стоили. А порой в свободное время я, прогуливаясь по городу, подбирал книги, которые здесь часто выбрасывали, складывая на тротуар, и также относил их в комиссионный отдел, выручая себе средства на досуг.

Итак, пересек в очередной раз дорогу и остановился перед знаменитым фонтаном Сен-Мишель. Сейчас вдруг до меня дошло, что задумка композиции в том, чтобы открыть перед нами как бы сцену, разворачивающуюся в некой пещере. По бокам химеры, из чьих пастей льется вода, в центре, поодаль, несколько поросших мхом скользких валунов. На верхнем распростерт Сатана, что, кстати, будто бы значит «противник», извивающийся у ног архангела Михаила, который наступил ему на одно перепончатое крыло. Голову Князя Мира успели основательно обсидеть птицы мира.

Отметил закованный в доспехи торс архангела. Один к одному лежащие перья громадных крыльев, классический профиль беспристрастного лица, обрамленного вьющимися волосами. Архистратиг, а это значит «главнокомандующий», заносит над денницей, повергнутым противником, меч с волнистым лезвием, крепко держа его в правой руке, а перстом своей левой руки указывает вверх, на небо. Я понял, что святой архангел Михаил победил Зверя прямо в его логове, у истоков нижних вод, возможно, в подземелье одной из его семи раскиданных по миру башен. Но архангел только занес над ним свой меч. Зверь был жив, хотя и повержен. Будет ли он пронзен мечом или будет помилован – вот в чем вопрос.

Отдышавшись, двинулся дальше, мимо входа в метро, мимо кафе «Фонтан Сен-Мишель» с винами, бургерами, коктейлями и аперитивами, до перекрестка с другой площадью. А потом дальше, не доходя до бульвара Сен-Жермен, к ресторану, где работал В. И меня будто несли крылья.

Подойдя к прозрачным дверям безлюдного ресто, увидел на баре своего друга с сигаретой в зубах. Он протирает стаканы, а за стойкой сидит наш старый знакомый Эмманюэль, друг хозяина ресторана, методист на кафедре социологии в Сорбонне. Эмманюэль проживает один неподалеку. Его взрослые дети давно разъехались, так что он либо сидит дома и пытается писать некие научные заметки, либо сидит в кафе и почитывает книжки за бокалом того или иного.

Зайдя внутрь, едва не наткнулся на низкий столик с нетронутыми вчерашними газетами у входа. В. и Эмманюэль о чем-то переговариваются, покуривая сигареты прямо за стойкой. Рядом с методистом початый бокал с белым вином, который он едва не задевает локтем.

В. смотрит на меня пару секунд в упор, потом ставит протертый стакан на резиновую нашлепку на стойке, вынимает сигу изо рта, кивает в мою сторону головой, улыбается. Стряхивает пепел в пепельницу.

Эмманюэль оборачивается и радостно здоровается. Я подхожу, пожимаю им поочередно руки, здороваюсь вопросом «как дела».

– Дела идут, дела идут, – отвечают оба и улыбаются. Эмманюэль с акцентом бодро восклицает: «Привиэть».

– Привет! – поздоровался я в ответ по-русски. – Вижу, вы в неплохой форме. О чем беседуете, месье?

– Да вот наш старший товарищ рассказывает, как его исключили из каких-то «сайентологов» за неуплату членских взносов, – отозвался В. уже на французском языке.

Текст предоставлен ООО «Литрес».