— Это какой-то фарс, — махнул руками Сир Конрад и посмотрел на своего декана, который, кстати, пришёл вместе с моим. — Ладно Вы не хотите с ней связываться, тогда я пойду и вызволю своего ассистента….

— Не не хотим, — покачал головой декан артефакторов и горько вздохнул, — не можем.

— Вы здесь новый человек, Сир Конрад, — покачал головой ректор, не знаете всего. Мария Ивановна в каком-то смысле неприкасаемый сотрудник.

— Да кто она такая? — всплеснул руками Конрад. Он поражал меня всё утро своей экспрессией. За кого он волнуется? За ассистента? Или за артефакт?

— Помните воинственную деву под именем Аглафира беспощадная? — спросил у Конрада его начальник, декан военномагического факультета.

— Прабабку императора? — встрепенулся Конрад, а потом глаза его расширились, — Вы хотите сказать….

— Да, это она и есть, — кивнул уже мой декан.

— Поехала крышей, и взяла под опеку студенческую общагу, — буркнул Лаврентий Петрович.

— Лавр, — в голосе ректора зазвучал укор, и тот поднял руки. — Аглафира потеряла личный полк гвардии на войне. Всех, с кем дружила с детства. Имей уважение.

— Так что, Ганса Вам не видать, — мой декан то ли хмыкнул, то ли грустно улыбнулся. — Она провела допрос, отправила видео дознавателям и ждёт их. Ганс во всём сознался, у меня есть копия файла.

— Копия? — Сир Конрад удержал себя в руках, но я ощутил, как магия в его ауре забурлила.

— Да, можете ознакомиться, — мой декан вытащил из складок мантии планшет и протянул Конраду, — он сознался в сексуальном интересе к девушке.

От его слов на лице Конрада проступило облегчение, но магия осталась наготове. Он взял планшет и вышел из зала, а мой декан добавил:

— Я удивлён, что в этом инциденте Вы хотели отчислить графа Орлова. Мы думали, что собрание пройдёт по поводу Ганса, а Орлов, получается, герой. Его наградить надо.

Его взгляд был направлен исключительно на Лаврентия Петровича, но тот старался с ним не встречаться.

— Все непременно наградим, — ректор расплылся в благодушной улыбке под бородой.

— Значит, я могу идти? — спросил я. — Мне ещё на занятия успеть надо.

— К сожалению, Кирилл Дмитриевич, — улыбнулся мой декан, — я говорил только об этом инциденте. Так что попрошу Вас задержаться.

— Мы признаём недостойное поведение Олега Геннадиевича, и предлагаем пострадавшей стороне виру за удар в спину. Сумму, граф Орлов может назвать сам, — закончил свою речь адвокат Осокиных.

Его костюм ни разу не натянулся и не пошёл складками, пока мужчина говорил. А золотые запонки блестели, отражая яркий свет хрустальной люстры.

Сам Осокин вместе со своим старшим братом сидели за соседним со мной столом. Средний смотрел в пол, а старший буравил меня взглядом. При чём не злым, а так, со смесью равнодушия и лёгкого интереса. Словно он смотрел на витрину с колбасой и выбирал, какой сервелат подать на ужин.

— Могли бы просто сказать, что мир, жвачка, дружба, — буркнул я и Осокин старший расслышал.

Его взгляд сообщил мне, что никакого мира не будет. Они просто признавали поражение в битве, но не войне.

— Что скажете, Кирилл Дмитриевич? — взгляд ректора уставился на меня.

В зале, кроме Осокиных появились ещё новые действующие лица. Все проректора и деканы факультетов сидели полукругом за столами и смотрели на меня.

Удивительные люди. Одни предлагают оценить стоимость удара в спину. Другие ждут ценника, и не хотят решать вопрос сами. Хотя, только что, чуть не склевали за банальный удар в нос извращенца. При этом их ещё и меньше было. Как будто каждый день в комнаты к девушкам насильники лазают, и остальным проректорам нет до этого дела.

Удивительные, поразительные люди.

— Что сказать, — я встал со стула, и все смогли оценить клетку на моей пижаме в противовес строгим чёрным костюмам Осокиных, — не нужны мне деньги подлецов, довольно и того, что я победил в схватке.

Зубы Осокиных скрежетнули. Адвокат поморщился, словно я матернулся, а комиссия продолжила рассматривать рисунок пижамы.

— Вы понимаете, что принимая или нет виру, — пояснил мне проректор по безопасности, мощны мужчина в форме охранника, — Вы решаете вопрос, отчислят Олега Геннадиевича из академии или нет.

— Не понимаю, — развёл я руками и улыбнулся. — Почему вы не можете решить, что делать, а спрашиваете меня? Я провёл схватку по всем правилам…

— Потому что, — прервал меня проректор по связям с общественностью, — правила схватки установлены не были. Технически Олег Геннадиевич не нарушил их. Но его поступок против Вашей фигуры расколол общество на три лагеря. В глазах многих Вы пострадавшая фигура…

— А в глазах других виноватая, — теперь я перебил его, — и Вы хотите избежать последствий для академии, назначив крайним меня?

— Ну, не так, что бы…

— Именно так, — хмыкнул я, вспоминая, как в моё время проходили судебные заседания. Тогда адвокатов не существовало и всё решало красноречие обвиняемого и пострадавшего. Но, даже тогда выходило честнее. — Вы хотите остаться белыми и пушистыми. Исправить раскол, объединив всех против меня?

Я улыбнулся и обвёл взглядом комиссию. Многие прятали взгляд, но мой декан и группа пришедших с ним деканов и проректоров улыбались. Михаил Владимирович, мой декан, даже показал мне украдкой большой палец.

— Нет, господа, — я посмотрел на ректора, а потом на Осокиных, — как сказал Сир Конрад — это всё фарс. Лично мне не нужны ни деньги побеждённого, ни возможность решать его судьбу. Удовлетворение я получил от победы над ним.

Я вышел из-за стола и посмотрел на проректора по охране:

— Меня в чём-то обвиняют? — он покачал головой, и я добавил: — тогда прошу простить, — я приподнял рукав и сделал вид, что смотрю на часы, но на руке был лишь артефакт Ганса. — Я пропустил несколько занятий, и не хочу попасть в отстающие. Всего Вам доброго.

В полной тишине я дошёл до двери из зала и покинул его. Ступеньки привели меня вниз. Живые барельефы остались позади, и я, миновав половину территории парка, оказался перед общагой.

Что можно сказать? Представление они устроили знатное. Зато я теперь понимаю мотивы Лаврентия Павловича. Они сугубо политические. Если я правильно понял, то он ратует за покой в академии. Что ж, ему бы методы другие, и начинание будет достойно одобрения.

А, вот, Конрад Бергсон, как подсказывает моя интуиция, охотится за аурой Харона. Надо присмотреться к нему. Выяснить точно его намерения. Боюсь, прогуливать боевую подготовку мне теперь нельзя.

Дверь До конца учебного дня оставалось две пары, но идти на них я не собирался. Думаю, раз руководство академии отвлекает студентов от учёбы под политическими предлогами, то и я могу по личному делу пропустить занятия. Меня ждали Николай и логово Повара. Пришла пора заняться добычей.

Василий Сергеевич Огонь-Догоновский, родовая усадьба.

Василий Сергеевич сидел в своём кабинете и, не отрываясь, смотрел на главу гвардии рода.

Крепкий мужчина, прошедший не один десяток схваток, которые оставили на его лице и теле множество шрамов, стоял перед господином, мял в руках папку для бумаг и старался не смотреть на него.

— Гена, как такое могло произойти? — голос Василия Сергеевича, казалось, способен был резать камень.

— Думаю, его кто-то прикрывает, — удерживая эмоции и чувства в узде, чётко, по-военному отчеканил Геннадий.

— Кто?

— Вышедший с нами на связь затребовал аванс для найма двух бакалавров, — пожал плечами Геннадий, — они исчезли вместе со всей бандой.

— И? — Василий Сергеевич достал из коробка на столе сигару и стал срезать у неё кончик. Специальный нож-гильотина очень громко и показательно щёлкнул.

— Два десятка бойцов, несколько третьеранговых солдат, два бакалавра…

— Ты уже говорил, Гена, — Василий Сергеевич уже срезал половину сигару. Его глава гвардии смотрел за процессом, как загипнотизированный. — Выводы какие?