Подвела даже не краткосрочность подготовки, а случай. Космонавтка опустилась с парашютом в Уральских горах и получила тяжёлую травму. Её, торжественно идущую перед телекамерами от трапа Ил-18 по красной дорожке к Хрущёву, заменила загримированная актриса. Сама Соловьёва давала интервью, только сидя в кресле, способность ходить вернулась к ней много позже.
Королёв лишний раз подивился моей прозорливости. Говорил, что в средние века меня давно сожгли бы на костре как колдуна. Но ещё теснее приблизил. Он первым поздравил с рождением сына, каким-то образом умудрившись узнать, что Алла благополучно разрешилась бременем, раньше меня, поскольку я мотался по его поручениям и звонил в госпиталь редко, примерно раз в полтора-два часа.
Двенадцатого апреля, как раз на годовщину полёта, приехал к нам домой на «отведки», то есть посмотреть на малыша, привёз подарков. Андрюха орал мощным, хоть и очень детским голосом, резко отличаясь от сравнительно молчаливой сестры, врачи убеждали: вполне здоров, просто чересчур активен.
— Космонавт растёт! — бросил Главный, заслужив ненавидящий взгляд моей половинки. Затем предложил мне прогуляться, и тут уж не можно было не сомневаться: предстоит очередной сверхоткровенный разговор.
— Вы про ракеты на Кубе?
Мы уже достаточно отдались от жилых домов, медленно шагая среди молодых деревьев, всего пару лет посаженных и в эту весну ещё не выпустивших почки. Конечно, суперагент ЦРУ, имея направленный микрофон и компьютерную систему обработки звука, сумел бы записать и расшифровать наш диалог, даже матерные слова, которые я практически никогда не слышал от Главного.
— Гагарин… твою мать… порой хочется отдать тебя в медицинскую академию и выпотрошить, чтоб сказали: что у тебя за приборчик, предсказывающий будущее?
— Ни хрена не получится. Ни у него, ни у вас с медиками. Хрущёв — мелкий прыщ, выбравшийся на самый верх благодаря стечению обстоятельств, подлости и хитрости. Постоянно чувствует себя неуютно в тени славы Сталина, оттого так его ненавидит и сражается даже с мёртвым. Пытается себе и всем доказать, что он — не ноль без палочки, а что-то сможет. Дальше элементарно. Кубинские революционеры — это просто бандиты, отобравшие власть у других бандитов, но лояльных к США. Вдруг у нас резко улучшились отношения с Кубой. Мы с вами предлагаем сложные, дорогие многоходовые варианты: АПЛ с ракетами, лунная база. Вон, Янгель сделал проект орбитальной водородной бомбы, что будет крутиться над головами американцев и на любом витке упадёт прямо на Сентрал-Парк в Нью-Йорке. А Хрущёв поднял чарку с Фиделем Кастро и договорился: давай-ка без всяких больших затрат поставим ракеты средней дальности на Острове Свободы! В ответку на американские в Турции. Это — чистые предположения, но вы только что их подтвердили.
— А почему не получится? — Королёв слушал, но, похоже, не на сто процентов верил. Наверно, у него имелись какие-то свои резоны. — Обоснуй, почему не получится. Я пока не спорю и не опровергаю, хочу услышать твои аргументы.
— Потому что американцы не позволят, да и нахрен нам не нужно. Куба у них как на ладони. Сначала врежут ультиматум. Потом вдарят по пусковым установкам, они же как на ладони у их ВВС. И наш Президиум ЦК КПСС окажется перед выбором: или попытаться напасть на более сильного противника с гарантированным уничтожением Советского Союза, или утереться. Думаю, что задумка провалится ещё на начальном этапе реализации.
— Но их ракеты стоят в Турции… Так сказал бы Хрущёв, добавив пару смачных эпитетов.
— Стало быть, мы имеем право ставить ракеты на Кубе. Сергей Павлович, американскому президенту и Конгрессу это Хрущ не объяснит. Они привыкли к собственной исключительности. Quod licet Iovi, non licet bovi, как любит повторять моя супруга, что означает…
— Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку. Знаю. Они — боги, мы — всего лишь корова мужского пола.
— Дались кукурузнику эти турецкие ракеты! Да, он изволил обидеться. Представим маловероятное: уговорил американцев их убрать. Но в Средиземном море и в Норвежском море несут дежурство их ядерные субмарины, необнаруживаемые и неуязвимые, способные накрыть ракетами весь СССР до Урала со столь же малым подлётным временем, что и у «Юпитеров» в Турции.
— То есть ты остаёшься при том же мнении: сдерживание угрозой неприемлемого ущерба, а не попыткой порвать жилы, добиваясь паритета?
— Да. Потому что… смотрите сами. Начиная с Кореи, мы неизбежно стоим перед чередой региональных конфликтов. После пятьдесят шестого яснее ясного: Израиль будет воевать с арабами, а арабы — наши естественные союзники. Другая американская марионетка, Южный Вьетнам, сражается с коммунистическим Северным. Скажите, Сергей Павлович, если бы вы были не Королёвым, а королём, дали бы вьетнамцам или арабам баллистические ракеты? А с водородными боеголовками? Нет, как можно больше обычных Ил-28, но их нет, Хрущёв приказал порезать на металлолом. Он готовится к войне, невыгодной ни нам, ни Вашингтону, значит — практически невероятной, но совершенно упускает реальные нужды армии и политики. И всё же такая абсурдная война, с гибелью для всех, может произойти, если кукурузник, нюх потерявший, продолжит дёргать американцев за яйца.
На этот раз Королёв думал долго. Мы прошли достаточно далеко, поравнялись с КПП, дальше начиналась особо режимная территория. Разумеется, обоих бы пропустили. Но нам туда не было нужно.
Он развернулся, я за ним и увидел целую компанию, сопровождавшую нас на уважительном расстоянии — его водителя и сопровождающих офицеров КГБ.
— Так, Гагарин. Я пришлю к тебе человека, немного более ориентирующегося в делах политики и стратегии. Изложи всё это на бумаге. Только без кукурузы и «дёргать за яйца», вообще без критики лично генсека. Одни факты и рекомендации.
— Кому она ляжет на стол?
— Мне. Дальше я решу. Сам понимаешь, насколько рискованный процесс ты только что запустил, — Королёв тяжело вздохнул. — Но иначе нельзя. Не Хрущёв дал старт послевоенному ракетному строительству и атомному оружию, а Сталин и Берия. Он обоих убил, одного после смерти, другого лично закопал живьём, пожинает результат их задела, но слишком часто ставит палки в колёса. Нужно что-то решать.
Я похолодел. Заговор по смещению Хрущёва готовился двумя годами позже и совершенно иными людьми. Меня прихлопнут — мокрого места не останется. А мои дети? Алла? Лунная программа?
Если отказаться и оставить событиям возможность развиваться в прежнем ключе, Хруща снимут в октябре шестьдесят четвёртого. Бодание с американцами в шестьдесят третьем он не выиграет, пусть даже заставит вывести «юпитеры» из Турции, ничего не значащие в итоговом раскладе. Но ведь тогда всё висело на волоске, один случайный выстрел развязал бы Третью мировую, а я натоптал достаточно бабочек, чтоб история чуть уклонилась от известной мне траектории.
Кроме того, поезд уже ушёл. Главный впитал основные мои соображения, да и не нужно преувеличивать собственную значимость, он прекрасно всё понимал до этого разговора. Разве что подкорректирует некоторые акценты. В отличие от какого-то опального майора ВВС, находит общий язык с Шелепиным, Родионовым, Косыгиным, Брежневым.
Отсидеться не удастся. Сожрут Королёва — и мне не поздоровится. На чьей стороне я? Неужели на хрущёвской? Не смешите тапочки моей бабушки.
Значит, война.
Эпилог
Эпилог
Никита Сергеевич прилетел из Болгарии в приподнятом настроении, с загорелой лысиной и чуть благоухающий «Плиской». Наступило двадцать пятое мая тысяча девятьсот шестьдесят второго года, пятница, а по пятницам как раз собирался Президиум ЦК КПСС, и генсеку было что сказать товарищам. Точнее, заручиться их формальным согласием, главное он всё решил сам.
Во «Внуково» его встретили Брежнев, Председатель Президиума Верховного Совета СССР, номинальный глава государства, и Косыгин, зам по правительственной части. Хрущёв наряду с портфелем Первого секретаря держал за собой титул Председателя Совета Министров, и во время поездок в зарубежные несоциалистические государства его величали просто «премьер», не понимая, насколько должность главного в партии важнее премьерской.