– Тизерия, теперь ты сильнее и быстрее любого человека, прибавь к этому то, что ты пока не умеешь владеть собой и своей жаждой, а затем представь, что ты могла бы сделать с нашим смертным и аппетитным принцем.

Я смотрю на свои руки, словно впервые вижу их и кладу смятый кубок на стол. Меня не успели подготовить к тому, кем я стану и что меня ждет. Я даже не знаю, как мы будем жить с Харуном, буду ли я его женой по-настоящему или буду его женой лишь на словах.

– У нас в запасе должно было быть хотя бы несколько дней, чтобы подготовить тебя к этому, но все случилось иначе, – говорит Харун. – Ты можешь спросить у меня что угодно. Я знаю, что сейчас тебе тяжело, хотя твое здоровье вернулось и тебе не угрожает смерть. И хотя ты осталась жива, быть бессмертным существом, зависящим от крови и прячущимся от солнца – это лучше смерти, но не так хорошо, как жизнь. А мы застряли где-то между. Но твой брат очень хотел, чтобы ты успела сделать хотя бы часть из того, чего ты была лишена из-за болезни. И я помогу тебе.

– Почему ты согласился на это? – спрашиваю я первое, что вертится на кончике языка.

– Я не смог отказать Мирезу из-за его чувств к тебе. Я уже давно не видел такой любви. Он был в отчаянье.

Я вспоминаю, каким был Мирез рядом со мной все это время – радостным, заботливым, полным любви и надежды на лучшее, и слова Харуна разбивают мне сердце. Мой брат держался ради меня. Он сделал меня бессмертной, лишь бы я могла хоть как-то жить дальше.

– А что ты получил взамен? – задаю я вопрос, который давно мучает меня.

Харун окидывает меня взглядом и подается вперед.

– Кроме тебя?

Жар подступает к моей груди, а затем стремится вверх, к щекам. Такое же ощущение было в теле, когда я впервые почувствовала запах крови.

– Возможно, я сделал это лишь по доброте душевной, – продолжает Харун. – Возможно, потому, что мне пора женится, хотя я никогда не оставлю после себя наследников и буду вечность управлять замком, пока время не разрушит каждый камень, что держит эти стены. Я не знаю, Тизерия. Я не устоял перед надеждой в глазах твоего брата. Тебе интересно, досталась ли мне какая-то выгода от этого? Да, я попросил Миреза об одной маленькой услуге, но я бы сделал это и без его просьбы, и, скорее всего, Мирез не отказал бы мне.

– Что ты попросил?

– Тизерия, это не были торги. Это случилось после того, как согласился помочь тебе, – он вздыхает. – Я попросил список всех вампиров, проживающих в Тарде за последние семьдесят лет. Я пытаюсь найти кое-кого, и твой брат просто помог мне в этом.

Потупившись, я смотрю в угол комнаты. Есть еще столько ответов, которые мне хочется получить, но сейчас в голове беспорядок мыслей. Они кружатся так быстро, что я не нахожу сил ухватиться за какую-то одну. Я окидываю взглядом комнату и насчитываю три двери, одна из них выход, одно ведет в мою спальню. Мне становится интересно, что за третьей дверью, и я спрашиваю об этом Харуна. Он усмехается, но все-таки отвечает.

– Это моя спальня.

– Как часто вампир… то есть мы спим?

– Несколько часов требуется нам каждый день, когда восходит солнце. Полную ночь мы спим в новолуние. Когда луна слабее всего, слабеем и мы.

– А как часто нам нужно питаться? – выдавливаю я.

– Двух или трех раз в месяц обычно достаточно. В новолуние, чтобы восстановить силы, и после полнолуния, когда наши силы вместе с луной начинают слабеть. Кровь либо приносят с местной фермы, либо мы добываем сами на охоте.

От последнего слова я вздрагиваю. Одна только мысль об убийстве бедных зверьков, вызывает отторжение. Даже если я сама не буду убивать животных ради пропитания, кто-то другой сделает это вместо меня и принесет в замок свежей крови, которую я буду пить, чтобы продолжать жить.

– Скоро рассвет, – вырывает меня из раздумий голос Харуна. – Нам нужно отдохнуть.

Он встает, и я поднимаюсь следом. Харун мягко касается моих ладоней. Его кожа теплая и мягкая, и тысячи мурашек поднимаются от моих пальцев и скользят вверх по рукам, а затем к плечам.

– Встретимся здесь, когда встанет солнце, – улыбается он и уходит к себе в спальню.

Задумавшись, я смотрю ему вслед. Интересно, согласилась ли я связать себя узами брака с Харуном, будь у меня выбор? Смогла бы я добровольно стать вампиром? Что, если бы смерть не занесла над моей шеей топор? Меня не волновали эти вопросы, когда брат сообщил мне, что нашел способ меня спасти.

Смерть всегда остается незнакомкой. Пугающей незнакомкой, встречи с которой мы так стараемся избежать. Я ускользнула прямо перед ее носом, но что я отдала ей взамен?

Я иду в свою комнату, снимаю халат и забираюсь под одеяло. В голове сотни вопросов, которые я хочу обдумать, но глаза предательски слипаются. Я закрываю их, и меня затягивает в сон.

Меня будят чьи-то далекие голоса. В комнате темно, но это не мешает мне, я прекрасно вижу и в темноте. Я иду на звук, останавливаюсь возле двери, ведущей в общую с Харуном гостиную, и прислушиваюсь.

– Будь осторожна, Лина, – слышу я голос Харуна. – Никто не должен узнать про это.

Я опускаюсь на пол и гляжу в замочную скважину. Они стоят на входе в спальню Харуна. Из-за приоткрытой двери я вижу лишь часть его головы и ладонь, лежащую на плече Лины.

– Как всегда, – отвечает она.

Он убирает руку с ее плеча, и Лина уходит. Я отвожу голову в сторону и замираю. Хорошо, что мое сердце больше не бьется, иначе его стук сейчас могли слышать все в этом замке.

Гарнизон редко умолкал. Гвардейцы тренировались до самой ночи, шумно играли в кости и бесконечно сновали по двору. На короткий отрезок времени, перед рассветом, становилось тише, но лаяли псы, шуршали листья, завывал среди каменных построек ветер, пытаясь прорваться через стены.

В королевском замке все было наоборот. После заката дворец медленно угасал. Даже когда в залах продолжала играть музыка, в другом конце бесчисленных коридоров было тихо. Ни ветра, ни шорохов, ни голосов, ни ночного завывания собак.

Тишина таила в себе опасность. Безопасным был шум. В звуках можно затеряться, в них можно остаться незамеченной. Тишина же не сулила ничего хорошего. Все замирало. В этой беззвучной темноте казалось, что за мной наблюдают.

В королевском замке кровати оказались куда удобнее, чем в гарнизоне. К тому же два дня меня не оставляли в покое ни на минуту. Сначала мыли, тщательно натирали душистым мылом, терли губками и щетками каждый участок кожи. Затем бесконечно одевали и переодевали. Толпа учителей и гувернанток целый день наставляла меня, как правильно ходить, говорить, улыбаться, держать вилку. К концу дня единственное, чего мне хотелось, – это остаться в одиночестве, упасть в кровать и схорониться среди подушек.

Я лежу в мягкой постели, укрытая теплым одеялом, но сна все нет.

Тишина давит на уши. Она заставляет меня прислушиваться, быть готовой к опасности.

Я не могу позволить себе думать. Ночные размышления не приведут ни к чему хорошему. Поэтому я начинаю медленно и подробно вспоминать весь прошедший день. Вспоминаю комнаты, в которых я была, каждый предмет мебели, что могу представить перед закрытыми глазами. Выуживаю из памяти каждую фразу, что мне говорили. Вспоминаю, как элегантно резать мясо, в каком порядке здороваться с гостями и подавать им руку. Я прохожусь по каждой детали, снова и снова, пока сон не утаскивает меня в свои объятья.

Но забвение не дарит мне покоя.

Я вновь стою посреди двора в гарнизоне. Мне приходится послушно передвигать ногами. Шаг, еще один. И так до тех пор, пока не подходит моя очередь. Я останавливаюсь перед грубо сколоченным ящиком. Он настолько велик, что в нем легко поместились бы двое. Я должна заглянуть внутрь. Так велят правила. Я задерживаю дыхание и подаюсь вперед.

От увиденного мне хочется закричать. Я пытаюсь открыть рот, но губы слиплись. Из меня вырывается лишь немой стон. Мне хочется убежать, но ноги словно вросли в землю. Я не могу отвести взгляда. Тело словно обратилась в камень. Не выходит даже закрыть глаза.