Человек волей-неволей получает участь, отягощенную грузом предков. Этим объясняются наследственные болезни, передаваемые от родителя детям, схожие моменты в судьбе с родственниками. Одни своими поступками в жизни исцеляют свой род, другие добавляют ему горя и страданий. В последнем случае, чаша рока в конечном итоге переполняется, гнет становится настолько невыносимым, что дети рождаются с крайне тяжелыми последствиями, неизлечимыми физическими заболеваниями или отклонениями в психике. Из последних часто вырастают маньяки, извращенцы и ублюдки, добивающие свой род окончательно. Личности, понимающие какие поступки совершают, но не желающие бороться с собой, и не испытывающие стремления что-либо исправить, как раз относились к числу девятого-десятого уровня. Именно они подлежали уничтожению, поскольку при любом раскладе, возврата к человеческим ценностям не произойдет.

Яна в глубине души понимала, «яжематерь» глубоко несчастна и не совсем здорова психически. Возможно, стоило её даже пожалеть, но сейчас моральная усталость, чувство вины за массовые убийства, не желавшее глушиться чувством долга, перекрыла разум.

«Нахрена с такими психологическими и семейными проблемами детей рожать?! Кто там вырастет? Такой же истеричный наглый выблядок или забитый озлобленный, человечек, глубоко загнавший психологические проблемы внутрь, которые в подходящий час выльются в самые неожиданные формы? Сука, человечество обречено! Убьешь старых, на смену им растут новые! Все, с меня хватит! Гасите сами всех! – взвыла Яна, обращаясь к высшему разуму, наградившему её силой. – Никого не исправить. Уебков не победить!»

Мысли тучным роем пронеслись в голове за одну секунду. В этот момент она материла высшие силы, всучивших страшный дар; преступников, из-за деяний которых ей пришлось самой стать убийцей. Ненавидела коллег во главе с начальством, паскудных соседей. Яну мутило от человеческой гадости, грязи и мерзости. На душе стало невыразимо паскудно. Последней каплей оказалась семья гопников. Совершенно очевидно назревал нервный срыв. Пережитый стресс после расправы в колонии догнал почти через сутки.

«Какое у меня право на убийство? В честь чего я должна распоряжаться жизнями людей. Пусть даже отвратительных! Кто я вообще такая, чтобы решать кому жить? - накручивала себя Яна, не подозревая, что просто так от взятых обязательств не избавиться. - Почему на меня свалилось какое-то говно, а не добрые силы? Почему не возможность исцелять, совершать чудеса, сеять доброе вечное? Стать нормальным мессией с позитивными задачами? Почему должна нести смерть и страдания?»

Нет, не об этом Яна мечтала всю жизнь. Сейчас, она отчаянно испытывала острое желание освободиться от свалившегося зловещего бремени. Жалея себя, Яна почувствовала, как от мыслей заломило голову, во рту пересохло, накрыл внезапный жар. Чем большую убежденность она испытывала в ошибочности возмездия, чем настойчивее отказывалась от новых способностей, тем ей становилось хуже. Буквально за одно мгновение, за одну пронесшуюся крамольную мысль о несправедливости, Яну полностью обесточило. Её мутило, бросало в холодный пот, а она яростно продолжала сопротивляться неведомым силам до тошноты, до спазма во всем теле. Яна безмолвно кричала о чудовищном, ошибочном пути. Если в эту минуту отчаяния высшие силы изъявили готовность услышать, она бы отказалась от выполнения миссии, сгоряча скинула с себя полномочия. Но сверху бесстрастно безмолвствовали.

Калина медленно тронулась, освобождая место для парковки и по черепашьи поползла мимо. Девица с искореженным от ярости лицом что-то выговаривала, не глядя в сторону Шевроле. Все происходило словно в замедленной съемке: заторможенный поворот головы, плавное переключение скорости. Воздух вокруг застыл. Яна могла рассмотреть свет фар в движении. Апогей, точка, и вдруг в один миг все рухнуло. События завертелись с бешеной скоростью. Наверстывая упущенное, Яна разразилась грязной бранью, отдавая накопленную боль через отборный трехэтажный мат. Внезапно ей полегчало. Выплеснутой ложки отчаяния хватило, чтобы давление клокотавших эмоций снизилось. Страшная составляющая произнесенных ругательств, нежданно-негаданно вернула самообладание.

Она нажала на газ, дерзко и лихо втыкая на освободившееся место автомобиль, не заботясь ровно вывернуть колеса после остановки. При этом Яна одновременно, не отдавая себе отчета, растягивала прилипшую нить «яжематери». До дома доедет расписная, как хохлома. Будет повод прижать хвост.

Миссионерку кидало из крайности в крайность. Секунду назад она сетовала на обретенную способность убивать, а в следующий миг применяла её по назначению.

Яна на автопилоте поднялась в квартиру, открыла дверь. Едва переступив порог, разжала руку, громко брякнув сумкой об пол, и на ходу снимая с себя одежду, устремилась к кровати. Она мечтала, чтобы её оставили в покое, хотела забиться туда, где её никто не найдет и будь что будет. Женщина нырнула в холодную постель, скрючилась в позу эмбриона и накрылась одеялом с головой, оставив наружу только нос. Психика не справлялась с нагрузкой. Организм, защищаясь, стремился к забытью, полностью блокируя внешние раздражители. Мозг отказывался что-либо анализировать, закатывая в подвал сознания причины нервного срыва. Недавние происшествия теряли значение, чувствительность притупилась, мысли густым туманом уносились вдаль, осушая слезы на лице. Яна проваливалась в спасительную дрему.

Тем временем, лежа на ламинате своей гостиной, в вечный сон погружалась и Виктория Вячеславовна.

***

Ласковые невидимые облака качали Яну в невесомости. Она парила высоко над землей, забавляясь с окружающим пространством: любое, малейшее движение кончиками пальцев отзывалось в воздухе переливчатой волной. Разноцветные блики, словно круги на воде, расходились в разные стороны. Мягкие, полупрозрачные волшебные искорки, ярко вспыхивали, кружили вокруг волшебными снежинками, а затем постепенно растворялись в чудесной благодати. Необыкновенно приятная нежная музыка разливалась негой по телу. Вокруг царили спокойствие и наслаждение. Перед глазами возникали пророки и мессии, ставшие духовными вождями человечества. Все они имели одно божественное происхождение и пускай возникали в истории человечества в разные времена, и их учение выливалось в разные конфессии, священной сути это не меняло.

Постепенно ясный небесный свет начал менять окраску, жадно впитывая в себя невесть откуда взявшиеся темные тона. На чернеющем фоне мелькали лица мужчин и женщин, которых она никогда не видела, но знала о них седьмым чувством. Проскочил мимолетным видением Витёк, вспыхнул и тут же погас образ Невзоровой. Тучи сгущались, пока не стали совсем тягучими, мрачными и тяжелыми. В поглощающей свет черноте огненными стрелами, вызывающими тревогу, высветились цифры и руны. Гулкий низкий голос произнес:

- Время идет. Срок 7 лет, 7 месяцев, 7 дней, 7 часов, 7 минут, 7, 7, 7…

Глубокий звук стихал, пропадая в дали, руны гасли. На их месте проявились четыре серых мутных облака, угрожающе быстро разрастающиеся в размерах. Заполнившееся тьмой пространство вдруг резко взорвалось, разорвав черную густую пелену. Яну вышвырнуло из сна.

Чудовищный взрыв с горящей атмосферой и разлетевшейся на осколки вселенной на некоторое время задержались в реальности. Яну лихорадило, сердце раздирало грудную клетку. Чувство апокалипсиса и непередаваемого горя не давало полно вздохнуть. Её сотрясало в невидимой центрифуге, крутило, перемалывало, но другой боли, кроме давления в груди, не ощущались. Страдания выливались через черную воронку где-то далеко внизу. Широко открытые глаза смотрели в кромешную жуткую тьму, заворачивающуюся смерчем. Яна находилась в эпицентре хаоса. Лишь только в голове четким размеренным ритмом с тактом в две секунды шел отсчет, вытаскивая сознание из потустороннего мира.

-… четыре, пять, шесть, семь!

На последнем счете кошмар начал отступать. Постепенно проявились очертания темной комнаты. Сквозь рассеивающуюся мглу она начала различать окно, собранные волной шторы, кресло, стены. Яна с трудом отходила от шока. Первой отреагировала кожа. Мокрая от слез подушка и слегка влажная шелковая простынь неприятно холодили, скомканное одеяло валялось в самых ногах, прикрывая только ступни, от чего было ненамного теплее. Вскоре тело начало согреваться. Звенящие конечности успокаивались, дыхание приходило в норму, Яна шевельнулась. Все функционирует, все на своих местах. Разорванная плоть – лишь плод дурного сна. Действительность медленно, но верно возвращалась.