Рукопись моя «затерялась» в кабинетах издательства. Ее так и «не нашли» и мне не вернули. К счастью, у меня сохранились отдельные фрагменты и нуждавшаяся в доработке копия.
Я решила вернуться к рукописи через двадцать лет в связи с приближением 50-й годовщины (2 декабря 2006 года) этой оптимистической трагедии Кубинской революции. Уверена, что драматичная эпопея восьмидесяти двух с «Гранмы» по прошествии и полувека, и целых столетий будет достойна внимания новых поколений борцов, ведущих битву за справедливое мироустройство. Отвага, дерзновенность, величие духа героев-мучеников неотделимы от борьбы за честь и достоинство Человека.
Без принципиальных изменений я сохраняю свое прежнее обращение к читателю в надежде на то, что позиция автора будет понятна ему, даже если не все окажется приемлемо.
Завершению же первой рукописи предшествовала скрупулезная двадцатилетняя работа по собиранию материалов. Вначале это были только свидетельства кубинской и советской прессы. Но они с самого начала настораживали своей, как мне сразу показалось, недостоверностью в погоне, возможно, за некоей сенсационностью. А это вело к искажению картины борьбы. Так, неверно был представлен первый – сразу по прибытии на Кубу – бой колонны экспедиционеров в Алегриа-дель-Пио (5 декабря 1956 года) с регулярными частями батистовских войск, искажены фактические данные о количестве погибших и оставшихся в живых, но оказавшихся в заключении участников экспедиции. На страницах прессы тиражировались две цифры: 70 погибших, 12 выживших. Цель этой фальшивки мне как историку, ученому была непонятна. Но ясно другое: она не столь уж безобидна с точки зрения истины и исторической справедливости. Изображать дело таким образом, что двенадцати человек было достаточно, чтобы обеспечить свержение военной диктатуры, за спиной которой стояли США, значило, на мой взгляд, без должного уважения отнестись к памяти павших в первом бою экспедиционеров и их не омраченной недоверием жажде увидеть свою страну свободной от тирании. Это было равнозначно недооценке готовности народа к предстоящим будням суровой борьбы, к оказанию поддержки вооруженной колонне Фиделя Кастро, а рядовых борцов – к риску во имя спасения от расправы тех, кто уцелел в той первой, заведомо неравной битве.
Нужна была кропотливая работа по восстановлению истины. Понадобился анализ, чаще поисково-сопоставительный, записок и воспоминаний участников борьбы в горах Сьерра-Маэстра, которыми они делились уже после победы революции. Но и этого было недостаточно для того, чтобы понять величие и значимость такого выдающегося эпизода Кубинской революции, как высадка десанта с «Гранмы», для реализации разработанной Фиделем стратегии, начиная с экстренно выпущенного манифеста в ответ на военный переворот Фульхенсио Батисты 10 марта 1952 года. Этот манифест, адресованный обществу через считанные часы после захвата диктатором Президентского дворца, вошел в историографию политической «дуэли» Фиделя с диктатором Батистой под названием «Это не революция, а разбойное нападение».
По мере изучения темы становилось очевидно: нужны более основательные документы. Благоприятные условия для продолжения работы над темой я получила уже после перехода в сектор Кубы Института Латинской Америки АН СССР. Я благодарна его директору, крупному ученому-экономисту В.В. Вольскому, которому тема героики была внутренне близка как незаурядному человеку и, я думаю, как Герою Советского Союза, прошедшего сражения на фронтах Великой Отечественной войны.
Не могу не сказать еще об одном благоприятном для меня факте. На одной из научных конференций по истории и экономике Кубы страницы этой эпопеи приоткрылись с неожиданной, но очень обрадовавшей меня стороны. В моем близком окружении оказался на редкость интересный человек – ученый, доктор исторических наук, лично знавший экспедиционеров еще на стадии их подготовки к высадке. Выступление Н.С. Леонова на конференции меня буквально очаровало, и я подумала тогда, как тесен мир и как мы все зависим друг от друга.
Шел 1978 год. Мне как одному из авторов совместной с кубинскими военными историками книги «Мужество и братство. Valentia у Fraternidad» удалось отправиться в научную командировку на Кубу, где к тому времени в Музее Революции была развернута работа по созданию архива. Центр военной истории РВС Кубы оперативно, тщательно, с огромной ответственностью перед памятью погибших в революции борцов сумел в короткие сроки собрать ценнейший материал о героике и буднях повстанческого движения в стране. Мне повезло: одной из первых, с еле скрываемым душевным трепетом держала я в руках уникальные оригиналы документов, в которых шаг за шагом был зафиксирован ход борьбы в горах Сьерра-Маэстра и в подполье после высадки отряда с «Гранмы».
Считаю особенно ценной для себя как автора возможность непосредственного общения с участниками революции и, конечно же, с экспедиционерами «Гранмы». Со многими из них у меня сложились тогда добрые, теплые отношения. Память жива. А еще больше – чувство радости и ответственности ученого, которому выпало редчайшее счастье прикоснуться к живым страницам летописи революции, к судьбе ее самоотверженных борцов, изменивших ход истории своего народа. Дорогого стоит доверие к моему слову историка людей безупречной чести, определивших собственную судьбу по шкале верности высоким идеалам борьбы за независимость своего народа.
У устных воспоминаний, которыми делились мои собеседники, есть неповторимая особенность. Они непроизвольно вводят тебя как слушателя в атмосферу былых сражений и битв. И психологическое состояние авторов этих воспоминаний на миг передается тебе, и ты уже не мысленно, а словно в реальности окунаешься в водоворот событий. Например, той драмы, которая разыгралась при высадке с «Гранмы». Особенно я это ощущала при встречах с моим, смею считать, большим другом, рулевым яхты Норберто Кольядо. Талантливый рассказчик буквально на моих глазах превращался в того рулевого, который одним из первых осознал, что до берега отряду не доплыть и что со всем грузом придется прыгать прямо в воду, спасая не только себя, но и снаряжение.
Первый разговор с ним не планировался заранее. Для меня – так же, как и для него – встреча 12 февраля 1978 года стала полной неожиданностью. Но уже на следующий после нашего знакомства день он пришел в архив, где я работала, взволнованно держа в руках рулончик бумаги, который оказался цветной фотографией «Гранмы». Развернул, сделал дарственную надпись: «A la companera Zoja Socolova del Timonel del Granma. Teniente Coronel. Norberto Collаdo. Ano del ХI Festival. 2-13-78» («Товарищу Зое Соколовой от рулевого „Гранмы”. Подполковник Норберто Кольядо. Год XI Фестиваля. 02.13.78»). И протянул мне фотографию со словами: «Это самое дорогое, что было в моем доме. Я снял фотографию со стены, чтобы подарить тебе, Зоя». Храню как реликвию.
В ходе наших бесед постепенно вырисовывалась картина жизни этого мужественного человека, который не без гордости подчеркивал, что его день рождения совпадает с днем рождения Красной Армии – 23 февраля. А в 1981 году он и его близкие друзья, Магали Чакон и Андрес Кастильо, 7 ноября навестили меня в гостинице с символическим названием «Сьерра-Маэстра», чтобы поздравить с 64-й годовщиной Великого Октября.
– А это тебе, – сказал Кольядо и, развернув листок с собственноручно, на моих глазах выполненным рисунком, протянул его мне со словами: «Наша Аврора». Это было карандашное изображение яхты «Гранма», преодолевающей бурные волны.
Все это – столь необходимые празднично-будничные детали, помогавшие лучше понять внутренний мир, характер одного из героев этой книги. Тогда-то 60-летний рулевой «Гранмы» и рассказал мне немного о перипетиях своей жизни. Детство прошло на берегу Карибского моря, в Батабано, в семье рубщика губки. Один из десяти братьев, рано приобщившийся к жизни профсоюза губочников, подпольно распространял среди молодежи газету «Карта Семаналь», а иногда и читал вслух отдельные статьи по просьбе рыбаков и губочников. Эта газета Народно-социалистической (первой коммунистической) партии пользовалась успехом. Он считает, что ему повезло и со школой, где преподавали очень эрудированные учителя-коммунисты. Однако ему удалось закончить только восемь классов, потому что в 1935 году по личному распоряжению Батисты школу закрыли. Пришлось устроиться рыболовом: ловил неводом и с помощью специальной корзины. А как только началась Вторая мировая война, с головой ушел в работу, как активист Социалистической молодежи. Как знающего море Норберто рекомендовали на учебу в Морскую академию и направили в США. Но там были нужны люди с белой кожей, негру путь к офицерской специальности был закрыт. Однако, как оказалось, не хватало специалистов-акустиков для субмарин. Ему предложили сдать экзамен на акустика в числе нескольких десятков претендентов. Этот сложный экзамен выдержали только три человека, и среди них – 20-летний Норберто. Его вернули на службу в военно-морские силы Кубы. За храбрость и боевые успехи в уничтожении германских субмарин Норберто Кольядо получил тогда орден Антонио Масео за № 1. Причем этот орден был учрежден Конгрессом США специально для моряков-кубинцев. По закону кавалеру ордена полагались пожизненные привилегии. С окончанием Второй мировой войны в 1945 году ему предложили службу в Морской полиции Кубы, но от нее он отказался по этическим причинам. Орден за ним сохранили, а за «дерзость такую» отобрали пожизненные привилегии. Последовали всякого рода провокации, слежка и всякое прочее, закончившиеся тюрьмой на острове Пинос. С выходом из тюрьмы Кольядо получил помощь только от благороднейшей, по его словам, семьи Хесуса Монтане, проживавшей в столице острова Пинос – Нуэва-Хероне. Теперь для него был приемлем только один путь – продолжение борьбы с режимом Батисты, что и привело его в конечном итоге на яхту «Гранма» в качестве рулевого.
