Теперь она думает, что шаги, которые она слышала тогда утром, были шагами Эзлем.

Прервать беременность так же просто, как почистить зубы. Достаточно назначить дату. Консультацию можно получить в любое время, но не в том ключе, как это было еще в начале XXI века, никто больше не укоряет женщин. Процедура не облагается штрафом. Кто не хочет детей, не обязан их иметь. Само собой, принять решение рекомендуется в течение первых трех месяцев. Ударение на «рекомендуется». Но едва ли кому-то из женщин требуется больше времени. Как правило, беременность выявляется на самых ранних сроках, почти все каждый месяц проходят стандартное обследование и получают результаты анализов мочи и крови с помощью КОС на дому. Если обнаруживается что-то особенное, об этом сразу сообщают. КОС определяет, какие лекарства следует принимать, и нужна ли консультация врача. Большинство проблем со здоровьем, которые считываются по результатам анализа крови и другим показателям, можно избежать благодаря своевременно прописанным медикаментам или определенным рекомендациям – ешьте больше или меньше того или другого, двигайтесь больше или меньше, внимательно следите за сном, пейте больше воды, меньше кофе и т. д. Поэтому регулярный контроль так важен.

Прежде чем лекарства у Лины заканчиваются, в назначенное время их доставляет дрон. Иногда там оказываются дополнительные препараты, она уделяет слишком мало внимания приему витаминов и минералов. Или КОС присылает руководство к действию на смарткейс, главным образом: «Следите за фазами отдыха». Из-за уведомлений она порой выключает КОС и ставит в такой режим, будто она спит. Она знает, что незаконно изменяет алгоритмы и лишает исследователей важных данных. Данные Лины невероятно ценны. Ее должны мучить угрызения совести – в том числе потому, что она подвергает риску свое здоровье.

Она встает, берет сумку и идет в ванную. Когда спустя двадцать минут выходит оттуда – чувствует себя другим человеком. Здоровым, крепким, активным. Санитар, который заходит за подносом, едва узнает ее. Она говорит ему, что идет в отделение гинекологии обсудить кое-что. Он предлагает уведомить врачей о ее визите, чтобы ей не пришлось ждать. Она вежливо отказывается.

По пути к лифту она пытается сориентироваться. Правда, она знает эту больницу лучше, чем хотелось бы, но несмотря на это у нее каждый раз возникает страх заблудиться. Внушительная доска на стене информирует, что отделение интенсивной терапии расположено на втором этаже. Лина не надеется, что ее пустят к Яссину, возможно, удастся что-нибудь узнать. Или, по меньшей мере, увидеть его издалека.

На втором этаже она выходит из лифта и идет по коридору.

– Вам помочь? – спрашивает санитар. – Вам необходимо разрешение для того, чтобы находиться в отделении интенсивной терапии.

– Я пациентка, – отвечает она.

– Но определенно не реабилитационного отделения.

– Собственно, я ищу Яссина Шиллера. Он здесь?

– Только с разрешением, – говорит санитар и хочет уйти.

Она кладет ладонь ему на руку.

– Пожалуйста, – говорит она. – Он мой начальник. И близкий друг. Я только хочу знать, как он.

Она чувствует, как он смягчается под ее умоляющим взглядом, но он профессионал, эти аргументы на него не действуют.

– Мне очень жаль, – говорит он и уходит.

Она должна придумать что-то другое, решает подождать, пока дверь снова откроется. Возможно, ей удастся проскользнуть.

В течение нескольких минут заходит и выходит только персонал. Лина делает вид, что занята смарткейсом, старается быть незаметной. В какой-то момент выходят двое мужчин, с виду не похожие на сотрудников больницы. Лина проскакивает мимо них в открытую дверь, и они даже не пытаются ее остановить.

Она сразу же находит его бокс, перед ним стоит Эзлем. Она разговаривает с женщиной, которую Лина видит со спины. У нее короткие светлые волосы, она постоянно кивает, закрывает руками лицо, как человек, который старается не заплакать. Эзлем видит Лину и впадает в замешательство, но быстро приходит в себя и продолжает вести разговор.

Лина смотрит в бокс через стекло. Яссина невозможно узнать. Он подключен к аппаратам, голова забинтована, лица не видно за кислородной маской. Она различает, как его грудь словно механически вздымается и опадает под одеялом. Это не Яссин, проносится в ее голове. Яссин не здесь, не в этом боксе, не в этом теле.

Она слышит, как Эзлем покашливает, и оборачивается. Женщина тоже оборачивается, видит Лину, застывает.

– Я сейчас приду, – говорит Эзлем Лине громко и напряженно, совсем не так, как обычно. – Может, подождешь меня снаружи?

Лина не понимает, как реагировать, но потом кивает и идет обратно к двери, которая отделяет реанимацию от всего остального мира. В этот момент женщина стремительно бросается к ней, хватает за руку и тянет назад. Лина чуть не падает от рывка, отбрасывающего ее. Женщина хватает ее за горло и кричит ей в лицо: «Что ты сделала с моим мужем, грязная шлюха, кусок дерьма?». У Лины кружится голова, она пытается освободиться, но чем больше она сопротивляется, тем сильнее та сжимает горло. Эзлем пытается разнять их, получает удар в нос, сразу начинает течь кровь. Лина задыхается, стонет, в следующий момент чувствует удар коленом в живот. Она валится с ног, опрокидывается вперед, опирается на руки и блюет на пол. Все вокруг снова погружается во мрак.

– Кровотечение есть? – слышит Лина мужской голос.

– Что с ребенком? – говорит другой мужчина.

Пронзительные крики женщины, которая на нее набросилась. Жены Яссина.

– Какой еще ребенок? – По голосу похоже на Эзлем, но в ушах у Лины шумит. Все равно, как она ни пытается, она не может сфокусировать взгляд, все расплывается. Лина закрывает глаза, концентрируется на шуме, хочет, чтобы он перекрыл вопли женщины. Очевидно, она лежит на носилках, ее уносят. Ругань стихает. Бормотание и шаги. Другие помещения, лифт. Она слышит только дыхание людей вокруг, они молчат. Снова коридор, шаги, бормотание. Она понимает, что лежит в кровати, открывает глаза, похоже, она в своей палате. Рядом с ней двое мужчин.

– Мы делаем УЗИ подчревной области, – поясняет один из них. Лина закрывает глаза, дышит ровно, слушает удары сердца. Она ощущает холодный прибор на голом животе. Проходят минуты, но никто не произносит ни слова. Лина с удивлением замечает, что испытывает страх за то, что растет в ней, волнуется, как бы чего не случилось. Рот перекошен, живот, руки, ноги сводит судорога. Она заставляет себя расслабиться.

– Все в порядке, – говорит один. – Мы возьмем кровь и подождем еще немного. Если в течение нескольких часов кровотечения и боли не будет, опасности нет.

Лина кивает, не открывая глаз, протягивает руку, чтобы у нее взяли кровь из пальца.

– Или вы не хотите сохранять?

– Я прямо сейчас должна решать? – ее голос звучит раздражительнее, чем ей хотелось бы.

– Нет, но здесь отметка, что вы собирались посетить гинеколога, чтобы обсудить прерывание беременности.

– Сейчас я буду спать, – говорит она, ждет, пока шаги мужчин стихнут, пока закроется дверь.

Она не хочет ребенка. И никогда не хотела. Беременность для нее опасна, роды могут убить ее.

Она никогда не задавалась вопросом, существует ли опасность для ребенка. Медицинское обслуживание во всех сферах развито так высоко, что она об этом даже не задумывалась. Детская смертность находится в пределах тысячной доли. С тех пор как меньше двадцати лет назад совершили прорыв в исследовании антибиотиков, направленных против мультирезистентных микроорганизмов, дела уверенно пошли в гору. С массовой смертностью в Европе было покончено. Разработали эффективные лекарства против рака. Процент отторжений при трансплантациях значительно снизился. Операции, которые перенесла Лина, были бы невозможны без прогресса в этом направлении.

И теперь она должна своей устроенной, не единожды спасенной жизнью рисковать ради ребенка, которого никогда не хотела? Она не может требовать, чтобы Яссин из-за нее отказался от прежней жизни, опасность того, что она умрет при родах, слишком высока. А если нет, что ей делать с ребенком? Ее родители были бы, пожалуй, рады и воспитали бы его. Или сестра, у нее уже трое. Компромисс всегда найдется. Вот только зачем ей этот ребенок?