— Ничего не видно. Ни черта. Шар может быть гладким, как мрамор, или изрезанным скалами и пропастями, как большая вафельница. Нам придётся садиться наугад, вот и всё.

Рука Милдред, лежавшая на плече Энрайта, дрожала.

— Ты же знаешь, как мало шансов избежать крушения, если спускаться на Землю вслепую, наугад!

— Остаётся надеяться, что здесь более ровная поверхность, чем на Земле, — сказал Бем.

Он опустил нос самолёта. Больше разговоров не было. Он выключил фары и стал всматриваться вперёд, надеясь, что так сможет увидеть больше. Но там по-прежнему не на что было смотреть. Не на что! Альтиметр показывал десять тысяч футов. И они понимали, что он показывает правильно. Как ни странно, они чувствовали огромную массу под собой. Но всё, что они могли сделать, это чувствовать её. Они могли видеть её не больше, чем разглядеть чёрный бархат в тёмной комнате.

Альтиметр показал шесть тысяч футов, потом четыре, потом одну.

— Скажите им, чтобы держались, — бросил Бем, облизнув потрескавшиеся губы.

Милдред пошла назад. Энрайт увидел сквозь стеклянную перегородку, как шевелятся её губы, как она садится и хватается за мягкие подлокотники кресла.

Пятьсот футов. Двести. Повинуясь какому-то инстинкту, Бем до минимума снизил обороты двигателей. Колёса заскрежетали, и самолёт сильно тряхнуло. А затем они приземлились со столь сильным ударом, что разорвал бы Т-12 на куски, если бы он весил как обычно, а не, возможно, четверть земного веса.

Бем попытался затормозить, но самолёт, казалось, собирался мчаться по поверхности бесконечно. Они кусали губы, шептали проклятия, похожие на молитвы, и ждали, что вот-вот налетят на препятствие или рухнут в бездонную пропасть. Но ничего этого не происходило. Самолёт опускался и поднимался, как будто катился по волнам окаменевшего океана, и, наконец, остановился, целый и невредимый.

— Двигатели! — прозвучал скрипучий голос Гейтса. — Не останавливайте их полностью. Возможно, мы не сможем запустить их снова в такой холод. И нам нужны генераторы для питания этих костюмов.

Бем переключил двигатели на самые низкие обороты холостого хода и облизал сухие, потрескавшиеся от холода губы.

— Ну что ж, — сказал он, — мы на месте. Где бы это, чёрт возьми, ни находилось.

— Интересно, есть ли в этом месте залежи буры? — раздался спокойный, сухой голос Гейтса.

За бортом, судя по показаниям термометра, было минус пятьдесят два градуса (-46,67 °C). Или чуть холоднее. Мужчины выбрались на крыло, и температура оказалась примерно соответствующей показаниям. На какое-то время они оказались отрезаны от согревающего тока, вырабатываемого медленно вращающимися двигателями, но некоторое время они могли потерпеть холод. Самой большой проблемой было дыхание. Они едва могли иметь достаточное количество воздуха в кабине с помощью кислородного баллона. Здесь, снаружи, каждый вдох разрежённой атмосферы был мучением. Но и это они могли вынести, хотя и недолго.

Все посадочные огни были включены и направлялись вниз. И результат был фантастическим. Сразу под самолётом свет исчезал, как это бывает, когда свет попадает на непрозрачный объект. Однако они не могли разглядеть, что за вещество останавливало его лучи. Создавалось впечатление, что самолёт располагался на матовом чёрном стекле, не отражавшим ни лучика света и сквозь которое глаз мог проникать до тех пор, пока взгляд не терялся в пустоте.

Вот самолёт, залитый ярким светом. Лучи прожекторов кажутся твёрдыми столбами, похожими на короткие ножки, на которые опирается Т-12. А потом нет ничего.

— Планета невидима, — сказал Энрайт.

— Нет, — возразил Фаулер. — Если бы она была невидимой, мы могли бы смотреть сквозь неё, видеть звёзды, находящиеся за ней. Вещество, из которого она состоит, совершенно не отражает свет, вот и всё.

— Я не уверен, что это имеет какое-то значение, — уныло сказал Бем. — Мы не сможем здесь выжить. Разрежённый воздух и холод делают это невозможным, даже если предположить, что здесь можно будет найти какую-то еду или воду для питья. Мы не в лучшем положении, чем были там, наверху.

Он махнул рукой в сторону пустоты холодного великолепия космоса.

— По крайней мере, здесь мы сможем прожить дольше, — запротестовал Энрайт. — Мы сможем продержаться ещё несколько часов после того, как закончится кислород, прежде чем замёрзнем насмерть. Здесь, внизу, теплее, и…

— И что? — раздражённо спросил Гейтс, когда Энрайт замолчал.

Молодой пилот отвернулся от кабины, вглядываясь в тьму за огромным крылом. Потом заговорил, не поворачивая головы.

— Я, наверное, схожу с ума.

— Я бы сказал, что в данный момент никто из нас не находится в здравом уме, — сухо отрезал Гейтс. — Но в чём заключается ваша особая форма помешательства?

— Мне показалось, что я увидел, как там что-то движется.

— Что?

Остальные столпились рядом с ним. Затем Гейтс сказал:

— Как вы могли увидеть, что что-то движется, когда в этом проклятом месте вообще ничего не видно? Что, по-вашему, вы видели?

— Глаза, — ответил Энрайт, всё ещё пристально глядя в ту сторону. — Или пару светлых пятен в темноте, напомнивших мне глаза.

— Если бы здесь был кто-то, кто мог бы двигаться, — назидательно заметил Фаулер, — вряд ли у этого кого-то были бы глаза. От них нет никакого толку, когда не на что смотреть.

— И всё-таки это возможно, — парировал Гейтс, — ведь другие глаза может увидеть здесь то, чего не видят наши. Я не вижу причин, почему…

— Смотрите! Вот они! Глаза! Я действительно их видел!

Люди всматривались в ту сторону, стоя на крыле. Бем воскликнул, остальные смотрели молча.

В непроницаемой тьме были едва различимы два тусклых пятна. Они выглядели как круги из тёмно-серой бумаги, идеально круглые, располагающиеся примерно на расстоянии фута друг от друга и, возможно, вдвое меньше в диаметре.

Они превратились из кругов в узкие эллипсы, как будто голова, в которой они находились, повернулась в сторону. Затем они исчезли.

Мужчины посмотрели друг на друга. По обоюдному согласию они направились обратно к двери, ведущей в салон самолёта.

— Здесь есть жизнь, — прошептал Бем.

— По крайней мере, есть что-то движущееся, — спокойно поправил его Гейтс.

— Опасность? — поинтересовался Энрайт.

Гейтс пожал плечами.

— Невозможно сказать наверняка. Если бы эти глаза были расположены на голове того типа, что обычно встречается на Земле, они указывали бы на очень крупное животное, судя по их размеру и расстоянию между ними. Но они могут быть расположены на антеннах и принадлежать совсем маленькому и безвредному существу.

— Есть один способ это выяснить, — сказал Энрайт, и с его губ сорвался звук, который должен был означать смех, но превратился в нечто совершенно иное.

— Не будьте дураком, — возмутился Гейтс, хватая его за руку, когда тот двинулся вдоль крыла. — Зачем рисковать своей жизнью, прежде чем смерть станет неотвратимой?

— Возможно, там то, что мы сможем использовать в пищу… — начал Энрайт, несколько неуверенно.

— Или там может быть кто-то, кто решит использовать в пищу нас! Смотрите!

В голосе Гейтса ни на грамм не убавилось его прежней сухой иронии. Но едва уловимый дополнительный нюанс или что-то в этом духе заставило всех троих быстро обернуться.

Снова появилась пара глаз, теперь, казалось, они приблизились. К тому же теперь они были не одни.

То тут, то там, испещряя черноту, без каких-либо звуков, сопровождающих их появление, появлялись другие тусклые серые круги. Парами. Всегда парами. И почти на неизменной высоте от невидимой поверхности вещества, из которого состояла эта маленькая планета: около пяти футов.

— Их десятки, — напряжённо произнёс Бем. — Интересно, что это за дьявольщина?

Он вгляделся в небо, пытаясь разглядеть на фоне звёзд очертания владельцев глаз. Но звёзды были рассыпаны недостаточно густо. То тут, то там, на фоне звёздных скоплений, он мог заметить короткий изгиб, который мог быть спиной или головой одного из существ. Но это было всё.