— Ну? — прошипел он, спустя ещё десять секунд.

— Сейчас-сейчас, — буркнул я.

Затем сделал несколько шагов от сарая к стене дома, взял в руки лопату и, резко ударив черенком в замёрзшую и покрытую утоптанным снегом землю, крикнул:

— Трах-тибидох!

И белка, моментально отбросив морковь, которая была с неё размером, молнией пролетела по двору, за пару мгновений запрыгнула на сугроб и рванула в сторону леса.

— Это сейчас чего такое было? — чуть не заплакал старик. — Это ты сейчас чего такое учудил? Это так твои индейцы охотятся?

— Харитоныч, ты что оголодал? — абсолютно серьёзно спросил я, прекратив придуриваться. — Я вчера ящик свиной тушенки приволок. Картошка есть, крупы есть, макароны в наличии. А у белки в лесу нет ни хрена. Белки, зайцы, лисы — это же наши братья меньшие. Что ж ты на своего брата, который голодает, с кочергой бросаешься?

— А что я по-твоему делать должЁн? — окрысился Харитоныч.

— Для начала сделай кормушку, орехов туда положи, морковку сунь, сухофрукты. И это будет правильно. На том свете зачтётся, — я показал пальцем на небо.

— А есть ли он тот свет? — прищурился старик. — Родился, умер и темнота.

— Темнота говоришь? Кем ты был до того, как я к тебе переехал? — прорычал я. — Самогонщик на крючке у милиции, который участковому по первому зову тук-тук-тку. А теперь ты — уважаемый человек, скульптор-художник экспериментального цеха. Завтра про тебя газеты начнут писать, поедешь на симпозиум делиться опытом в ГДР и в Финляндию. Может ещё и женишься на сорокалетней молодухе, если с этим делом завяжешь, — я щелкнул пальцем себя по горлу. — Как тебе такой поворот судьбы?

— Это всё случайность, — обиженно пролепетал Харитоныч.

— Ничего случайного в мире не бывает! — с жаром прошептал я. — Если жил ты как свинья, то останешься свиньёю. Значит, было в тебе что-то светлое и хорошее, и судьба дала второй шанс. А ты говоришь, что на том свете темнота. Да на том свете один свет, там всё про нас знают.

— Я тебе, Иван, вот что скажу, — пробубнил Иннокентий Харитонович. — Ты меня своей религиозной пропагандой не возьмёшь! — выкрикнул он. — Не на того напоролся! Залезет сюда в следующий раз какая-нибудь зверюга, убью! Вот этой самой макарыгой черепуху расплющу! — старик замахал кочергой как индеец томагавком. — Убьююю! Расплющ… — Харитоныч вдруг заткнулся на полуслове и, расплывшись в подобострастной улыбке, произнёс куда-то мне за спину, — здравствуйте, гости дорогие! С наступающим! — крикнул он и побежал открывать калитку, на пороге которой стояла заведующая столовой №5 Галина Игоревна и ещё одна барышня внешне чем-то похожая на Галину.

Девушки были одеты в настоящие норковые шубы и из-за невысокого роста и склонности к полноте выглядели сейчас как большие меховые комочки. Из чего я сделал сразу два вывода: наши гостьи родственницы и трудятся в торговле, которая при развитом социализме развивалась быстрее остальных отраслей промышленности, и шубки из норочки позволить себе могла.

— А мы тут, понимаешь, с Иваном белок кормим, — похвастался Иннокентий Харитонович, когда в доме был разрезан дефицитный торт «Наполеон», который принесли девушки, и разлит по кружкам наш копеечный грузинский чай. — Снег видите, как валит? Поэтому там голодуха, то есть это питание в лесу очень скудное. Вот мы и решили подсобить. Я завтра кормушку сделаю, чтобы всё было по-человечески: прискакали, понюхали, поели и обратно упрыгали.

— Иначе на завтрак зверей загоняем кочергой, — хмыкнул я, стараясь не захохотать. — Галина Игоревна, я так понимаю у вас ко мне какое-то дело? — я бросил короткий взгляд на циферблат часов и тяжело вздохнул, так как погладить надетые на себя джинсы и джинсовую рубашку уже не успевал.

— А вы разве сегодня работаете? — спросила меня двоюродная сестра Галины, которую звали Нелля.

— Да какой там, — вместо меня закряхтел Харитоныч, — у Ивана сегодня три концерта в ДК. Он ведь у нас ещё и Дед Мороз, по совместительству. Хоккеист, начальник цеха и артист, ха-ха-ха.

— Не я такой, жизнь такая, вот и кручусь, как белка в сарае, — ухмыльнулся я. — Галина Игоревна, я вас слушаю.

— Вы, Иван, говорили, что хотите для хоккеистов новые свитера заказать? — опять издалека начала заведующая столовой. — Вот моя двоюродная сестрёнка — начальник производства шерстяных изделий на швейной фабрике в Березниках. Они как раз специалисты по такой работе.

— Нужен только договор с заводским профсоюзом, мы с частниками не работаем, — сказала Нелля. — А ещё потребуется размер свитеров и принт: рисунок, узор и надпись.

— Договор? — пробормотал я и, встав с места, прошёл к маленькому отрывному календарику, который Харитоныч крепил под настенными часами и отрывал от него по листочку, когда прошедший день отправлялся в историю. — В эту субботу и в воскресенье, 4-го и 5-го января, у нас пройдут две домашние календарные игры, а 6-го договор, принт, узор и надпись я обеспечу, — сказал я, отогнув первые четыре листика совершенно нового календаря. — Доставлю прямо на фабрику. Кстати, Галина, пирожки для этих выходных уже в печи или все ещё в виде муки?

— Есть и в печи, есть и в виде муки, — захихикала заведующая. — Если так дело и дальше пойдёт, то моя столовая к концу вашего чемпионата выполнит годовой план.

— Если мы с Иваном что-то задумали, то можно сразу расчищать угол под переходящее красное знамя, — тут же ещё раз похвастался Харитоныч, и я уловил еле заметный запашок самогона, которого старик уже успел где-то тяпнуть. — А когда наши оловянные солдатики повалят на рынок, то там только держись, ух! Я может быть, в Германию поеду для передачи опыта.

— В ГДР, — поправил я хозяина лачуги и, выразительно посмотрев на часы, уже хотел было поблагодарить за трот и попрощаться, как наконец-то Галина Игоревна произнесла:

— Иван, мне нужно с вами по одному делу переговорить, желательно наедине.

— Да-да идите-идите, поворкуйте, я не возражаю, — крякнул Харитоныч.

Я недоумённо пожал плечами и, кивнув головой, пригласил Галину Игоревну в свою персональную спальню. Конечно, можно было воспользоваться для переговоров и баней, где я недавно поменял не только полки, но и пол. Однако тесное помещение парной комнатки для деловой беседы я счёл несколько неуместным.

— Иван, тут дело такое, как бы это сказать? — занервничала заведующая столовой, когда мы остались одни.

— Галя, говори прямо, а то мне уже пора, — буркнул я, ткнув пальцем в наручные часы.

— Завтра начинаются каникулы, и я подумала, что ваш вагончик около хоккейной площадки можно было бы открыть на постоянной основе. Дети прибегут, покатаются на коньках, проголодаются…

— Отличная идея, я только — за, — протараторил я, перебив девушку.

— Да, но мне отдавать 250 рублей за каждый день аренды очень дорого, — виновато пролепетала она.

— Согласен, — кивнул я. — Тогда поступим так: в день, когда проходит домашний матч, аренда останется прежней, а в остальное время от вас потребуется оплатить работу двух пенсионеров, которые обслуживают стадион — чистят лёд, разгребают трибуны и проделывают дорожки.

— Сколько? — Галина резко перешла на деловой тон.

— 330 каждому, — хохотнул я, но увидев округлившиеся глаза девушки, добавил, — шучу. Товарищи пенсионеры у нас зарабатывают по 4 рубля на брата. То бишь аренда в обычный день обойдётся в 8 рублей. По рукам? — я протянул Галине свою лопатообразную ладонь.

— Чудненько, — захихикала заведующая столовой, поджав мою руку. — А Новый год вы, Иван, с кем празднуете?

— С голодранцами он своими празднует, — ответил старик Харитоныч, беспардонно заглянув в мою комнату.

— Не с голодранцами, а с актёрами агитбригады «Фреза», — проворчал я.

— Вот я и говорю, с голодранцами, — упрямо произнёс старик. — Братцы, ну давайте уже что-нибудь выпьем посерьёзнее чая за наступающий год, который будет лучше прежнего! Душа ведь горит!

— Аха, горит синим пламенем, — буркнул я. — Девушки, сразу хочу предупредить: домашнюю настойку пить не советую. Кстати, самогон тоже. Чревато! Я ушёл, спасибо за торт!